Альпинисты Северной Столицы

ПЕРО СИЛЬНЕЕ ЛЕДОРУБА

“Pen is mightier then an axe” (Leslie Stephen)
Юрий Устинов – доктор физ.-мат. наук, проф., МС СССР

“Казалось, зрелище Гималаев откладывается на бесконечный срок. Снова гигантский занавес из облаков поднялся над Землей, и я готов был разочарованно отвернуться… как вдруг сумасшедшая мысль заставила меня поднять голову выше… Они были там - арктический континент небес, так высоко поднятый над землей, что его заоблачные цепи казались чуждыми этой планете. Даже мысль или само желание подняться на столь отдалённые и хрупкие вершины не могли, казалось, зародится в голове и сердце. Будь я рожден среди них, я был бы приучен поклонятся той бесконечной красоте, которую они символизируют, но, конечно, не карабкаться по их склонам и не попирать их ногой” (У. Мюррей).

            “Go and look behind the Ranges,
                        Something lost behind the  Ranges,
                        Lost and waiting for you, go!”

                               R. Kipling

“…Чем менее привлекательным становится стиль нашей жизни, тем сильнее нас тянет к истокам настоящих приключений. В самых разнообразных формах находим мы такие источники в природе, в горах, где раскрываются души и сердца…

…Кто это - горовосходитель? - Тот, кто с радостью и собственными силами побеждает высоту, кто готов для этого к лишениям, и, лазая в горах, постоянно совершенствует свои умения” (Герман Хубер).

Альпинизмом я “заболел” на втором курсе физмеха в ЛПИ им. М. Калинина. “Едем на Кавказ!” - с обычным энтузиазмом проагитировал меня Виктор Овсянников, и мы поступили с ним в альпинистско - горнолыжную секцию института. Интересная жизнь в крепком товарищеском коллективе (поражала забота о "новичках"), тренировки, выезд на скалы в Приозерск, а летом в альплагеря на Кавказе и Тянь-Шане, - и так каждый год до окончания института. Уже перворазрядником, после окончания института, пришел я в лабораторию физической электроники ФТИ АН СССР, где альпинизм и наука переплелись в моей биографии как две спирали ДНК.

Горы, горы… Романтическая одержимость ими в хорошо отлаженной полувоенной системе альплагерей! Одержимость подсознательная, не отдающая себе отчета, молодая, бесстрашная. Слова для выражения наших чувств мы брали у старших товарищей и великих героев альпинизма - наших оракулов, из “Аннапурны” Эрцога, “Завоевание Эвереста” Ханта, “Горы, мои горы” Бонатти. Мы дрожали от возбуждения, читая эти книги. Лашеналь, Террай, Ребюффа, Месснер, Хардинг, - мы поклонялись им. А "наши"…?  - Братья Абалаковы, Хергиани, Мышляев, наш Старицкий и многие другие из окружавших нас, - целый пантеон героев! Да, была она - роскошь общения с людьми, каждый из которых хотел быть героем, и многие - были! Для многих из нас альпинизм был всем единственным. “Если работа мешает альпинизму - брось работу!” - такой вот существовал императив.

“Альпинизм - это средство выражения человеческих чувств. Он находит свое оправдание в людях, которых он создает, в своих героях. В борьбе с вершиной, в стремлении к необъятному человек побеждает, обретает и утверждает прежде всего самого себя. В крайнем напряжении борьбы Вселенная исчезает, оканчиваясь рядом с нами… И тогда все может оказаться доступным, … и мы с уверенностью сознаем, что в нас есть нечто несокрушимое, сила, перед которой ничего не может устоять”. Это сказал Люсьен Дэви, президент Французской альпинистской ассоциации, провожая Мориса Эрцога в Гималаи. Мы упивались этими словами, повторяя их как заклинание, или мантру, а книга М. Эрцога была настольной у каждого из нас.

Большие люди оставляли великие тексты. “Pen is mightier then an axe” - “перо сильнее ледоруба” - сказано о творчестве Джеффри Юнга (1876-1958). И даже столько лет спустя, при чтении его мыслей все заботы нового времени отступают, уносятся ветром его светлого духа:

“…За лужайкой, через которую ежедневно проходили дети, стояла школа с колокольней, которая была застеклена маленькими панелями аметистового цвета. И вокруг этого плывущего в небе стеклянного воздушного замка из сказки носились и пели обитатели сказочной страны детства. Здесь оживали все детские сны, на этой лужайке играли все герои детской фантазии.

Когда я теперь прохожу под этой колокольней, я вижу только флюгер и конструкцию, застекленную розовым с редкими панелями более темного рубинового цвета, плохо подогнанными, но все-таки не безобразными. Они, кажется, краснеют за прошлые слабости, за хрупкие чары, которыми соблазняли шалунов на гравиевых дорожках детской площадки.  Феи с блестящими крыльями, как бы застывшие в воздухе над розовыми подоконниками, куда-то исчезли. Но и сейчас я сдерживаю дыхание и  невольно перехожу на цыпочки, проходя мимо. Мне кажется, что только что что-то произошло, или вот-вот должно случится, когда я пройду. Феи только ждут, чтобы их снова увидели, и это я как-то незаметно изменился, и не могу больше отчетливо видеть их.

Горы, кажется, посылают нам такой же призыв в нашей взрослой жизни. Ночами, в особенности, они, кажется, ждут, затаив дыхание, полные глубокого молчания, незримого присутствия и удивленного любопытства:  услышим ли мы, увидим ли что-нибудь на этот раз?

Временами,  когда мы одни, или когда в воображении мы чуть-чуть отрываемся  от Земли, мы почти чувствуем их тайну. Но она ускользает от нас при попытке выразить ее в словах, подобно музыке, которую мы слышим во сне. Или она становится общим местом, чем-то обычным,  подобно высохшей морской гальке, чья красота исчезает с остатками влаги...”.

   Арнольд Лан: “Паря на грани псевдомистицизма, Юнг верил, что существует идеальная, духовная, даже мистическая связь между восходителем и горой, которая может быть нарушена неверными психологическими установками, и определенно будет разрушена,  если технические средства будут все в большей степени помогать человеку в горах.

 Потеряв ногу (в Альпах!) в 1917 году, Юнг возобновил восхождения в 1927 году, некоторые из них - классика технического альпинизма (Грепон, Рекин и др.) - требовали  24-часовой непрерывной работы. А снега и спуски?! И это в 50-59 лет! Некоторые мысли о том, чего это ему стоило, есть в книге “Mountain with the difference.” Он был вынужден признать, что если физическое движение становится наказанием, напрасно цепляться за все, что менее важно, чем сами горы. А они дают человеку так много, что если преодоление физических препятствий и трудностей становится подавляющим, а маршрут - штурмом или осадой, истинные цели альпинизма исчезают.

Вильфрид Нойс, участник победной экспедиции на Эверест, писал, что Юнг стал более, а не менее значительной фигурой в альпинизме и президентом английского альпклуба после того, как он потерял ногу. Его книги “On nigh hills”, “Mountain craft”, “The grace of forgetting” стали классикой альпинистской литературы. Это об его творчестве было сказано: “Pen is mightier than an axe”.

Новейшая философия постмодернизма утверждает, что существует мощная энергетика текста, которую можно организовать, собирая разные тексты в одном. А сколько сказано об особой философии альпинизма?! Но ведь она в таких текстах! Лесли Стефен, Джордж Мэллори, А. Маммери и другие основатели альпинизма заряжали нас, поднимали над  повседневностью, давая возможность осмыслить свою жизнь в горах, звали дальше.

 Герман Буль писал после своего знаменитого одиночного восхождения на Нанга Парбат: “... Маммери - мой первый образец. Я мог бы встать перед ним и, заглянув в его глаза, честно сказать, что я поднялся на Нангу (кровожадную Нангу - кладбище немцев) так, как хотел он, не с помощью совершенной техники, а с лучшими побуждениями, честно и благородно, один на один с вершиной”.  Маммери был первой жертвой Нанга Парбат  в 1895 году. Вот что говорит Маммери в главе “Pieasures and penalties of mountaineering” из книги “Мои восхождения в Альпах и на Кавказе” (он был в Безенги в 1888 году!): “...Сущность альпинизма как спорта  состоит, очевидно, и исключительно, в соответствии мастерства восходителя и трудностей горы. Возрастанию мастерства соответствует возрастание преодолеваемых трудностей. И если искусство восходителя не возрастает по сравнению с преодолеваемыми трудностями, то альпинизм не становится менее опасным, чем был раньше.

Существо этого спорта лежит не в восхождении на вершину, но в борьбе и преодолении себя и трудностей. Счастливый альпинист, как и многоопытный Улисс, упивается битвой с равным себе, и этот восторг достижим только при покорении пиков, которые требуют предельного напряжения сил горовосходителя. Эта борьба имеет одинаковый риск  у первых восходителей, атаковавших легкие по сегодняшним меркам скалы, и у нас, штурмующих грозные вершины, и у идеального скалолаза будущего при покорении стены, которую мы сегодня считаем совершенно недоступной.

Собрать вместе все способности, физические, умственные и духовные чтобы победить мрачную пропасть, или узкий залитый льдом кулуар - дело достойное мужчины.

Истинный альпинист - это бродяга, странник, но не тот, который проводит все время, путешествуя в горах по путям предшественников (как велосипедист, который колесит по разрешенным дорогам Англии),  нет, я имею в виду человека, который любит места, где до него никто не был. Которого радует прикосновение к нетронутым скалам, который радостно прорубается в залитых льдом узких и мрачных кулуарах, где царят туманы и лавины с времен рождения земли из Хаоса. Другими словами, настоящий альпинист - это человек, который стремится к новым восхождениям. И независимо от успеха или поражения, его радуют возбуждение и праздник борьбы. Суровые голые скальные блоки, провалы в гребне  и черный вздувшийся лед в кулуарах, - для него это дыхание жизни. Я не претендую на объяснение этих чувств, еще менее способен объяснить  неверующим. Это нужно прочувствовать, чтобы понять, но это - источник радости, которая заставляет сильнее биться кровь в жилах, разрушая слезы цинизма и подрубая сами корни пессимистической философии.

Тот факт, что кому-то доставляет удовольствие карабкаться на крутую скалу, ни в коей мере не мешает ему же чувствовать  красоту природы. Эти два чувства абсолютно независимы: один человек любит лазать и при этом полностью игнорирует горный пейзаж; но он может любить пейзажи и ненавидеть скалолазание. Или он может посвятить себя этим страстям одновременно. Можно предположить, что те, кто более других привязан к горам и тянутся постоянно к их суровости, в самой полной степени обладают этими двумя источниками радости, это те, кто сочетает энтузиазм и веселье великолепного спорта с невыразимым восторгом, который вызывают форма, тон и краски громадных горных цепей.

Чувство независимости и уверенности в себе, вызванное громадными пропастями и бесконечными безмолвными снежными полями, восхитительно. Каждый шаг - здоровье, сила, радость. Суета и беспокойство жизни вместе с неотъемлемой вульгарностью, пошлостью плутократического общества остались далеко внизу, - грязные миазмы на дне дымных долин. Выше, в чистом воздухе и пронзительном солнечном свете, мы на равных с богами, и люди могут узнать себя и других, чего они стоят. Нет более славного чувства, чем при выходе на штурм мрачной отвесной стены с товарищами, надежными как наши предки, отцы нации.

Будучи спортом, не свободным от опасности, альпинизм заставляет нас изучить направления и источники опасности, а также методы, с помощью которых ее можно встретить и победить. В горах, как и везде, неожиданное всегда случается. Главный источник опасности - это необходимость непрерывной осмотрительности, неизменная готовность льда, снега и скал безжалостно наказать мгновенную забывчивость или пустячную небрежность.

Есть поучительная и очищающая сила в опасности, которую не найти ни в какой другой школе, и для мужчины очень важно узнать, что он создан не только для комфорта и ублажения женщины.

Невозможно узнать без личного опыта сколько времени можно полагаться на свою нервную систему. Длительное напряжение на протяженном ледовом склоне по-разному сказывается на людях. Для одних оно просто означает обострение способностей, и с каждым часом они становятся уверенней и надежней; для других это означает предельное истощение и коллапс.  Очень неприятно обнаружить, что ваш товарищ, казалось бы радовавшийся жизни вместе с вами, вдруг информирует вас, что сомневается, хватит ли у него сил стоять на ледовых ступенях, что у него дрожат колени, и что он может соскользнуть в любой момент. В такие минуты только религиозное воспитание останавливает от произнесения сильнейших успокаивающих душу проклятий, известных в английском языке. Могут сказать, что такой человек не должен идти в альпинизм. Но как же он узнает о возможности такого превращения в себе, если не пойдет в горы?  Человек никогда не узнает своих способностей, пока не испытает их, а это испытание включает риск. Ходить там, где проскальзывание ничем серьезным не грозит, пользы не принесет. В этом случае человек будет таким же хорошим или даже лучшим, чем его товарищи. Только понимание того, что в своей руке он держит жизни товарищей по восхождению, может вести и направлять его, а вовсе не технические трудности склона, которые для человека, идущего “по следам”, вырубленным для него, практически нулевые.

Понятно, что эти опасности “давят” на новичка много сильнее, чем на опытного альпиниста. Те, кто научился мастерству и провел 15-20 летних сезонов в горах, наверняка знают свои просчеты и слабости и будут, можно быть уверенным в этом, начеку. Опасность для таких “мастеров” в другом, и связана она, главным образом, с новыми экспедициями. В Альпах это - первопрохождения, и альпинист обычно знает, что если он вышел на вершину, путь вниз будет хорошо известным. Очень соблазнительно, поэтому упорствовать в восхождении, когда ключевые места пройдены, и команда идет вперед даже из страха перед возвращением по пути подъема. Никогда не следует поддаваться такому страху. Он может вовлечь команду в трудности, выбираться из которых не позволят ни время, ни возможности группы. Если по маршруту нельзя спуститься, по нему никогда не следует подниматься.

Я заставляю себя остановиться в надежде, что даже эти извлечения из главы “Награды и наказания альпинизма” книги Маммери дадут представления о человеческих и альпинистских качествах  А.F. Mummery, основоположника западноевропейского альпинизма. В его книге, 100 лет чарующей читателя, нераздельно слились практика личных восхождений, удивительные человеческие качества и глубоко продуманное сущностное осмысление альпинизма, ответ на вечный вопрос: “Зачем?”.

Может сложиться впечатление, что философские глубины альпинизма открывались только “европейцам” и выражались только ими. Это не так, хотя воспитание в наших горах, заметно отличавшееся от западноевропейского, включало постулаты и табу, “казнившие” проявления романтизма на уровне выше новичкового  и значкистского. “Action without reaction”, - этот императив индустриальный капиталистической эффективности работал гласно и негласно во всем техническом альпинизме. Владимир Балыбердин: “...Чем выше квалификация альпиниста, тем меньше у него романтического восприятия гор, так называемых "острых ощущений"... Чем выше квалификация, тем лучше альпинист чувствует  грань, через которую переходить нельзя. Весь наш опыт направлен на то, чтобы вероятность успеха  и гарантия безопасности приближались к ста процентам. С точки зрения стороннего неподготовленного наблюдателя, переживания мастера спорта гораздо бледнее, чем новичка, - он никогда не рискует, он все знает наперед. Но мастер получает  наслаждение от блестяще выполненной технической и тактической работы, наслаждение от того, что, пройдя сложнейший и опаснейший маршрут, он ни разу не подвергал себя опасности”. Почти такие же слова я слышал от В. Солонникова, А. Овчинникова, от В.М. Абалакова. Но не для них пишутся эти слова, а для  тех, кто идет следом.

Но и через табу советской эпохи прорывались прекрасные книги А. Дедюченко (“Без нужды в Зардалю”), А. Кузнецова (“Внизу Сванетия”), Ю. Бирюкова (“Тигр скал”), “Приключения в горах”, выпуски “Крутого мира”.

 - Что дала тебе Шаан-кая? - спросил я Павло. -  Я всегда чувствую за спиной эту гору. Она помогает мне с честью выходить из всяческих неурядиц. Она мое достоинство! И я подумал: “Не обязательно делать десятки гор - всего не переделаешь. Но обязательно надо иметь одну, серьезную, которая долго бы держала тебя в плену, когда в борьбе за жизнь проснулись бы в тебе все рудименты, и каждая клеточка молила бы: “Держись!” - И выдюжив подъем, ты шел бы вниз освеженный, обновленный, как бог, и смотрел бы на мир подобревшими глазами (“Шаан-кая” Ю. Бурлакова, “Ветер странствий” 18, 1983 г.).

А Высоцкий? Один раз был он в горах, в “захоженном” месте, но как почувствовал романтику  альпинизма, его высокую ноту. Правда, всего лишь романтику.

Или, вот,  В. Солоухин. Близко к альпинизму не стоял! А ведь как понял, почувствовал Гору! (“Прекрасная Адыгене”). И Гора - то – гора,  1б, Адыгене. -  Видно,  не технические “достоинства” прокладывают путь к сердцу новичка - читателя... Вот, Ушба!  Вершина самых  высоких альпинистских вожделений, не только в Европе, в мире, 37 маршрутов высшей категории сложности проложено по ее стенам! А мало написано о ней гигантами альпинизма, первопроходцами, чувствовавшими ее при восхождении, как не чувствуют человека. Сожаление, и даже боль об этом уже не утихнут - ведь вернуться к прежнему в нашем альпинизме не дано никогда.

...В горах снегопад. Побелели холмы и дорога.
И скалы высокие - словно твоя красота.
Снег падает медленно, тихо, задумчиво, строго,
Как мысли мои в этот час и всегда.

Нет ветра, мороза. Ушли облаками туманы.
Громады гранитные, белая ель на скале.
Снег падает плавно, бесшумно, с утра непрестанно,
Как мысли мои о друзьях, о судьбе, о земле.

Снег падает так, как свой сказ развивает сказитель,
Уверенно, вдумчиво, медленно, без суеты.
И, кажется,  все испытанья, надежды, событья
Вдруг, став журавлями, сейчас облетают хребты.

Снег над дорогой стоит, как завеса сплошная.
Вблизи и вдали - только снег,  все хребты в белой мгле.
Снег падает плавно, идет никому не мешая,
Как мысли мои о тебе, о любви, о мечте…!

Невозможно лучше написать о горах! - Это стихи Кайсына Кулиева, балкарца.

По-моему, ясно, что скромничать россиянам нечего. У всех на памяти 1982 год Балыбердина, “русские сезоны” в Гималаях, “Золотой ледоруб” за Макалу, проект “Русский путь - стены мира” и многое другое. И, мне кажется, наше восприятие гор естественней, “природней”, чем на Западе. - “Жить в горах, а не бегать”, - призывал Герман Аграновский. У “них”, конечно, больше исторический опыт, но слишком уж крутой замес на саморефлексию и самоутверждение (почти фрейдизм). И эти  разговоры о вечном вызове, на который надо отвечать! - Д. Хант: “Мы не можем остановиться, пока горы бросают нам вызов”. Как это похоже на пережитое нами: “Мы не можем ждать милости от природы. Взять их у неё - наша задача”.