|
|
Альпинисты Северной столицы. Выпуск 282.
Анонсы новостей и публикаций
(по состоянию на 01.03.2008г.)
Захаров Павел Павлович, МС ССР, профессиональный инструктор, писатель, Москва. Читайте две статьи: "Эхо войны" и "Ночной дозор".
То о чем я решил рассказать читателям, не выдумка, в этих коротких историях то, что произошло со мной горах и то, что очень хорошо корреспондируется с подборкой рассказов наших альпинистов, опубликованной в журнале «РИСК онсайт» за май месяц 2005 года, за общим заголовком – «Голос безмолвия» (автор И. Наймушин).
«Счастливый» случай. Анатолий Овчинников
д.т.н., проф., ЗМС СССР
Как часть повествования о своей жизни и учебе расскажу о трех «счастливых» случаях, которые, как мне представляется, существенным образом повлияли на последующую жизнь, может даже и на судьбу, т.е. оказались «судьбоносными».
Эхо войны
Захаров Павел Павлович,
МС ССР, профессиональный инструктор,
писатель, Москва.
После неторопливого, почти трехдневного похода, группа разрядников и инструкторов альплагеря «Домбай» приближалась к району Северо-Каракайского перевала в районе Аксаута. Так, во всяком случае, показывала старенькая самодельная картосхема. Но на ней искомый перевал значился несколько не в той стороне, о которой говорили инструктора Тебердинской турбазы, дававшие консультацию по маршруту.
Из альплагеря «Алибек» группа направилась к перевалу Джаловчатский, оставив Алибекский перевал «на закуску» похода, как путь возвращения. Устроив первый бивак на той стороне Джаловчатского перевала, рано утром начали подъем на перемычку в массиве Аксаута. (Намного позже эта перемычка получит название «перевал Нижний Аксаут»). Сюда было решено подняться, чтобы хорошенько рассмотреть открывающуюся панораму массива вершин Дейто-кая, Прото-кая, Кара-Кая.
Следующий бивак группа сделала около вилки реки Аксаут и падавшей слева по ходу речки, бравшей начало где-то в конце массива Кара-Каи. Руководитель группы Магомедов Хаджи-Мурат Курманович (тогда еще просто Хаджик), начальник спасотряда альплагеря предложил группе сделать большой привал и совершить разведку, поднявшись на не сложный небольшой пик стоявший, над перемычкой, а может и каким то перевалом – на схеме его названия не было. Не торопясь, однимаясь по сильно разрушенным скалам и отдельным скальным блокам часть группы, которую вел Хаджик, поднялась на безымянный пик. Усиленно вертя головами, парни увидели совсем не знакомый и интересный с виду массив Кара-Каи с западной стороны. Вершинка, на которую они поднялись действительно стояла почти в центре стыка верховий двух урочищ. Отойдя чуточку в сторону, руководитель похода внимательно вглядывался в линии картосхемы. Наконец сориентировав картосхему по частям света, он как неуверенно произнес: «Кажется, пришли». Уже отдохнувшие участники разведочной группы внимательно ждали объяснений. Расстелив схему на плоской каменной плите, Хаджи-Мурат стал привязывать нанесенные на ней вершины к натуре, начиная путь по схеме от вершинки, где они расположились (потом выяснилось, что поднялись они на Красную горку).
Разговор шел в основном по наиболее видимым вершинам и перемычкам разных гребней. Ниже, ущелье часто перекрывалось быстро бегущими слоями то ли тумана, то ли облаков. Когда сильный порыв ветра основательно разорвал пелену тумана, кто-то из группы воскликнул: «Смотрите! Смотрите! Прямо вниз и через ледничок! Под склоны смотрите!». Внизу, на той стороне небольшого ледника, начинаясь почти от края седловины или перевала (на схеме не было названия) изгибаясь плавной дугой, уходила красивая боковая морена. Но не это привлекло внимание группы. Почти по всей ее длине, верхняя кромка морены была, как бы расчерчена ровными и на равном расстоянии друг от друга поперечными белыми линиями. Начались недоуменные предположения. Но ничего толкового никто не смог предположить.
Время уже близилось к вечерним сумеркам и желание спуститься вниз и проверить необычное явление, уступило трезвому расчету – тогда уже точно за светло не вернуться в базовый лагерь.
Встав утром следующего дня пораньше, вся группа двинулась по уже известному пути к вершинке и оттуда увидела необъяснимый вид морены. Спуск прошел с трудом – эта часть вершинки скорее была похожа на скальную стенку, перемежающуюся наклонными полками – маршрут скорее был между 3б и 4а. Поэтому группа связалась в связки и по перилам начала спуск. Боковой карман морены был узким и глубоким. На подъеме группа натыкалась, на какие то остатки то ли строений, то ли стен, сложенных из камней безо всякой связующей массы между ними. Отдаленно они были похожи на сильно разрушенные карачаевские коши. По мере подъема, нетерпение участников группы все возрастало. Рассыпав колонну вдоль склона, каждый стремился поскорее достигнуть кромки морены.
Увиденное вначале повергло группу в тихое недоумение. Разбредясь по макушке морены, очень скоро люди стали бормотать какие то слова, среди них все более четко произносились: «Да как такое могла быть? Что это такое? Господи, да сколько же их здесь!». Весь кант морены был выложен каменными «мешками». Как потом поняли – это были огневые точки, типа окопов, которые довольно надежно могли защитить человека с трех сторон. А вот белые поперечные линии, что они увидели со своей вершинки - это было ни чем иным, как выветренные и «обглоданные» непогодой, дождями и жарким солнцем – человеческие скелеты. Рядом с ними валялись проржавевшие винтовки и автоматы, солдатские лопатки, обрывки одежды, солдатские ботинки и гнилые обмотки, ложки, кружки и, конечно же – смертные капсулы в которых были записки и можно было разобрать то имя, то фамилию погибшего. Нашли офицерские планшеты и кобуры от пистолетов. Осознав увиденное, группа столпилась около остатков строения типа блиндажа и молча уставилась на Магомедова. Лица были бледны, дыхание учащенное, а глаза продолжали блуждать по останкам. Магомедов сглотнув комок, и тихо сказал: «По всему, похоже, что сами того не зная, мы вышли на Северо-Каракайский перевал. Здесь во время войны шли тяжелые бои. Мне рассказывали, что превосходство у немцев было огромным, но они не смогли оседлать перервал и открыть путь на юг.
Надо все зарисовать, привязать к местности, прочертить линии возможного огневого покрытия площадей ледника внизу и подходов к перевалу. Собрать по одному предмету всего того, что мы сможем унести, пересчитать окопы – огневые точки, а главное – не торопясь, анализируя все увиденное – почему они тут были и как практически сразу погибли? Это ребята, эхо Великой Отечественной войны. Все зарисовки, что мы сделаем и соберём остатки оружия, личных вещей и обмундирования, нам надо будет передать в Карачаевске властям»...
Прочитать статью полностью
Ночной дозор
Захаров Павел Павлович,
МС ССР, профессиональный инструктор,
писатель, Москва.
То о чем я решил рассказать читателям, не выдумка, в этих коротких историях то, что произошло со мной горах и то, что очень хорошо корреспондируется с подборкой рассказов наших альпинистов, опубликованной в журнале «РИСК онсайт» за май месяц 2005 года, за общим заголовком – «Голос безмолвия» (автор И. Наймушин). Тема публикации далеко не рядовая и очень интересная – о суевериях, «звоночках» и прочей мистике в горах с проявлениями которой нет-нет, да и приходится встретиться.
История первая. Ей уже почти полвека. В марте месяце 1958 года я работал инструктором в зимнем альплагере «Белалакая», что в Домбае. И так получилось, что я неофициально узнал – меня зачислили тренером для работы на майском учебно-методическом сборе работников альпинистских и туристских спасательных служб. В те времена подобное было не исключением, а нормой в повышении квалификации начальников районных КСП, начальников и старших инструкторов спасотрядов различных АМ и туристских баз, работающих в горах.
В ту весну сбор должен был проходить в виде большого учебного похода по маршруту: Домбай - Учкулан (это Верхний Карачай) – по ущ. Учкулан в Гондарай – затем ущ. Ак-Тюбе - перевал Ак-Тюбе - восхождение на Восточную Гвандру - и спуск в ущелье Мырды, по которому вниз к Узункольской поляне, а там уже по дороге к каменоломне, где нас должны были ждать автомашины.
Более того, из полученного подтверждения я понял, что в случае отказа одного из трех старших тренеров, мною могут заменить выбывшего. Мне в то время было не так уж много лет и подобная перспектива весьма ощутимо начала греть душу. Чтобы в крайнем случае соответствовать оказанному доверию, я решил соответственно подготовиться.
Как?
Взяв на 10 дней отпуск без сохранения содержания (особых вопросов не задавали, благо с инструкторами в лагере был полный порядок), я решил в одиночку пройти по предстоящему маршруту, чтобы потом достойно отработать маршрут.
Небольшое отступление. В те времена не то, что понятие «соло» было не в почете – его вообще не было в альпинистском обиходе. Решившись на подобное мероприятие, я даже не представлял, что бы со мной сделали бы спортивные чиновники, если бы выявился этот «трюк».
Первый мой бивак: вырытая снежная яма, застланная войлочным ковриком и «здаркой», спальный мешок и изголовье закрывающееся от ветра снежными кирпичами, был организован на границе реки Учкулан и Джалпакол. Соорудив неплохой ужин, я в потемках заполз в яму, забаррикадировал вход кирпичами и анализируя прошедший день потихоньку погрузился то ли в сон, то ли в забытье.
Где-то далеко за полночь меня разбудили какие то звуки. Было такое впечатление, что кто-то потихоньку ходит кругами вокруг моего убежища. Нельзя сказать что мне было страшно, но чувство опасности возрастало, можно сказать в геометрической прогрессии, по мере приближения шагов..
Небольшое отступление. Один из добрых местных знакомых узнав о моем предстоящем мероприятии, дал на время похода ТТ-шник с полной обоймой – идешь в одиночку, а вдруг, пригодится!?
Погода была хорошая, настроение чудесное и ни что тревожное не лезло в голову, поэтому, устраиваясь на ночлег, я положил «пушку» в рюкзак. Что-то останавливало меня от резких и громких движений я решил потихоньку дождаться рассвета.
Каково же было мое удивление, когда утром, вылезая из ямы не обнаружилось никаких (и не чьих) следов, кроме лыжни проложенной мной накануне и натоптанной площадки возле ямы. Встав на лыжи я сделал круг вокруг ямы побольше, затем еще один – побольше и на третьем круге понял окончательно – померещилось мне чье то ночное хождение...
Прочитать статью полностью
«Счастливый» случай
Анатолий Овчинников
д.т.н., проф., ЗМС СССР
Как часть повествования о своей жизни и учебе расскажу о трех «счастливых» случаях, которые, как мне представляется, существенным образом повлияли на последующую жизнь, может даже и на судьбу, т.е. оказались «судьбоносными».
Война на первом ее этапе в 1941 году для нашей страны оказалась крайне неблагоприятной. Уже в сентябре или октябре (точно не помню) солнечным утром парням из 10 класса, беседовавшими и гревшимся на солнышке в ожидании начала уроков на крыльце школы, незаметно подошел какой-то человек и объявил: «Немедленно идти домой, переодеться и в 10 часов быть на пристани для посадки на пароход». Их призывают в Армию. И больше мы их не только не увидели, но ничего о них и не услышали, как в воду канули. У нас в поселке Шальском, расположенном на восточном берегу Онежского озера при впадении р. Водлы, из местного мужского населения старше 45 лет, не призванных в армию, сформировали истребительный батальон, а из парней – преимущественно 1923-1924 года рождения – создали партизанский отряд. К декабрю финны захватили уже все Заонежье. Финские самолеты летали над поселком безнаказанно. Однако Онежское озеро еще не замерзло. Третьего декабря 1941 года школу закрыли. Отец с братом (1924 года рождения) сказали, чтобы мы с мамой немедленно уходили в деревню Рубцово, расположенную в Вытегорском районе Вологодской области, к маминой сестре – тете Саше. Мама сначала не соглашалась. Это на юг по восточному берегу Онежского озера. Но отец убедил, говоря: оставаясь, будете только мешать нам. Ведь просто мы не уйдем. Будет бой! У мамы аргументов больше не осталось. В конечном итоге мы «убежали» (тогда так принято было говорить, не ушли, а «убежали») в деревню Рубцово. Отряд финских егерей – лыжников (80 человек) пришел в марте 1942 года. Однако агентура, находившаяся на захваченной финнами территории, сообщила об этом в Шалу своевременно. Пришедший отряд финских егерей встретили «с почестью» и разгромили полностью. В плен не брали, Мало, кому удалось спастись бегством. У партизан потери невелики.
Мы с мамой вернулись. Школу открыли. Мои друзья-одноклассники продолжили учебу. Правда, они учились только до 3 мая. Я пошел работать на лыжную фабрику. Стало очень голодно. Все бросили учебу. После майских праздников пошли работать, поскольку работающим выдавали в день по 400 грамм хлеба. В конце лета узнали, что Илья – мой брат – погиб 20 августа в летнем походе. Мы с отцом пришли домой на обед. Отец пришел и, как мне показалось, выглядел грустным. Помыл руки, как обычно из рукомойника. Прошел к столу и сел на свое место. Мне показалось, что будто он чем-то расстроен. Я тоже сидел на своем месте. Мать достала из печи приготовленный обед и стала черпать щи. Отец, вдруг не обращаясь ни к кому, произнес: «Ильку убили. Какой-то незнакомый парень - партизан сказал». Мать заплакала, уткнувшись в чугун со щами, стоявший на ошестке печи. У меня тоже потекли слезы. Мать, всплакнув, оправилась и сказала: «Ой, ведь мне надо кормить вас обедом» принесла миску со щами и поставила на стол. Молча пообедали и разошлись мы с отцом на работу. Мать осталась дома. Больше разговоров на эту тему не было. Только летом 1945 года во время моего приезда из Москвы на каникулы, вспоминая сыновей (Сашу и Илью) при мне «всплакивала» и беспокоилась о том, как приняли смерть – пулей и сразу убиты или были ранены и намучились, прежде чем умереть.
Я продолжал работать, о продолжении учебе и мысли не было.
Но, в первых числах октября (учебный год начинался в октябре, надо было убирать картошку), возвращаясь с работы, встретил своего одноклассника и друга Колю Иванихина. Давно не встречались. Он чему-то рад. Оказалось, они учатся в 9-ом классе. Коля сказал: «В школе новый директор Петр Владимирович Шумков перевел их в 9-ый класс, хотя они учились только до 3-его мая и испытаний (экзаменов) не сдавали». Директор сказал: «Вы в 8-ом классе учились, по сути, и только не сдавали испытаний (экзаменов) – война. А поэтому перевожу вас всех в 9-ый». Коля сразу мне посоветовал: «Директор новый никого не знает. Ты иди к нему и скажи, что тоже учился в 8-ом до 3 мая». Мне вдруг очень захотелось учиться в школе. Согласился сразу. Не теряя времени развернулся, пошел к дяде Саше – учебному мастеру на лыжной фабрике. Сказал ему, что завтра на работу не выйду. Если примут в 9-ый класс, то буду учиться в школе. Дядя Саша сказал: «Ну, и правильно. Ступай учиться».
На следующий день утром в школе захожу в учительскую, и вижу, кроме директора, и Клавдию Михайловну Кораблеву – очень строгую и принципиальную учительницу. А говорить неправду при ней – это выше моих сил. Но, все же слукавил, сказал, что учился в 8-ом классе, а хочу в 9-ый. Он небрежно взглянул на меня и четко ответил: «Нет! Иди в 8-ой!». Я ответил тоже решительно: «В 8-ой – не пойду!». Разговор окончен! Развернулся и пошел к двери. И вдруг слышу голос Клавдии Михайловны: «А я бы этого парня взяла в 9-ый!». Не успел открыть дверь, как услышал: «Ладно! Иди в 9-ый с месячным испытательным сроком». Вот он счастливый случай! Не встреть Коли Иванихина, не будь Клавдии Михайловны в учительской, и на этом бы моя учеба завершилась. И вся последующая жизнь пошла бы по другому сценарию. Радостный вошел в 9-ый класс! Приятно видеть знакомые лица друзей.
Первым учителем пришел Петр Владимирович – историк. На следующем уроке он вызвал меня отвечать. После ответа сказал: «Испытательный срок закончен». Я стал девятиклассником. Думаю – это первый счастливый случай, который определил все остальное!
1944 год. Выпускников 10 классов Карело-финской республики в конце июня собрали в Беломорске на выпускной вечер, на котором только 4 парня (выпускники Шальской средней школы), остальные девчата. Всех девчат агитируют для поступления в Карело-финский государственный университет. Нам - парням не оказывают внимания. Знают, в ноябре нас призовут в армию. Наш 1927 год призывной. Возвращаемся после выпускного вечера из Беломорска домой, и сразу уезжаем на сборы призывников. В конце их подходит к нам командир сборов лейтенант Калия и спрашивает: «Ребята! Вы, действительно закончили десятилетку?». Отвечаем: «Да! Действительно»! Он продолжает: «На войне погибло много инженеров, врачей, учителей! Людей с высшим образованием. Государство нуждается в людях с высшим образованием. Вам надо идти учиться в институты. Войну закончим без вас! Рокоссовский громит немцев в Белоруссии. У нас тоже с финнами можно сказать покончено!». Я почему-то среагировал мгновенно, что буду поступать. Коля Рямзин – тоже. А Иван Стовбчатый: «Нет! Я должен отомстить за брата, погибшего в Сталинграде!»...
|
