Альпинисты Северной Столицы  

СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ СТЕНА

  Это была удача. Чистое везение. Мы поняли это сразу, как только прошли перегиб стены и оказались на отполированном ветрами фирновом гребне вершины. Удача была в том, что мы стояли над двухкилометровым обрывом стены, а она сама была позади. Позади во времени и пространстве...

Гена Мулюков снял треснувшую каску, бросил ее под ноги — она развалилась пополам. «К черту сувениры!» — ударом ботинка он пустил каску под откос.

Мы, все пятеро, присели в защищенной от ветра нише. И как-то сразу навалилась усталость. Усталость недельного общения со стеной, усталость ночевок без сна, ежеминутного напряжения, усталость от постоянного ожидания удара летящего сверху камня...

Прислонившись к чуть шероховатой, надежной поверхности камня, я задремал. Проснулся от холода. Солнце было совсем низко. Его уже негреющие лучи били горизонтально. В таком ракурсе за все восхождение мы не видели его ни разу. По утрам оно заслонялось отрогом, который отходил на юг от пика Известий. Закат для нас наступал сразу после полудня, когда солнце исчезало за верхней кромкой стены, а мы оставались на ее стылой скальной тверди, холодеющей с каждым часом, отвоевывая у нее метр за метром, замирая от частого каменного посвиста...

Теперь можно было снять опостылевшую каску, распрямиться в полный рост и даже увидеть нормальный горизонт, а не косой срез скал над головой. Как игрушечные пирамидки торчали над ровной облачностью вершины Памира. А под нами громада высочайшей вершины страны, под нами весь Памир.

— Надо искать площадку. Может, наконец-то, поспим по-человечески, — хрипло произнес Саша Путинцев, наш лидер и капитан команды.

— Ее не надо искать, к ней надо идти. Таких площадок тут рядом, за перегибом...

И мы, свободные от веревок, что прижимали нас к каменному холоду скал, не спеша пошли чуть вверх и вправо, где золотился под закатным солнцем острый шпиль вершины.

Не случайно рассказ о восхождении на пик Коммунизма по северо-восточной стене начат с того момента, когда стена была пройдена, когда позади были все трудности и опасности. Именно этот момент восхождения запомнился сильнее других. Запомнился солнечными лучами, которые не грели на этой высоте, тишиной разреженного воздуха, свободного от звуков камнепадов, посветлевшими лицами моих друзей. Но это не значит, что забыты другие дни восхождения. Помнятся и они.

Был день, когда поднялись на пик Известий. Прежде чем выйти на «нашу» стену, мы прошли сложный и красивый маршрут на соседнюю вершину, впервые пройденный нами еще в 1964 году. Тогда был долгий и тяжелый штурм, был такой же изнурительный спуск, тогда кончились продукты и на учете были последние капли бензина. Но то было тогда...

Теперь же мы поднялись на вершину на четвертый день. Сидели на серых сланцевых плитах перед великолепием широко распахнутой панорамы. В далекой дымке терялся за вогнутостью Памирского фирнового плато хребет Петра Первого. Сумеречным провалом лежал внизу ледник Фортамбек, плыл рядом белый айсберг пика Евгении Корженевской. А на юго-западе, заслоняя небо, вздымался пик Коммунизма.

Четкие, словно из белого мрамора, снежные гребни, узкие точеные лезвия ледовых контрфорсов, безумный отвес стены. Мы смотрели на нее в упор, пытаясь мысленно представить, чем могут обернуться вылизанные камнепадами желоба, тонкие вертикальные грани скал, карнизы снежных надувов по правому краю, каскад ледопада и исполосованная камнями и лавинами ледовая плоскость основания...

Северо-восточная стена. Четырнадцать лет назад я впервые увидел это неповторимое сочетание льда и скал. Трудно сказать, сколько раз с тех пор фотография стены извлекалась из архива. Сначала рассматривалась просто: красивая и, видимо, неприступная стена огромной горы. Но затем профессиональный интерес к стене как к объекту возможного восхождения на пик Коммунизма стал превращаться в цель.

В 1975 году стена обозначилась в нашей заявке на «Союз» как запасной вариант. Хотели залететь в район на несколько дней, подойти к ней поближе, посмотреть, потрогать. Хотели, но не получилось. В прошлом году из ледового цирка из-под стены на пик Известий прошла команда ленинградцев Гурия Чуновкина и «наша» стена стала известна не только нам. И вот теперь северо-восточная стена пика Коммунизма значилась в заявках трех команд: спартаковцев Ленинграда, киевского «Труда» и нашего «Мехната».

В этот раз наш базовый лагерь находился довольно низко; вертолет приземлился под склонами пика Реввоенсовета и до маршрута было целых два дневных перехода. На другой стороне ледника Бивачного располагались киевляне и ленинградцы (они забросились в район много позже), а также советско-американская экспедиция.

Здесь хочу отвлечься от нашей экспедиции и рассказать об одном интересном факте. Ни в одной поездке на Памир, а эта была восемнадцатой, в своих хождениях по ледникам я не попадал в такую ситуацию.

Как-то попутный вертолет перебросил нас с Валентином Слобцовым на ту сторону ледника в лагерь советско-американской экспедиции. Обратно мы должны были вернуться своим ходом. Именно на обратном пути и начались наши приключения. Ледник оказался непроходимым, вернее сразу найти путь не удалось. Обычных проходов, которые в предыдущие экспедиции имелись на этом довольно-таки обыкновенном леднике, не было. Ледник разверзся многочисленными широкими трещинами, на самых неожиданных местах дыбился выпирающими вверх глыбами льда. Довелось на практике увидеть результат неожиданных ледниковых подвижек на Памире, тех самых, которые привлекли внимание всех гляциологов планеты, которые изучались и снимались на местах и из космоса. Два дня мы искали проход то ниже по течению, то чуть ли не в самых верховьях. В конце концов он был найден, а мой фотоархив обогатился уникальными снимками «ожившего» в то лето ледника Бивачного.

При организации и проведении любого восхождения высокого класса всегда встает ряд вопросов, от уровня решения которых зависит конечный результат. Так было и на этот раз: от качества снаряжения и его легкости зависела скорость на маршруте; от ассортимента продуктов — часть веса рюкзаков и время для приготовления пищи, опять же калорийность и съедобность ее; от состава группы — ее работоспособность, умение пройти маршрут быстро и красиво.

Проще всего решался вопрос снаряжения. Имея за плечами многолетний опыт работы на высотных маршрутах, мы не стали увлекаться какими-либо новинками типа закладных элементов, «небесных» крючьев или зажимов новой конструкции. Ограничились привычным ассортиментом «слесарки» для скал, а вот для ледовых участков впервые в пашей практике опробовали и применили ледобуры, о чем ни разу не пожалели. Обычные же «морковки» использовали па скалах, где эти ледовые крючья с успехом заменяли скальные, значительно увеличивая надежность страховки.

Продуктовый вопрос был самым слабым звеном до последнего момента, когда мы с удовольствием выбросили надоевшие концентраты, банки с тушенкой и заменили их подаренными нам московскими альпинистами компактными баночками с готовыми сосисками, копченой рыбой, икрой. Вместо пятисот пятидесятй стало по триста двадцать граммов питания в день на одного участника!

Теперь о составе группы. Сколько и кто? Если вопрос «сколько» был ясен, — конечно, пять: удобно на тесных биваках, мобильно на маршруте и более-менее безопасно в момент работы друг над другом, — то вопрос «кто» долго дебатировался на совете тренеров. Нужна была опытная группа с большим запасом прочности, где все знали друг друга настолько, что могли предвидеть поступок каждого в случае незапланированной ситуации. Группа, где участник по своему характеру беспрекословно подчинялся капитану, ив то же время в любой момент мог стать лидером в случае разрыва или аварии группы на маршруте.

В конце концов, на предстоящий маршрут были отобраны Александр Путинцев, который за несколько лет вырос в надежного лидера команды; Леонид Громов, напарник Путинцева, его неизменный партнер по связке на последних восхождениях; Вячеслав Воронин, в прошлом капитан нашей команды, уступивший лидерство Путинцеву по той причине, что считал его более подходящим для этой роли; Геннадий Мулюков, который за последние годы оказывался на всех значительных маршрутах, исключая заявочные, и успел проявить себя как на зимнем траверсе в «Дугобе», так и на спасательных работах, но не ходил ни разу в основном составе лишь по причине, что там было кому ходить.

Путинцеву 33 года — самый альпинистский возраст. Родом из Красноярска, он, будучи совсем юным, прошел школу красноярских скалолазов — знаменитые Столбы. Первым его тренером был отец, мастер спорта по альпинизму, наставник многих известных скалолазов и горовосходителей Красноярска. Саша не раз защищал честь своего родного города на соревнованиях скалолазов, был серебряным призером Чемпионата СССР. Но затем увлекся горовосхождениями. Во время службы в армии ходил в составе команды Туркестанского военного округа, остался жить в Ташкенте и с тех пор является неизменным участником всех значительных восхождений команды альпинистов Узбекистана. Он поднимался на все высочайшие вершины страны, в его спортивной коллекции наград — медали всех достоинств на Чемпионатах СССР.

Леша Громов — ровесник Путинцева, в последние годы ходит с ним в паре. На маршруте всегда собран, серьезен, немногословен. На первый взгляд это покладистый парень, но при близком знакомстве оказывается достаточно самолюбивым и с твердым характером. С Путинцевым они чем-то схожи и прекрасно ладят на всех уровнях. При восхождении Леша редко выходит вперед, но это не значит, что он не умеет ходить первым. Роль «второго», которую он играет чаще всего, не менее трудна и ответственна. Обеспечить страховку первому, закрепить перила для остальных, заметить и во время предупредить Путинцева обо всех «подарках» стены, самому суметь укрыться от «обстрела». И все это с рюкзаком за плечами.

Гена Мулюков — самый молодой участник восхождения. Ему двадцать пять. Ему достается на горе больше всех или, как он сам говорит, «все кирпичи, все веревки, все крючья и все кислые слова». «Заклевали! Четыре мастера — бедный Мулюков один!» — так он жалуется на свою судьбу, которой доволен.

Слава Воронин. Мы с ним представляем старшее поколение. Нам по сорок, наш первый совместный маршрут уже ушел в годы забвения — это было еще в 1958 году. Зная достоинства и недостатки друг друга, мы всегда находили компромиссное решение, если возникало вдруг какое-либо недоразумение как между нами, так и между другими членами групп. Слава привык к самостоятельным решениям. Еще бы! Это он выводил группы по сложным маршрутам на самые высокие вершины Памира и Тянь-Шаня. Он прошел в составе команды беспрецедентный траверс от пика Коммунизма до пика Евгении Корженевской. Все медали команды Узбекистана на чемпионатах страны с 1965 года завоеваны при его непосредственном участии.

...27 июля нас тепло проводили в путь ребята из нашей и других экспедиций. Дорога по леднику. Обычный памирский ледник — лабиринты трещин, сераксы, «грибы» с каменными шляпками на ледовых ножках, талые ручьи с ледовым руслом, перехлесты лавин в фирновой зоне, пекло «сковороды» на выгибе под ледопадом. В этот день мы в последний раз перед штурмом смотрели на «нашу» стену со стороны. Вблизи она казалась положе, скальные отвесы расчленились на отдельные бастионы и полки.

Постепенно набирая высоту, мы начали углубляться в ледопад. До этого со стороны он казался нагромождением глыб, а при ближайшем знакомстве в этом хаосе нашлись перемычки, мостики и по ним мы вышли на первую ступень. Альтиметр показал 5100. Здесь было достаточно просторно и безопасно для ночлега. Синим пятнышком на фоне ледового могущества — так, видимо, выглядела наша палатка со стороны. А над ней громоздилась стена, уходящая выше семитысячеметровой высоты. Где-то там за вертикалью двух километров — вершина!

Наутро мы готовились продолжить путь, когда солнце коснулось золотыми лучами памирских вершин. Легли они и на стену и тут впервые мы услышали ее «голос». Зная о камне-опасности стены, мы проследили основные русла схода камней, но, чтобы увидеть и услышать такое, — откровенно, не ожидали. Вряд ли хоть одна фонотека обладает таким набором звуков: свист и шелест, какое-то стрекотание, визг и вой артсна-рядов, рев самолетных турбин. И все это ее «голос», «голос» стены.

Один короткий переход до разрыва подгорной трещины. Вошли в ее холодную тень и устроились под защитой ледового козырька. Рядом падали в снег камни. Подгорная трещина, местами прерываясь, проходила вдоль всего основания стены. Были места, где путь вдоль нее пробивался камнями. Такие участки мы пробегали, едва касаясь руками избитого льда, усеянного мелким каменным крошевом, выбирая момент после очередного каменного обстрела. Потом долго ждали того часа, когда наступит вторая половина дня и тень ляжет на стену. В три часа непрерывная канонада стала стихать.

— Начнем, пожалуй? — и бросив взгляд из-под каски вверх — молчит стена? — из знобящей тени Саша Путинцев, звеня карабинами и ледовыми крючьями по ледовому мостику выходит на верхний край трещины... Айсбайль в правой руке, ледовый крюк — в левой. Делает шаг, с удара вонзив передние зубья «кошки» в ноздреватую поверхность льда. Другой... Удар клювом айсбайля... удар крюком... правая нога... левая... Веревка постепенно уползает через руки Леши Громова. Он на страховке и должен следить не только за продвижением Саши, но и за камнями, предупреждать о них.

...И вот мы, все пятеро, на ледовой круче. Где-то впереди— Путинцев. Я иду третьим, но мне его не видно и не слышно, только битый лед из-под его айсбайля дает знать, что он продвигается вверх. Между нами — Громов. Ниже, на длину веревки — Мулюков. Еще ниже — Воронин. Так на дистанции в двести метров мы расположились в нашем движении по ледовой плоскости.

Ледовая плоскость. Издали она казалась зеркально чистой и гладкой. На самом же деле это избитая камнями крутизна с грязными потеками и промоинами.

Час, другой, третий немыслимой эквилибристики с веревками, крючьями, рюкзаками, ледорубами. Ночь накрывает Памир. Справа постоянно «работает» кулуар, выбрасывая на маршрут редкие камни. В темноте трудно определить их траекторию. Каждый новый посвист заставляет втягивать голову и сжиматься так, будто способен, как улитка в раковину, спрятаться под собственную каску. Вдруг промелькнуло что-то большое и темное, следом сверху долетело крепкое словечко... С Громова сбило каску. Леха, я не завидую тебе...

Шестой час на открытой незащищенной ледовой плоскости. Путинцев до скал еще не дошел. Когда будет конец этим тремстам метрам льда? Ноги... Они совсем чужие от непривычной опоры. Рюкзак за плечами — гора свинца. А перед лицом, с которого льет пот, — лед, холодный, режущий ладони...

Сверху — наконец-то! — стук молотка. Путинцев «зацепился» за скалы. Там вспыхивает огонек спички. Саша ищет трещину для крюка. Снова стук. Короткая перекличка между Путинцевым и Громовым. Опять огонек — на этот раз сигареты. Наматываю перила на руку, джумар давно уже не держит на оледенелой веревке, иду выше. Из темени прорисовывается что-то еще более темное. Это скалы. Они ломки и холодны. Лезу выше и на узенькой полочке наталкиваюсь на Громова. Он уже без рюкзака.

—     Привет! Сколько времени?

—     Час.

Достаю рацию. Путинцев сигналит спичками в сторону «4600». В ответ там вспыхивает огонь. Посылаю в эфир позывные: «Я — стена. Я — стена. Прием».

— База на связи. Эльчибеков. Все время наблюдали вас. Молодцы! Как с ночлегом?

— Устроимся как-нибудь. До утра, Вадим?

— Постой! Что за вспышки на стене? Это камни?

Отвечаю, что «да, камни» и мы, пожелав друг другу спокойной ночи, прерываем наш разговор. На ощупь ищу трещину, вбиваю в нее крюк для самостраховки, еще один для Мулюкова.

Прошел еще час, прежде чем мы кое-как навесили на крючья палатку и устроились в ней кто сидя, кто полулежа, наполовину в спальных мешках, среди «железа» и «барахла» — откуда его столько? Умудрились в этой обстановке приготовить по кружке чая, съесть по сухарику и заснуть, «положив ноги под голову».

Рассвет... Из-за хребта сразу выплывает солнце. Его лучи бьют в стену под прямым углом и она «вздрагивает». «Как по горбу», по скале, так удачно защитившей нас, бьет первая порция «подарков».

В любом отчете о восхождении есть специальная графа — «состояние погоды». А бывает ли «каменная непогода»? В какую графу втиснуть все эти «осадки», «кирпичи» и «чемоданы», что с непередаваемым свистом, воем, стоном, поодиночке и ливнем рушились сверху, глухо били по скалам, оставляя белесый след на месте удара, распространяя запах серы, тяжело падали в снег или застревали осколками в крутом панцире льда.

В три часа дня, как по расписанию, каменные «осадки» стали много реже. Стряхивая с пуховок пыль и мелкое крошево камня, мы по одному покидали наше убежище и продолжали наш весьма рискованный путь. Саша опять работал впереди, но уже по скалам, придерживаясь полок, избегая желобов, где наверняка можно «схлопотать по темечку», предпочитая ради безопасности навесные участки открытым. В этот день мы прошли немного, всего сто пятьдесят метров. Скалы были сложные, шли на двойной веревке. Вместо потерянной каски Леша Громов приспособил кастрюлю, чем вызвал наши беззлобные шутки и обеспечил себя работой на каждое утро по мытью своего необычного головного убора.

На ночь устроились снова на полке под надежным скальным карнизом. Занавес из сосулек, каждая из которых была по меньшей мере двухметровой длины, свисал над нами. Так что льда для воды было вдоволь. Палатку ставить не стали — не было места. Каждый устроился в своем «гнездышке», укрепившись веревками. Обработку пути на завтра проводить не стали, решив, что при таких «осадках» от веревок могут остаться лишь клочья. Вечером поговорили с «Базой», откуда передали, что прямо под нашим ночлегом сегодня начали свой маршрут украинские альпинисты и просили не бросать вниз ничего лишнего. Не знаю, как насчет «лишнего», но тех порций, что посылала им стена и которые пролетали на расстоянии вытянутой руки перед нами, вполне хватило бы на десяток таких, как они и мы. Во всяком случае голоса доносились до четырех часов ночи и свидетельствовали о том, что украинцы с дистанции еще не сошли.

А утром мы увидели, как маленькие фигурки петляли по ледопаду, уходя из-под стены. Потом по связи нам передали, что камнем нанесена серьезная травма одному из восходителей.

...Мы уже начали привыкать к долгому ожиданию старта. Часть времени уходила на завтрак, потом сразу же начинали готовить обед — «пока примус не остыл». Час-другой занимала специфическая работа — ремонт палатки и пуховых курток, порванных и пробитых камнями. Мы предвидели это и каждый был вооружен индивидуальной иглой. Было еще одно отвлекающее занятие — обычные игральные карты. Карты всегда помогали нам коротать время в периоды непогоды на маршруте, отвлекали от мыслей и недомоганий, связанных с пребыванием на высоте. Выручили они и в этот раз — за игрой время шло быстрее.

На третий день мы вышли, как обычно. Сегодня пробуем еще один способ защиты от камней. Над зажимом, который крепится для самостраховки при движении по перильной веревке, вяжем схватывающий узел, соединенный с рюкзаком — заплечные лямки рюкзака удлиненные. В случае опасности зажим чуть ослабляется, можно пригнуться или соскользнуть вниз, и рюкзак прикроет от камня. Сегодня при выходе на карниз я успел удачно проделать этот новомодный трюк. Град камней посыпался надо мной и одновременно я увидел внизу мелькнувшее на миг из-за выступа лицо Славы Воронина, который накануне поменялся местами с Геной Мулюковым, а затем услышал короткий сдавленный стон.

—  Слава! Славка! — закричал я что было сил, то и дело вскидывая голову в ожидании нового выпада горы. Ответа не было. Оставив рюкзак, я спустился к перегибу, заглянул за него — Слава сидел на выступе, разглядывая свою каску.

—  Славик, как дела?

—  Башка гудит, —ответил он и показал большой палец, просовывая его сквозь отверстие, пробитое в каске...

...Мы работаем на стене уже четвертые сутки. Прошли больше половины маршрута. Реже стали «подарки». Перегибы и ступени, которые в основном проходились лазанием, — а вдруг перильная веревка перебита? — сменились отдельными короткими ребрами и большими полками. Полки были по-своему опасны, они слагались отдельными сланцевыми плитами, сцементированными между собой льдом. Довольно шаткое сооружение, как поленница дров, — выдерни один камень и рухнет все.

Одну такую полку прошел Путинцев и спокойно покуривал, оседлав выступ и поджидая Громова с веревками и крючьями. Громов осторожно лавировал по ней и был уже возле верхнего края. Перила за ним лежали ровно, крюк был надежен. Леша дал мне сигнал, что можно идти. Я начал отстегивать рюкзак от крюка. Карабин поддавался плохо — то ли заклинило, то ли еще что... На какой-то момент я увлекся и забыл, что надо мной «развалюха». И вдруг на нижних перилах увидел Воронина. Его лицо перекосилось в немом крике, глаза гипнотизировали скалы надо мной. Я резко вскинул голову, так что хрустнули шейные позвонки... Скальная плита величиной с добрый стол сползала с полки. Часом раньше на ней стоял Путинцев. Только что прошел Громов. И вот она зашевелилась — сама по себе. Я задергался из стороны в сторону — петля самостраховки держала очень коротко, карабин ее не отстегивался. Плита, чуть подпрыгивая на неровностях склона, набирая скорость, шла прямо на меня... Так и не понял, как ухитрился распластаться на скале — плита прошла надо мной, срезав закраину моей каски и вырвав клок из пуховки. Минут пять приходил в себя, — сердце билось учащенно, голова кружилась, в горле ком тошноты. Грохот камнепада дробился внизу...

По вечерней связи узнаем новости — группа Сережи Ефимова, трое советских, двое американских альпинистов, прошла наш путь на вершину 1970 года, а группа из нашей экспедиции идет по маршруту Абалакова и уже миновала скальное ребро. Успеха вам, ребята!

А «наша» стена, похоже, кончается. Уже за хребтом виден пик Корженевской. Пик Известий — на нашем уровне. Сегодня пятый день восхождения, рельеф стены позволил выйти в час дня, может, удастся встать на ночевку засветло, вчера опять висели до полуночи.

Шестой день. Последние метры стены. Скальные выступы из-под снега. Крутой ледовый кулуар и склон. Обычный снежный склон. Измочаленная веревка — последние перила. Они так, для порядка. Идти можно и без них. Идти, не заботясь о страховке, расслабившись. ...Вот сейчас за перегибом появится склон с обратным уклоном и я увижу белую покатость Памирского фирнового плато, а впереди, совсем рядом, острый шпиль вершины...