Альпинисты Северной Столицы

 Альпинисты Северной столицы. Выпуск 307. 

Анонсы новостей и публикаций
(по состоянию на 23.08.2008г.)

Богомолов Сергей Георгиевич (1951) – Саратов. ЗМС – 1989. По образованию – физик, закончил Саратовский Университет. Работает – директором спортзала в Саратовском объединении «Нитрон». Первое восхождение – 1971. 

Интервью 15.07.08 Сергея Георгиевича Богомолова (Саратов) с далёким городом Бийском (Алтай) – с журналистом Евгением Гавриловым:

СЕРГЕЙ БОГОМОЛОВ: «ДЛЯ МЕНЯ НУЖНЫ – РОСТ, ДИНАМИКА…»


Евгений Гаврилов: Сергей Георгиевич, что было главным в экспедиции на Аннапурну для вас?

Сергей Богомолов: Я осуществляю программу 14 восьмитысячников. У меня есть двенадцать из 14. И хочу по мере возможности программу закончить. Поэтому у меня интерес остаётся только к Аннапурне и к К-2. Весна – это как бы гималайский этап, а лето – каракорумский этап. Вот поэтому и поехал на Аннапурну в 2008 году, хотя был уже два раза, но неудачно: 2004, 2006 год.

Собирал команду сам. И хорошо, что восемь россиян на неё откликнулись, в том числе и Алексей Болотов. Этой компанией мы поехали в экспедицию. По мере развития событий к нам подключился Иньяки, баск, с которым я уже четыре раза был в горах, его напарник, румын, Хория Колибасану и Дон Бовье, канадец, о котором я не слышал, но он тоже подключился по рекомендации Иньяки. Нас поехало 11 человек.

Иньяки, как и я, исповедовал программу 14 восьмитысячников, напарник – румын Хория – то же самое. Бовье, как я понял, был 4-5 раз в больших горах, взошёл в прошлый год только на К-2, сейчас одержим горами, молодой по альпинистским меркам – 38 лет.

Евгений Гаврилов: Остальные?

Сергей Богомолов: Не знаю, как сложилось на Урале, у Леши Болотова и его компании, может, собирались на другую гору, но когда списывались зимой, интерес у них перешёл на Аннапурну.

Дима Синёв и Саша Лутохин – парни из Москвы, из Черноголовки, они были позапрошлом году на Броуд пике, прошлый ходили на Дхаулагири. На Броуд-Пик они оба взошли, на Дхаулагири только Синёв, Саша не дошёл.

Имиль Мамедов, молодой, начинающий альпинист, второй год подключился ко мне, хотел на восьмитысячник, хотя опыта у него нет. К сожалению, недостаток опыта играет для него отрицательную роль. Вот весь наш расклад.

Аннапурна – гора очень интересная. Хотя она первая из восьмитысячников, на которую взошёл человек, но самая коварная. У неё самый плохой процент соотношения живых и мёртвых, тех, кто пытался на неё взойти – 50 на 50.

В основном люди погибли с Севера. Потому что тот стандартный французский маршрут крайне лавиноопасен. Большинство людей гибли на нём. Видя это, люди стали пытаться обходить эту стену. Прошлый год на Севере побывал и понял: такой цирк просто ужасен. Там со всех сторон идут лавины: и сбоку, и слева, и справа, и спереди. Маршрут потенциально опасен.

Я знаю, там Денис Урубко в 2004 г. прошёл, потом 2006 г. Пивцов, Жумаев ходили. Но им крайне везло. Они быстро, в течение недели прошли. Хотя кто-то из ребят, кажется Жумаев, говорил, что они где-то попали в лавину. Объективно лавиноопасный маршрут.

Наша задача – выбрать наиболее безопасный маршрут. Юг – тоже не подарок. Стена, летят камни. Там, маршрут Бонингтона я ходил в 2004 году. Он достаточно сложен, но самое главное – также небезопасен. Камни там летят, как снаряды на войне.

Мы выбрали вариант: сначала с юга, а потом с востока. Он, конечно, крайне длинный, 15 километров , но относительно более безопасен. Когда Иньяки первый подошёл к нему поближе, пришёл и просто показал большой палец – ребята, класс! Пройдём безопасно. Но, к сожалению, лавины и безопасность – это одно, а опасность от длительности маршрута – это другое. Это было нашим камнем преткновения.

Евгений Гаврилов: В вашей экспедиции случилась трагедия. Как это произошло?

Сергей Богомолов: События развивались так. Мамедов и ребята с Урала, кто был с Лёшей, где-то на втором выходе отказались от восхождения. У кого возникли личные обстоятельства, кто что-то натёр, у кого что-то заболело. Они все покинули нас.

Я считаю, что всё распределилось по силам. Они не были к этому маршруту готовы. Остались Лутохин, Синёв, я и Болотов. И вот этой четвёркой мы и вышли. Рядом с нами, хотя они приехали на месяц или на полмесяца раньше, всё время были трое иностранцев, но выше второго лагеря они работать не решились. Если бы они нас подпёрли тремя днями позже, это, я считаю, был бы самый удачный вариант – мы всемером что-нибудь наверху изобразили.

Поскольку нам пришлось работать четверым, мы с Лешей на девятый день пробрались только на 7800, как бы на предвершину Восточной Аннапурны, где был спуск в провал 150 м . У нас к этому моменту уже сил просто не было. Лёша устал и кашлял. Но больше всего устал я, так как у нас разница в возрасте.

Его характер, здоровье сыграли решающую роль. Он сходил на Восточную вершину при мне. Я отказался, потому что она мне была не нужна. Он как бы сходил и посмотрел, что там за провалом. По информации нужно было идти через вершину, но он нашёл вариант спуска, не обязательно восходя на вершину.

Мы пошли вниз. Саша с Димой где-то на шестой день от нас отстали, и когда к нам на 7400 подошли, то сказали, что всё, хватит, они решили уходить. «Мы вас ждём, вам безопасность сделаем, но на вершину уже не пойдём».

Просто вся четвёрка выдохлась. Все пошли вниз. А на спуске стали со мной происходить катаклизмы…

Во время выхода в первый день, когда шёл в первый лагерь, на снежнике полетел камень, я стал увёртываться в сторону, поскользнулся и упал на грудь. На кулак или на камень – не помню, но у меня болела грудная клетка. Как обычно, межрёберная потяжка или, не дай бог, думал, сломал ребро.

А при выходе на Восточную вершину, на восьмой день, при попытке штурма вершины я поморозился. У меня почернел палец, наступило онемение кончиков всех пальцев рук и ног.

Лёха – более крепкий парень, он холод очень классно держит. После Балыбердина второго такого человека вижу, который так держит мороз.

С каждым днём моё самочувствие ухудшалось. В конце концов, на спуске я понял, что со мной творится что-то абсолютно неладное. Я был застрахован, позвонил и сказал, что нужна помощь. «А ты где?» – «Я альпинист, на 6000». Я звонил из второго лагеря.

Мне сказали: «Давай связь, с кем связаться?» Я дал фирму, которая нас обеспечивала. Они связались с ней, и сказали: «Всё, мы проплачиваем». Мне дают вертолёт, но надо, чтобы спустился до 4000. Грубо говоря, в базовый лагерь.

Через день, 12 мая, я там был. А 13 прилетел вертолёт и меня забрал. В принципе, всё для нас закончилось. Ребята со мной улетели. Но Лёша не полетел. Мы улетали 13, а у него билет был на 20. Просто не было средств, чтобы семь дней жить в Катманду. Поэтому он решил, что будет кормиться в экспедиции, а потом дойдёт пешком. На этом мы и порешили.

Далее события развивались так. Между Иньяки и Доном возникли разногласия. Когда они сидели во втором лагере и на нас смотрели, то шёл снег. Я считаю, что для того маршрута это незначительный снег, 20-30 см, он опасность лавины не создавал. Но Дон считал, что это лавиноопасная ситуация, и они не пойдут. Иньяки настаивал, чтобы пойти. На этом они резко разошлись.

Дон стал делать Лёше предложения, но он отказал Дону или Дон его не уговорил. А Иньяки убедил Лёшу, и пятнадцатого они вышли на маршрут.

Семнадцатого мая вечером я разговаривал из Катманду по телефону с Иньяки. Они были в четвёртом лагере на 7400. Чувствовалось, что там тяжело, отдышка, но говорили, что всё отлично, нормально и завтра идут на штурм предвершины, а послезавтра – на штурм вершины. На этом мы расстались.

Ребята, москвичи, как прилетели со мной, так 14-го сразу же и улетели. Они летели через другую авиакомпанию. Я вылетал через PIA, а у них рейсы два раза в неделю, и было очень напряжённо с билетами. Улететь сразу не удалось, и я перебронировал билеты только на 22. Нужно было ждать девять дней.

Сижу 20-го вечером, ужинаю, а от Лены Лалетиной, редактора сайта www.russianclimb.com приходит SMS. Она пишет, что с Иньяки на той высоте очень плохо. А что я могу сделать? Во-первых, послезавтра улетаю, сижу в Катманду, поморожен и в базовом лагере никого нет, сидит одна подружка Иньяки и повара.

И даже если, в идеале, бегом бежать из базового лагеря, то надо три, а то и четыре дня. На этом вроде всё закончилось.

Часа через два она вновь смску шлёт, что родители, друзья Иньяки организовали на его родине в Испании оргкомитет. Они финансируют, будет вертолёт, и они на меня очень надеются.

Здесь я уже понял, что образуется что-то реальное в виде спасработ, стал созваниваться с тремя фирмами, со всеми, кто мог это всё контролировать. В конечном итоге созвонился, и на утро намечался вылет. Владелец фирмы “Cho-oyu trekking” Нима Нуру Шерпа пришёл в пять утра в офис (я у него в офисе в гостевой комнате жил), а в 6:00 утра мы уже поехали за Денисом Урубко. Я знал, что в Катманду должны вернуться после своих восхождений казахи, Урубко с командой и Жумаев. Не такой великий город Катманду – нашли.

Я сказал: «Денис, Иньяки плохо, на 7400». – «Всё, я еду». Он прекрасно знал Иньяки. Мы с ним, впервые, в 2003 г. хотели сразу сделать три горы: Нанга Парбат, Броуд-пик и К-2. С нами был Иньяки, и с тех пор мы его прекрасно знали.

Дон Бовье был в то время в Покхаре, узнал об этом несчастном случае и тоже был согласен участвовать. Мы втроём вылетели на маленьком вертолёте в сторону базового лагеря, но, к сожалению, мы вылетели часов в 10-11, погода ухудшилась. Надо было лететь часов в 6 утра, пока в Гималаях есть погода. Погода была упущена.

Но даже не в этом было дело, наступила неделя дождей. Может рано наступал период муссонов. Весь день была непогода, и мы не могли приземлиться в деревне на 2200, а дальше в базовый лагерь на 4100 пробиться было невозможно. Наш вертолётчик говорит: «Ну что, ночуем, а завтра утром полетим».

Заночевали. Всю ночь шёл дождь. Утром встали – рассвета нет. Они вдвоём полетели, потому что больше не мог брать, не смогли пробиться и вернулись.

Тут пилот говорит, что время нашего заказа вышло и поэтому ему надо лететь в Покхару. Мы полетели туда. Здесь я стал звонить Ниме, что мы вернулись, пробиться нельзя и вообще, чтобы пробиться выше, нужен большой вертолёт.

Через некоторое время он мне говорит, что к нам прибудут ещё 8 человек и будет большой вертолёт, наш, российский, МТВ. С их стороны этот вопрос решался, они всё это понимали.

Мы ждём этих людей, которые прилетели в самолёте, но сначала прилетел вертолёт. Прилетело не восемь, а семь человек – 4 шерпов, два румына и поляк. Жумаев так и не появился. Вот такая интернациональная бригада.

В тот же день часов в 11 вылетели в сторону базового лагеря.

Пилот у нас был классный, Губанов Валерий Алексеевич, суперпилот, 14 лет в Непале. Он возил меня на Манаслу, в прошлый год на Аннапурну закидывал. В общем, так сложилось, что раньше их было 12 вертолётов, сейчас осталось пять. Один сломался, три на ремонте и один он по всему Непалу носился и был нарасхват.

Поскольку вертолёт организовали как спасательный, то здесь ставки другие и интерес другой, мы полетели. Но, к сожалению, опять выше 3700 мы никак не могли подняться.

Здесь Денис говорит: «Выкидывай нас с Доном, хотя бы здесь, на 3700, мы пешком пойдём». Я понимаю, что в принципе нереально: 3700 и 7400. Такие перепады колоссальные и по длине далеко. Но мы уже столько дней потеряли! Во вторник вечером узнал, в среду вылетели, сейчас – четверг, 11 часов. Что делать?

Короче, высадили их двоих, остальным я запретил, и они вдвоём пошли. Мы улетели снова в Покхару. Перспективность спасработ таяла на глазах. Но была вероятность, что назавтра погода улучшится и мы сразу можем попасть во второй лагерь на 5900.

Всю ночь в Покхаре шёл дождь, связи со спасателями не было, переговаривались с Ненси, с базовым лагерем. Собрались в 6.00 утра на аэродроме. Что делать? Как лететь? Валерий Алексеевич говорит: «Смотри, Сергей, куда лететь?». Дождевая пелена стоит, облачность. Связались с Ненси: «Что там у тебя?» – «У нас всё чисто, но снизу подпирают облака». Пилот говорит: «Самое страшное, если нас там запрёт, мы можем сутки, а то и больше сидеть с вертолётом вместе».

Потом произошло следующее. Здесь сыграла роль его поразительная интуиция. Проходит полчаса-час, он скомандовал: «Так, всё! Полетели!» И действительно, мы сверху сразу попадаем в базовый лагерь, снизу идут облака, только сели, и нас всех закрыло. Он воскликнул: «Ну, что я и говорил!».

Выкинули всё барахло, стулья, скамейки – всё, что там было. Сидим, ждём, они с механиком в карты играют. Мы наготове. Нас восемь человек. Валерий Алексеевич спрашивает: «Так, восемь не могу закинуть высоко. Давайте так: двоих во второй, шестерых в первый». А это 5000 м .

И вдруг, бах – окно! – «Всё, садимся. Полетели!». Буквально 10-15 минут прошло. Он, действительно, шестерых выкидывает в первом лагере, одним колесом садится на пупырь, потому что к палатке не может подобраться – низинка. Взлетаем, он: «Куда дальше? Показывай!».

Показываю: «Вон на гребень, 6000. Там второй лагерь». Он нас вдвоём с врачом сразу кидает во второй лагерь. Мало того, уже сверху спустился Хория, спустился Саймон, швейцарец, который участвовал наверху в спасработах, и был шерп Мингма, который сначала пытался поднести обувь для швейцарцев, а потом был мобилизован Денисом во второй лагерь для переноски грузов. Валерий Алексеевич их забрал и сразу улетел в базовый лагерь. А мы остались вдвоём.

Денис с Доном проскочили второй лагерь и поднимались в третий. Мало того, Лёша Болотов был во втором лагере, но, встретив их, решил, что пойдёт с ними на спасработы. Опять же урало-сибирский характер проявился! Здоровье у него, конечно, было уже не то, он отставал, но всё равно что-то понёс.

А Ули и Саймон, швейцарцы, они свой маршрут хотели сделать по южной стене, буквально с первого дня подключились на спасработы. Саймон улетел вниз, а Ули чувствовал себя повеселее и пробирался к Иньяки. И вот в четверг, в 16.00 дня он добрался до Иньяки, который лежал уже один, Хория, по согласованию, ушёл оттуда ещё утром.

На такой высоте сам ты на издыхании. Я уже третий раз в такие западни попадаю. В 1991 г. с Гребенюком Юрой на Чо-Ойю, когда он у нас умер на гребне на 7700, потом в 1997 г. с Володей Башкировым, когда я с ним один на один в ночь остался на 8400 и вот сейчас.

И человека бросить невозможно в силу нашего русского менталитета, и помочь ему реально ты не можешь. Невыносимо!

Идея спасработ была такая: в тех условиях, в которых оказался Иньяки, его спасти можно было, если он сам будет двигаться. Нести его, волочь, грубо говоря, даже вчетвером – нереально. Потому что идёт склон километра три разной крутизны от 40-50 градусов. Ты делаешь траверс по этому склону. Состояние склона разное: мы шли на передних зубьях, в одном месте чуть-чуть втыкая, а назад шли, по колено утопая в снегу.

Поэтому даже если четыре человека его, как авоську, возьмут и понесут, они его не донесут. Потому что у них нет сил у самих и плюс такой рельеф. Была надежда только на то, что поможет дексаметазон, который донёс Ули и стал колоть, но он не сработал. А потом живой кислород, баллон которого нёс Денис, нужно было ему дать, он надышался бы, пришёл в себя и пошёл.

К сожалению, это не произошло. В пятницу, 23-го, он скончался, и на этом спасработы закончились. Стали ждать, когда вернутся Ули, Денис, Дон. Дождавшись, стали все спускаться потихоньку вниз.

Вот по сути на одном вздохе все рассказал.

Евгений Гаврилов: Гребенюк, Башкиров, Иньяки… В 2006 году Иньяки был признан лучшим альпинистом мира. Как так?

Сергей Богомолов: Это по версии одного вебсайта в Европе. Это нормально. И я рад за него. В плане комплиментов запад на порядок выше, у нас с этим туго, если только на поминках. Но в абсолютизм я не верю. Что он, действительно, хорош, нет спору. Есть много сильных, и на какой-то момент каждый свои какие-то качества раскрывает максимально. Есть, условно говоря, элита, которая из года в год какие-то значимые результаты показывает. Поэтому какое-то имя в обществе утверждается. Когда ты раз в десять лет сходил, то, может, твоё восхождение будет выдающимся, но оно забывается и утрачивает значимость. А когда это повторяется из года в год, то имя появляется на слуху.

Правильно: у него 12 восьмитысячников, у меня 12 восьмитысячников. Мне было плохо, я еле шёл, но шёл. А он, кстати, бежал. Как говорят Леша, ребята, он очень резво шёл. И вдруг – бах! – и отрубился. Для меня сейчас это жуткая ситуация. Нет абсолютной гарантии нашей безопасности. Опыт, не опыт, способность переносить высоту – никакой нет. Мы все в этом мире беззащитны.

Всегда говорю молодым: «Понимаете, гора одинакова – хоть для молодого, хоть для опытного, старого. Всё одинаково. И только твоё мышление, ум нужны везде. Только это помогает выжить. Альпинизм не терпит необдуманных поступков и резких движений».

Многие говорят о грани, перед которой нужно остановиться. Но какие-то конкретные рекомендации дать очень сложно. Я не морозился никогда так здорово, чтобы почернел палец. Это моя недоработка, недомахал. Обычно когда руки мёрзнут, я машу раз 100, 200, 300, 500. Лёша меня торопил. Наступил этот момент. Надо было махать и махать, пока руки в себя не придут, не станут тёплыми. Где-то недомахал, промазал.

Наверно, где-то недомахал, перешёл грань и Иньяки. Он, конечно, сообразил. Почему и не пошёл с Лёшей. Он стал говорить, что здесь небезопасно, что мёрзнет, устал. Это как раз те факторы, которые говорят, что да, да, да – грань. Может быть, это надо было раньше делать.

А если он чувствовал себя резвым?! Хотя Хория говорил, что у них была как бы усталость, когда они ночевали на 7800 в пятом лагере. Там в принципе идёшь на усталости.

Вот в прошлом году (2007), на К-2, вечером в чётвёртом лагере говорю: «Да, я иду наверх». А утром вышел и чувствую – пустой, нет сил.