|
|
Альпинисты Северной столицы. Выпуск 314.
Анонсы новостей и публикаций
(по состоянию на 11.10.2008г.)
Фанские горы. Михаил Васильев, Олеся Гулевич. "Все начиналось с известных строчек песни Визбора "Я сердце оставил в Фанских горах"... Струящиеся потоки чистейших рек, мягкие ковры трав под ногами, бездонное небо без единого облачка, в которое просто не возможно смотреть без изумления и восхищения, и все это подчеркнуто величием окружающих горных вершин с белыми воротничками снежных смокингов..."
Визбор Юрий Иосифович (20.06.1934-17.09.1984) – родился в Москве. В 9 классе увлекся авиацией и два года занимался в IV московском аэроклубе, летал на самолетах ПО-2 и ЯК-18.
Герман Андреев "Фанские горы - любовь моя и всех альпинистов..." Фотографии: Алаудинские озера, Арг 4100 м, Ганза 5030 м, пик Черный 4900 м, Замок 5070 м. КАРТА ФАН
Е.Ф. Фурмаков Один день в Фанах (рассказ). Памяти мастера спорта СССР, крупнейшего геометра XX века Александра Даниловича Александрова.
Фанские горы
Все начиналось с известных строчек песни Визбора "Я сердце оставил в Фанских горах". Но горы Таджикистана не вызывали у нас каких-то приятных ассоциаций. От наших знакомых мы слышали о серии грабежей, которым они там подверглись, пять лет назад. Опять же не самая спокойная обстановка в граничащем с ним Афганистане. На резонный вопрос "А оно вам надо?" мы отвечали, пожимая плечами. Но фотографии тех мест вызывали только положительные эмоции. И не поехать мы просто не могли.
Направляясь в Таджикистан, прилетели вначале в Самарканд. Узбекская земля принимала нас не очень дружелюбно. Два часа мы потеряли на таможне, пытаясь, наконец, попасть в страну. Долго придираясь к нашим паспортам, от нас явно чего-то ожидали. Но, в конце концов, мы оказались в бывшей республике дворцов, ханов, восточных сладостей, фруктов и жаркого солнца. После прохлады кондиционированного аэропорта мы окунулись в сорокоградусную духовку города, и, загрузив рюкзаки в автобус, направились в сторону Таджико-Узбекской границы. А через несколько часов мы оказались уже в другой стране.
Таджикские пограничники получили ответы на все интересующие их вопросы и потратив на все формальности всего несколько минут, мы снова загружали наши вещи в уже новый автобус. От границы до альплагеря Алаудин 150 километров серпантина. Дорога медленно портится, асфальт сменяется щебенкой, местами превращается в обычную грунтовку. Стеной возвышаются над ней скалы, а ниже вьется бурлящий поток реки Зеравшан. Петляя по ущельям, дорога медленно ползет вверх. Наш путь уже скорее напоминает аттракцион "Американские горки": В альплагере мы были далеко за полночь.
Лишь проснувшись следующим утром, мы осознали, где мы очутились. Струящиеся потоки чистейших рек, мягкие ковры трав под ногами, бездонное небо без единого облачка, в которое просто не возможно смотреть без изумления и восхищения, и все это подчеркнуто величием окружающих горных вершин с белыми воротничками снежных смокингов...
В альплагере есть несколько домиков, есть и площадка для палаток. А рядом бежит хрустальная река. Всего несколько шагов и перед нами открываются Алаудинские озера. Феерическое зрелище...
Озерная гладь отражает закат и отблески солнца в облаках, окутавших вершину. Озеро Алаудин необыкновенно своими цветами. Они никогда не повторяются, они переливаются и меняются, создавая свою неповторимую палитру. Лишь вечером, когда налетает ветер и водная гладь покрывается барашками, цвета смешиваются и темнеют, предвещая сумерки и отражая закат.
Рядом еще одно небольшое, но очень чистое озеро - Пиала. А дальше, в нескольких километрах, нашему взгляду открываются водные просторы огромной чаши, наполненной кофе с молоком, Мутных озер. Их по периметру сковывают горные хребты, покрытые снегом. Снег этот не тает даже летом. Даже тогда, когда палящее солнце заливает теплом и светом зеленые луга в низинах - здесь холодно и порой очень ветрено. Лишь ближе к вечеру, когда солнце выглядывает из-за вершин, по озеру начинают бегать маленькие "солнечные зайчики"...
На северо-запад от альплагеря есть два перевала Лаудан (Куликалон) 3630м и Алаудин 3860м. А за ними расположились, зажатые в горах - Куликалонские озера. Система из десятка маленьких и больших водоемов, переливающихся друг в друга, вытекает в большое Куликалонское озеро. На заливных лугах пасутся коровы, а вверх по склонам барашки. Таджики собирают в поселениях животных в огромные стада и на лето уводят их в горы. В места где много влаги и травы.
Стоит увидеть поселения таджиков, создается впечатление, что ты переносишься в каменное средневековье. Водяные мельницы, поднимающие воду из речки в дома на склоне. Ослики нагруженные хворостом. Маленькие домики, сложенные из камней и обмазанные глиной, не более трех метров длиной и шириной. Их не строят крепкими, не делают двухэтажными или постоянными. Все равно пройдут серии землетрясений, и дома не устоят. Их соберут снова, сложат из тех же камней. Около рек наберут глины, чтоб промазать швы, и через несколько дней дом снова будет стоять на том же месте.
Специфика местных блюд в очень жирных и калорийных ингредиентах. Шурпа, очень жирный и наваристый суп, вареное и жареное мясо барашков и осликов, самса, конечно же, плов. Причем мясо без костей встретить нельзя. Все рубится целиком и без разбора, что для нас являлось некоторой неожиданностью. К блюдам подаются острые подливы и специи. Вместо хлеба - лепешки, испеченные тут же - очень вкусные и душистые с семечками, напоминающими кунжут. Завершает трапезу зеленый чай или чай из зверобоя.
Непременно стоит посетить великолепное озеро Большое Алло.
Подробнее >>>
Е.Ф. Фурмаков Один день в Фанах (рассказ). Памяти мастера спорта СССР, крупнейшего геометра XX века Александра Даниловича Александрова.
Ранним утром 4 августа 1972 года меня разбудил громкий шепот:
- Женя, проснитесь!
Я поднял голову, отбросил полог палатки и увидел Александра Даниловича.
- А. Д.? Что случилось? В чем дело? Доброе утро!
- Ничего не случилось, доброе утро, одевайтесь поживее, - быстро прошептал Александров.
Я окончательно проснулся, расстегнул спальный мешок, натянул пуховку, одел галоши и выбрался на траву.
Солнце давно осветило макушки гор, но к нам в ущелье еще не добралось. Шумел ручей, и над его мокрыми камнями висела тонкая прослойка тумана.
Александров стоял у ручья под нашим деревом – могучей арчой с причудливо закрученным мохнатым стволом, пригнувшимся низко к поляне. Я пошел по росе, оставляя темные полоски следов.
На берегу ручья торчал из травы огромный камень – осколок скалы, когда-то сорвавшийся с ближнего гребня. Поверхность осколка пересекала косая трещина. Местные мальчишки любили съезжать по ней, как по желобу, и за много лет отполировали до зеркального блеска.
А. Д., улыбаясь, кивнул мне в сторону камня. На его краю, стрекоча и отсвечивая синевой оперения, суетились альпийские сороки. Непонятно, о чем они спорили, но даже гул ручья не мог заглушить птичьих выкриков.
Вдруг одна из сорок, небольшая и желтоклювая, прыгнула в желоб и, уверенно выруливая желтыми лапками, покатилась вниз. У края камня она слегка присела, шлепнулась в мокрую траву и тут же отскочила в сторону. А вслед за ней по наклонному спуску уже скользил другой сорочонок.
Я хотел сбегать за камерой, но А. Д. остановил меня, и мы молча наблюдали за птицами.
Упав в траву, сороки пешком огибали камень, взлетали на его вершину и снова катились вниз. Первоначальная суета затихла, вся стайка выглядела дисциплинированной и деловитой. Две крупные птицы сидели чуть поодаль, как бы наблюдая за общим порядком.
Неожиданно солнце осветило наше дерево, и сороки, словно испугавшись, сорвались с камня и потянулись вниз по ущелью.
Александров осторожно спустился к ручью по скользкой береговой гальке, потрогал рукой ледяную воду и стал умываться.
- Ну и как? – спросил он, энергично растираясь полотенцем. – Не зря я Вас потревожил?
- Конечно, не зря. Сороки - совсем как мальчишки, только без тюбетеек. Значит, они копируют нас, а мы даже не подозреваем об этом?
- Копируют? – удивился А. Д. – Почему же “копируют”? Вы в этом уверены? А если все наоборот, если мальчишки наблюдают за птицами и стараются им подражать? Кто кого копирует? Это еще следует установить. В этом необходимо разобраться! Вот так!
Он одел очки и, победно вскинув бороду, зашагал к палаткам – в белых кроссовках, голубом спортивном костюме, с желтым полотенцем через плечо.
Вот так! Не соглашаться – было частью его натуры. Александрову нравилось спорить. Он был, что называется, ортогональным собеседником.
Ортогональным не столько из-за склонности к противоречию, сколько из-за умения видеть неожиданное в обычном. Иногда казалось, что только неожиданное его и привлекает.
Завтракали мы в столовой. Ее обеденный зал был самым просторным помещением альпинистского лагеря Артуч, построенного в самом центре Фанских гор рядом со знаменитыми Куликолонскими озерами руками энтузиастов во главе с неугомонным Юрой Каменевым (1).
Наша спортивная группа из Ленинградского университета готовилась здесь к восхождениям.
Прежде, чем собраться в Артуче, мы провели несколько дней на перевалочной базе в Самарканде, затем в кузове трехосного грузовика поднялись в горы и вот уже около недели тренировались на учебных скалах Артуча.
Постепенно столовая заполнялась народом. В сопровождении инструкторской элиты и домочадцев прибыл галантный начуч, изысканно одетый в нечто спортивно-импортное; прикатил на запыленном горноспасательском “козлике” вечно занятой начспас с обожженным на снегу носом. Вдвоем с начучем они подошли к нашему столику
- Александр Данилович, - изыскано поклонился начуч. – Нам выпала честь поздравить Вас со знаменательным событием. Мы горды тем, что Вы, первый советский восходитель на неприступную Ушбу, отмечаете свое шестидесятилетие в среде святого альпинистского братства!
- Благодарю покорно, - сухо кивнул А.Д., принимаясь за манную кашу. Начуч постоял, собираясь было продолжить, но его отвлекли по делу.
У входа остановился грузовик – знакомый водитель из самаркандской базы привез хлеб и газеты. Вынув из мешка огромный арбуз и блестя полным ртом золотых зубов, он направился в нашу сторону.
- Солом алейкум! Вот этого красавца я привез аксакалу, а газеты – всем, кто еще не разучился читать!
- Ваалейкум салом, дорогой! Садись к нам, выпей чаю с дороги. Как поживает Самарканд? Все еще стоит на прежнем месте?
- А что ему станется, - засмеялся, присаживаясь, водитель. – Три тысячи лет стоял и еще стоять будет!
Да… Самарканду, и в самом деле, насчитывалось около трех тысяч лет. Вечный город! Древний, как вся здешняя земля.
Самарканд всегда привлекал Александрова.
Ему нравилась обыденная доступность истории, застывшей в каждом кирпиче древнего города, нравились узоры средневековых фасадов, груды янтарных дынь у караван-сарая, синие купола медресе, висящие в горячем городском небе.
Иррациональная геометрия самаркандских куполов казалась Александрову неповторимой.
Мы покончили с манной кашей, а водитель – с чаем.
- Хоп, спасибо за угощение, - поблагодарил он, поднимаясь из-за стола, - пойду отмечу путевку. Они отошли в сторонку с Юрием Федоровичем (1).
- Говорят, что у аксакала сегодня той (2). Можно его поздравить?
- Как Вам сказать, - замялся профессор Борисов, - у него, как будто бы и в самом деле сегодня день рождения, точнее, у него сегодня на самом деле день рождения, но так как он против любых рождений, вернее, он против празднования рождений, я бы не взял на себя смелость предложить… Вы понимаете?
- Нет, - честно признался водитель, - совсем не понимаю! - и пошел к завхозу закрывать путевку.
Когда принесли компот, красноречивый Баскаков (1), звякнув столовыми ложками, провозгласил:
- Друзья альпиноиды! По поручению научно-спортивной общественности я предоставляю слово для приветствия виртуозу скалолазания, покорителю горячих скал Марокко, кандидату всех наук многоуважаемому Дмитрию Кирилловичу, в просторечье - Димону (1).
Кандидат всех наук торжественно поднял кверху граненый стакан с компотом.
- Александр Данилович! Мы долго обсуждали, много предлагали и, наконец, нашли подарок, достойный Вашего юбилея.
Сегодня мы вручаем Вам прекрасную вершину в отроге Алаудинского хребта! Вам предоставлена возможность совершить одиночное восхождение на эту непокоренную красавицу. Начуч не возражает, и снаряжение уже подготовлено!
Димон поставил на угол стола плотно набитый новенький рюкзачок и закончил: - В спасотряд записались Арон (1) , Женя и я. А назавтра у нашей команды – свободный день!
- Ура! За благополучное одиночное восхождение! – высоко поднял свой компот профессор Борисов.
- Юрий Федорович, – остановил его Арон, - так не положено, в горах не стоит загадывать, это – плохая примета.
Профессор деликатно поставил стакан на прежнее место.
- Спасибо! – блеснул очками А.Д., отодвигая стул. – Благодарю покорно! Я не просил вас об одолжении. Тем более, от этого фрукта – начуча. Известно, что я уехал в Фаны от казенных фраз и поздравлений. Я не нуждаюсь в юбилейных торжествах! Это, надеюсь, понятно? Не нуждаюсь! Не - хо - чу !
А.Д. поднялся из-за стола.
- “Прекрасную непокоренную красавицу”, - передразнил он Димона, – “Разрешаем совершить восхождение”! Спасибо за разрешение!
Позвольте мне самому разрешить себе, что следует делать и куда следует восходить. Мне, а не начучу, понятно? И – никаких спасотрядов! Я ясно выражаюсь?
Завтрак быстро закончился.
Александров догнал меня по пути из столовой.
- Жарко?
- Душно! Должно - быть, к обеду опять задует афганец (3), боюсь, что мы сгорим на скалах.
- Да, да, ведь у вас сегодня скалы, – вспомнил А.Д., думая о чем-то другом.
- Мы, как обычно, выйдем ровно в девять.
- Поздновато… Возможно, Вы заметили, как шофер обозвал меня аксакалом? – спросил он, слегка иронизируя.
- Не принимайте к сердцу, он обозвал не Вас, а вашу бороду (4).
- Борода здесь ни при чем, она есть и у Димона. А я и в самом деле немолод… В душе считаешь себя молодцом, но со стороны выглядишь аксакалом.
- Разве Вам не знакома пословица: мужчине столько лет…
- Не цитируйте пошлости, - остановил меня А.Д. – Я знаю, сколько мне лет: ровно шестьдесят. Фактически, я уже стал вашим аксакалом. Вместо Громова (1).
Он помолчал немного.
- Андрей был светлым человеком. Святая душа! Я, разумеется, не святой, но, что поделаешь, - какой уж есть.
- Бросьте, Александр Данилович, неужели слова водителя…
- Не брошу! – возразил Александров. – Я часто повторяю: альпинизм – это не поклонение вершинам, а покорение вершин! Точно так же и в жизни. Конечно, у каждого жизненные вершины – свои, но когда они исчезают, жизнь просто продолжается.
- Не течет, не бурлит, а всего лишь продолжается. Вот тогда Вас и обзывают аксакалом!
Я не знал, что ему возразить, и мы молча шагали по берегу ручья.
- Значит, сегодня вы работаете на скалах? – риторически переспросил А.Д.
- Да, уже пора собираться.
- Ну, а я, пожалуй, поброжу по окрестностям. Пора же, наконец, обновить свои вибрамы!
Перед уходом на занятия каждый сам готовил свое снаряжение. Димон снимал с дерева вывешенные для просушки страховочные веревки , промокшие вчера на ледовых занятиях, сладкоголосый Боревич (1), в обнимку с гитарой, разучивал песню Визбора про азиатские пыльные тропы, я загорал на берегу ручья, Арон подсчитывал по бумажке вес продуктов на одного участника.
- Веревки высохли? – поинтересовался он у Димона.
- На таком-то солнце? Да они уже пересохли! Сегодня возьмем запасную веревку?
- Обязательно. Только не бери обе белые, иначе станем путаться на страховке. Сгоняй на склад и попроси у завхоза красную!
Димон собрался идти, но Арон уточнил задачу:
- Чуть не забыл! Попробуй отыскать у него парочку титановых крючьев. Поищешь?
Димон ушел. Баскаков выбрал из общего рюкзака скальные галоши и стал примерять их на ногу.
А.Д., альпинист старого закала, не признавал новомодной обуви, предпочитая ей проверенные на Кавказе вибрамы.
Но сегодня, глядя на Баскакова, он решил поэкспериментировать: нашел подходящую пару, натянул галоши на ноги, подошел к скальному выступу и, стоя носками на зацепке, стал балансировать.
- Ну и что? – поинтересовался Арон, - держат? Лучше вибрамов?
А.Д. продолжал покачиваться на носках.
- Держат, не спорю, но пальцы побаливают. Думаю, долго не продержаться.
- Это - дело привычки, - возразил Арон. – Ко всему можно привыкнуть. Возьми, к примеру, Абалакова (в горах Арон был со всеми на “ты”). На Хан–Тенгри он потерял пальцы на ногах, а ничего, альпинизм не забросил.
- Абалаков – великий человек, - поддержал разговор вернувшийся со склада Димон, бросая в траву моток новенького красного репшнура, -когда он читал нам лекцию в Домбае, то рекомендовал ходить зимой без носков, оборачивая ступни газетами.
Для него альпинизм – не спорт, а религия. Если перефразировать александровский тезис, то Абалаков не покоряет вершины, а поклоняется им.
- Кто? Абалаков? – фыркнул А.Д. – Виталий? (1) Ну уж нет! Возможно Евгений (1) и поклонялся вершинам – он был романтик, но только не Виталий, уж этот-то – сугубый прагматик.
- Тогда, и Вы тоже - сугубый прагматик, ведь свой тезис Вы придумали сами?
- Я – разный! Я покоряю, поклоняясь. Вот так!
- А когда он рекомендовал оборачивать ступни? – переспросил Димона Арончик. – Перед восхождением?
- Да нет, не в горах, а в городе, понятно? Обернешь себе ноги и ходишь по улицам: внутри – газеты, а снаружи – туфли!
- А для чего? – не понял Арончик.
- Я же сказал - для закалки, чтобы на восхождении не поморозиться.
- Чушь какая! – не выдержал А.Д. – Газетами оборачиваться! Что у него, весь мир наизнанку? Все заботы только о пальцах? И нет иных устремлений?
Подумайте сами: я пытаюсь осознать парадигму, Вам известно, что значит “парадигма”? Hабрасываю доказательство, обсуждаю идею и вдруг все бросаю, достаю с полки газету, наматываю ее вокруг пальцев, надеваю туфли и несусь в университет.
|
