Альпинисты Северной Столицы

АЛЕКСАНДР ФЕДОРОВИЧ ГЕТЬЕ (1893-1938)

Михаил Лукашев, 
«Приговор отменить!» в газете «Советский спорт», 17.02.1989,
под редакцией Германа Андреева (МС СССР).

 Разбирал я не так давно свои архивы и наткнулся на любопытный документ. Он заслуживает того, чтобы привести его здесь полностью.

«13 июля 1964 года. N 4-а-Э420-64. В редакцию газеты «Советский спорт», тов. Лукашеву М.Н. В связи с Вашим запросом сообщаю, что архивное следственное дело Гетье А.Ф. истребовано в Главную военную прокуратуру, где оно будет проверено. Ответ о результатах получите после окончания проверки.

Военный прокурор отдела Главной военной прокуратуры подполковник юстиции Жуков».

Сегодняшнему читателю, наверное, ничего не говорит это имя — Александр Федорович Гетье. Хотя по справедливости, следовало бы, возвести на его могиле памятник, на котором высечь слова: «От советских спортсменов». Он заслужил их. Но…

Нет пока памятника Александру Гетье. Мы даже не знаем, где находится его могила. Может быть, на Соловках. Может, в Туруханском крае. А может, и совсем рядом — на Калитниковском кладбище в Москве. И найти ее будет очень трудно — слишком уж много в нашей необъятной стране безымянных могил, в которых лежат ее верные сыны.

Гетье, 1933 год.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

БОКС!

На территории уютного столичного стадиона, носящего ныне имя Юных пионеров, до сих пор сохранился маленький кирпичный домик с пузатыми колоннами. В конце прошлого века этот единственный в округе кирпичный дом был царским павильоном на Всероссийской промышленной выставке. А впоследствии, за ненадобностью, его продали одному из старейших спортивных обществ — Московскому клубу лыжников (МКЛ).

Не только лыжами увлекались его члены. Именно в этом домишке разыгрывались едва ли не самые первые в Москве схватки поклонников "благородного искусства самозащиты". Петербургский спортивный журнал «Геркулес», издававшийся известнейшим антрепренером цирковой борьбы, борцом и атлетом «дядей Ваней» (И. В. Лебедевым), не без юмора писал в 1913 году: «В МКЛ гулко раздаются удары боксерских рукавиц... В последнее время в МКЛ начали усиленно угощать друг друга изобретением «прославленных мореплавателей» — сиречь, боксом. Выделяются Богаров, Теставен, Веденеев, Цабель и Гетье». И хотя «дядя» в перечне боксеров назвал Гетье последним, именно он, пожалуй, был сильнейшим. О нем упоминают как о «заслуживающем внимания» и другие спортивные журналы, в некоторых даже публикуются снимки, сделанные во время его спарринговых боев.

А вскоре среди атлетов разнеслась весть о приезде в Москву «профессора бокса» Аркадия Харлампиева. Уже в наше время некоторые авторы будут писать о нем, как о чемпионе Франции и Европы, победившем якобы самого чемпиона мира Билла Пеппке. Но все эти «сенсации» Харлампиев преподнесет   доверчивым журналистам значительно позже. А тогда, в 1913 году, все было куда скромнее: учась в Париже, молодой художник подрабатывал выступлениями на второразрядном ринге. Другими словами, являлся рядовым профессиональным боксером. Этого, однако, было достаточно, чтобы в России стать одним из лучших, если не самым лучшим, специалистом по боксу. Харлампиев начал преподавать в ряде московских спортивных обществ: «Юнионе», МКЛ, Обществе любителей лыжного спорта,  «Санитасе». И Гетье, конечно, был среди первых его учеников.

В истории нашего бокса Харлампиев был фигурой крупной и далеко не однозначной. Спортивная печать тех лет открыто обвиняла «профессора» в том, что его "победоносные"  выступления на ринге заранее отрепетированы и никакого спортивного значения не имеют. Но нужно отдать ему должное - именно он первым организовал соревнования между клубами.

Одно из них планировали провести на спортивной площадке МКЛ. На ринг должен был выйти и Гетье. Но судьба уготовила ему другую стезю.

Шло лето 1914 года и в Сараеве уже прогремели револьверные выстрелы Гаврилы Принципа, ставшие первыми выстрелами мировой войны. Боксеров ожидали теперь не спортивные поединки на ринге, а смертельные бои на фронте. Дальнейшие события жизни Александра восстановить нетрудно: лица, имевшие высшее образование, по мобилизации направлялись в офицерские училища...

...Уже после ареста Гетье иные из его бывших коллег с судорожной поспешностью торопились «всенародно» осудить его. Писали и о том, что он был в рядах белой армии. Похоже, что среди всего грязного потока лжи и клеветы, выплеснутого на голову «врага народа», одно только это утверждение и соответствовало действительности. Впрочем, Гетье и не пытался скрывать это. К счастью, заблуждение Александра было недолгим. У него хватило мужества и здравого смысла порвать с белыми и перейти на сторону революции.

Голодный и холодный 1920 год... Москва жила суровой, напряженной жизнью военной столицы. Бывший офицер Гетье теперь готовит резервы для Красной Армии: на центральных курсах инструкторов Всевобуча он обучает будущих преподавателей допризывной подготовки и спорта. В том же году курсы были реорганизованы в Главную военную школу физического образования трудящихся, которой ленинским декретом был дан статус высшего учебного заведения.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
«УМНЫЙ В ГОРУ...»

«Умный в гору не пойдет». Много лет не давала покоя Александру Гетье эта поговорка. Он  считал, что как раз умные-то и должны ходить в горы. Дураку - на вершине не место.

И в альпинизме — новом для Александра  Федоровича и очень сложном виде спорта — Гетье снова шел рядом  со своим старым учителем — Харлампиевым. Став одними из первых советских горовосходителей, они участвовали даже в покорении знаменитого памирского семитысячника — пика Коммунизма, который в те годы назывался пиком Сталина: высочайшая в стране вершина, разумеется, должна была носить имя «величайшего вождя» (читайте: ПЕРВОВОСХОЖДЕНИЕ НА ПИК СТАЛИНА).

29-й Отряд комплексной Таджикско-Памирской экспедиции Совета народных комиссаров СССР и Академии наук СССР, в состав которого входил Гетье, имел задачей нанести на карту еще неизвестные горные хребты и установить на пике Сталина метеорологические приборы. Начальником штурмовой группы альпинистов 29-го отряда был Гетье.

Специальный корреспондент газеты «Известия» Михаил Ромм, тоже входивший в состав отряда, очень точно характеризовал своего давнего коллегу по боксерскому рингу перед   выходом экспедиции: «Гетье я знаю давно. Лет пятнадцать тому назад мы впервые встретились с ним на ринге в жестокой схватке на первенство Москвы. Вскоре после этого он перешел на работу тренера. Затем   увлекся альпинизмом. Упорно и методично, как и все, что он делает, он стал изучать нелегкую технику горовосхождений. Зимой и весной его можно было встретить на Ленинских горах с тяжелым рюкзаком за спиной».

Печально говорить об этом, но покорение высочайшей вершины страны приобрело очень опасный, драматический характер и потребовало поистине героических усилий от восходителей. Безалаберность людей, отвечавших за организацию экспедиции, не раз ставила под угрозу достижение цели.

Тяжело груженный караван экспедиции по пути к подножию пика Сталина медленно продвигался вперед по горным дорогам, преодолевая бесчисленные крутые подъемы, переходя вброд бурные горные реки. Уже в пути экспедиции пришлось долго ждать прибытия из Ленинграда радиометеорологической установки. Когда же она, наконец, была привезена, то никакой радости альпинистам не доставила: прибор оказался очень  массивным, причем разбирался всего лишь на две тяжеленные 25-килограммовые части. Тащить такой груз на вершину было весьма сложной задачей, серьезно затруднявшей и без того  нелегкие условия восхождения.

Но, наконец, откладывавшееся много раз восхождение, пусть и с месячным опозданием, началось. В передовой партии штурмовой группы пошли Е. Абалаков, Гущин и с ними три носильщика. Вслед за ними шла вторая партия, в которую вошли Горбунов, Гетье, Шиянов, австрийский рабочий-альпинист Цак и остальные носильщики. Штурмовая группа в любых критических ситуациях могла теперь рассчитывать только на себя: в ледниковом лагере не оставалось альпинистов, которые могли бы оказать ей помощь в случае непредвиденных осложнений, нередко поджидающих восходителей в горах.

Передовая группа установила еще один промежуточный лагерь — на высоте 6400 метров. Продовольствия оставалось совсем мало, и Горбунов был вынужден посадить альпинистов на голодный паек. В штурмовой группе начался «великий пост», едва не ставший причиной срыва восхождения.

29 августа 1933 года, в тот самый день, когда согласно плану альпинисты должны  были, завершив восхождение, возвратиться в ледниковый лагерь, они вышли из лагеря «6400» и двинулись вверх. Они отвоевывали метр за метром, но несли и тяжелые потери. Упавший со скалы острый  камень глубоко рассек пальцы и тыльную часть ладони левой руки у Гущина. Шиянов отравился недоброкачественными консервами. И как они ни крепились, как ни продолжали из последних сил восхождение, не дойдя всего четырехсот девяносто пяти метров до вершины, вынуждены были спуститься вниз с отметки 6900 метров. Вместе с ними ушел и австриец Цак. У него оказались слишком тесными шекельтоны, (теплые башмаки на войлочной подкладке) — это угрожало обморожением ног.

До вершины оставалось менее пятисот метров. Но что это были за метры! Когда Горбунов, Гетье и Абалаков двинулись вперед, ноги проваливались в снег до колен, разреженный воздух заставлял бешено колотиться сердце — казалось, оно стучит где-то под самым горлом. Абалаков и Гетье несли метеорологический прибор, который превратился уже в невыносимую тяжесть. Молодой Абалаков кое-как справлялся с этой сверхнагрузкой, а Гетье, задыхаясь, падал под грузом, вставал, шел, снова падал и опять шел... Шел до тех пор, пока у него не начался тяжелейший сердечный приступ.  Сказались  огромная разреженность воздуха,   пятидневное недоедание и нечеловеческие нагрузки.

Горбунов пытался взять у Гетье рюкзак, но тот оказался совершенно непосильным. К тому же сгущался сильный туман. Пришлось возвращаться в лагерь "6900". Несмотря на недомогание, Гетье шел сам.

Утром следующего дня альпинисты, в том числе и больной Александр Федорович, попытались продолжать восхождение, но началась вьюга. Пришлось срочно возвратиться  в лагерь "6900". К ночи метель усилилась, температура упала до минус 43 градусов.

Гетье чувствовал себя все хуже и хуже: у него начались мучительные спазмы сердца и сплошная рвота. Погода и на следующий день не улучшилась. А через сутки разразился настоящий шторм, неудержимый и грозный горный снежный  буран. Ночью в палатке, где спали Гетье и Горбунов, под тяжестью навалившегося огромного сугроба обломились стойки, и снег придавил альпинистов. Такой ценой им приходилось расплачиваться за все неполадки, недоработки, оттяжки сроков восхождения, поставившие теперь их, голодных и совершенно обессилевших, лицом к лицу с грозной и разбушевавшейся стихией.

Абалаков укрепил свою палатку с помощью рюкзака и ледоруба, прорыл ход в сугробах и, выйдя наружу, откопал заживо погребенных под снегом товарищей. Еще сутки ветер продолжал наметать сугробы.  Гетье по-прежнему лежал неподвижно и не мог ни есть, ни пить. Горбунов и Абалаков разделили свой последний, скудный дневной паек: в резерве остались лишь плитка шоколада, да банка рыбных консервов. С этим «продовольствием» и предстояло завершить самую тяжелую часть восхождения и спуститься вниз.

Третьего сентября шторм наконец стих. Стало ясно и безветренно. Абалакову и Горбунову, ослабевшим от восьмидневного голодания, практически лишенным провизии и имевшим к тому же на руках больного товарища, по всем альпинистским законам надлежало немедленно спускаться вниз. Ведь новый буран или туман означал бы для всех верную смерть. И все-таки альпинисты решили иначе. Гетье, который был лишен возможности идти сам, заявил, что потерпит еще сутки без врачебной помощи, побудет здесь один ради того, чтобы товарищи победно завершили восхождение.

Абалаков и Горбунов с трудом натянули на себя штурмовые костюмы, покрытые коркой льда, и ушли на последний, завершающий штурм  вершины...

Страдавший от болей в сердце Гетье остался один. Когда наступила ночь, он был уже уверен, что все кончено, но вдруг совсем близко прозвучал хорошо знакомый голос Горбунова, громко   произнесший: «Вершина взята, ноги целы!».

Впрочем, сказав  про ноги, он, конечно, поторопился. Безнадежно обмороженными оказались пальцы не только ног, но и рук.

На следующий день победители начали спуск. Странная и страшная это была процессия: полуослепший без солнцезащитных очков Абалаков, обмороженный Горбунов и Гетье, пролежавший четверо суток с сердечным приступом без медицинской помощи…

Несмотря на все, покорение высочайшей в стране вершины стало спортивным результатом безусловного мирового класса и явилось большой победой и для советской науки, и для советского альпинизма. Этот спортивный, да и не только спортивный   подвиг   заслуженно встал в один ряд с другими героическими делами тех лет: мужеством полярных зимовщиков, рекордным высотным  полетом советских воздухоплавателей на стратостатах, знаменитым каракумским автопробегом, незабываемой северной челюскинской эпопеей.

Гетье был счастлив, что принял участие в покорении вершины, носящей имя того человека, по чьему приказу спустя четыре года он был расстрелян...

Гетье Александр Федорович арестован 14.12.1937. Приговорен к расстрелу 08.01.1938  ВКВС СССР по обвинению в шпионаже и участии в к.-р. террористической организации. Расстрелян 08.01.1938. Реабилитирован 14.01.1965 ВКВС СССР».

Почему был расстрелян А.Ф. Гетье – боксер и альпинист?

По мнению редакции, секрет кроется в биографии его отца.

Гетье Федор Александрович (1863-1938) – был личным врачом семьи Ленина. Только один из врачей – Ф.А. Гетье не вызывал против себя отрицательной реакции Ленина. Ленин доверял ему. Штатный профессор  Кремлёвской больницы, основатель больницы им. С.П. Боткина…

«…Гетье отказался подписать протокол о вскрытии тела Ленина. Действительно, Гетье не указан среди врачей подписавших «Акт патологоанатомического вскрытия тела В.И. Ульянова-Ленина», хотя его имя значится в составе комиссии, производившей эту процедуру».