|
ВАЛЕРИЙ РУДАКОВ – ПОСЛЕДНИЙ РОМАНТИК КОММУНИЗМАБорис
Павлов, Бессменным заместителем декана на физическом факультете Ленинградского университета, начиная с 1950 года, был доцент В.И. Вальков. Валентин Иванович был серьезен и немного глуховат, что позволяло ему настойчиво переспрашивать посетителей и просителей до тех пор, пока они не уясняли себе суть, а нередко и безнадежность задаваемого ими вопроса. Летом он возил некоторых своих любимых студентов, в том числе и Бориса Новикова, Бориса Разбирина и Людвига Фаддеева – на Ладогу, стоял лагерем на Наионсари (он называл его Каионсари – карта была плохая), ловил рыбу и демонстрировал эскимосский переворот на байдарке. Не у всех студентов переворот получался. С легкой руки Валентина Ивановича, физический факультет превратился в физкультурный – правда, с легким физическим уклоном. В кабинете декана, где обычно сидел Валентин Иванович, стояли кубки и висели вымпелы за победы наших спортсменов во всевозможных соревнованиях и чемпионатах – университетских, городских и даже всесоюзных. Поэтому никого не удивило, когда с приходом нового декана Юрия Викторовича Новожилова вторым заместителем декана – помощником Валькова – стал наш знаменитый спортсмен – альпинист, талантливый физик-теоретик Валерий Рудаков. К тому времени он уже был легендарной личностью: ездил в альплагерь с самим ректором академиком А.Д. Александровым, катался с ним на горных лыжах, недавно защитил диссертацию о явнорешаемых моделях в задачах рассеяния с высшими моментами, под руководством Юрия Николаевича Демкова, и, конечно был кумиром студентов. Его образ с уверенными движениями и ясными фразами, точно соответствовал настроениям, сложившимся в краткий период хрущевской оттепели: Валерий Сергеевич распространял вокруг себя дух оптимизма, с ним все было просто и надежно – он был абсолютно предсказуем и решал возникающие проблемы неформально и по сути дела. Я общался с Валерием впервые именно по поводу каких-то студенческих дел. Оказалось, что мы ведем занятия в одной студенческой группе: он – по физике, а я по математике. Наши оценки успехов группы почти буквально совпадали и мы быстро договорились о совместной тактике и расписании зачетов на время сессии. Экзамены мы оба рассматривали не просто, как проверку знаний и способностей студентов, а как важный этап в процессе обучения – «упаковку» выученного материала. Позже Валера сформулировал эту идею так: «…еще Жан Клод Кили (знаменитый горнолыжник) считал, что наибольший эффект дают тренировки на предельном уровне усталости». Студенты у нас в те годы были замечательные: Миша Семенов-Тянь-Шанский, Сережа Набоков, Сережа Авдонин, Витя Шубов, Марина Пеккер. Оказалось, что Валерий хорошо знает лично каждого из них и связывает их имена с трудными задачами, которые они решали по его предложению. Примерно в это же время Валерий стал членом партии. Вступить в партию его убедил Юрий Викторович, который хорошо понимал, что партийный коллектив физиков, состоявший почти сплошь из фронтовиков уже не может служить механизмом управления факультетом в новой – после-оттепельной – обстановке. Валерий Сергеевич сразу же нашел свой стиль поведения в партийном коллективе: одновременно прямодушный и активный. Помню как он восхищался острыми вопросами, которые задавал ректору наш ветеран Василий Георгиевич Пичугов на партийной конференции университета. И сам Валерий, став секретарем парторганизации физиков, не избегал острых вопросов. Это в большой мере могло создать в те годы обстановку справедливости и ответственности в Институте физики и на факультете. Мы действительно были полны оптимизма, а незначительные тени в углах не казались опасными, и практически в каждом конкретном случае неприятные проблемы удавалось разрешить по совести – по крайней мере, так нам казалось. Вскоре Валерий Сергеевич был избран секретарем парткома университета. Этот момент совпал с приходом в университет нового ректора Валентина Борисовича Алесковского – бывшего ректора технологического института. Сейчас мне кажется, что возникновение Валерия Рудакова во главе парткома тогда не было случайным – он был выдвинут на этот пост определенной группой членов Ученого совета университета, которая отлично понимала какие опасности в себе таит приход в университет на место ректора «варяга», привыкшего единолично решать судьбы своего института в течение почти десяти лет, опираясь лишь на свой профессиональный авторитет и административный опыт (академик Владимир Иванович Смирнов успокаивал нас по поводу прихода нового ректора: «Университет – огромный корабль, ничего неожиданного с ним новый ректор сделать не сможет!»). В университете положение ректора было иным – он a priori не мог быть диктатором, ибо его собственный научный авторитет распространялся, лучшим образом, на один – два факультета. Влияние, необходимое для руководства университетом в целом, основывалось на более широких принципах и должно было удовлетворить более общие критерии, чем «просто» профессиональная успешность, или административная ловкость. Главным из них являлась способность ректора продемонстрировать личный этический пример. Практически оказалось, что успешность ректора в университете определяется именно по этому параметру. Александр Данилович Александров – самый яркий ректор нашего университета в послевоенный период – увлекал всех сотрудников своим примером не только в науке и в преподавании – он был блестящим геометром и любимым лектором, о котором ходили легенды, но и в решении трудных кадровых вопросов. Он восстановил на работе в университете Льва Николаевича Гумилева – известного этнографа, который трижды сидел в тюрьме в годы репрессий. «Один раз – за папу, Николая Степановича Гумилева, который был расстрелян большевиками в 1921 году по делу сенатора Таганцева, другой раз – за маму, Анну Ахматову, а третий раз за себя» – вспоминал Лев Николаевич. Александров принял в университет на работу талантливейшего тополога Владимира Абрамовича Рохлина, который стал душой перестройки на современный лад всего преподавания математики. | |||
|