Альпинисты Северной Столицы

Первый раз в Эрлаголе.
б.сибиряк

Вскоре после майских приключений, которые подробно описаны в “Летописи одного турпохода”, мы узнали, что всем его участникам, поход засчитан, а Филиппову руководство не засчитано и сам он дисквалифицирован до первого разряда с запретом на два года водить сложные походы. Что касается горно-спортивного лагеря НЭТИ “Эрлагол”, то Александр Михайлович в этом году будет там работать старшим инструктором по туризму.

Вскоре прошли инструкторские экзамены, на которые, однако, явились не все участники… Я успешно ответил на вопросы билета, подкрепив ответы примерами из собственной практики, чем вызвал явное удовлетворение у экзаменаторов.

– Ну, вот, молодой человек, теперь Вам нужно пройти стажировку, отруководить походами первой и второй категории, и после инструкторской работы Вы получите звание “Инструктор туризма СССР”! – сообщил седовласый председатель комиссии. – Это Вам даст право на профессиональной основе работать в любом базовом лагере Советского Союза, – как-то заговорщически добавил он.

– Спасибо, – произнес я и удалился, не испытывая особого энтузиазма. Дело в том, что, пройдя “курс молодого бойца” в альплагере “Талгар” на Заилийском Ала-Тау в прошлом году, какого-то иного, менее сурового, летнего времяпровождения я себе не представлял.

И вот после двух зимних походов и знаменитого майского инструкторского я вернулся в альпсекцию. Мой приход был воспринят прохладно: альпинисты не признавали ни туристов, ни туризм как вид спорта, а я к тому же пропустил много тренировок.

Но тут вдруг появляется мой старый знакомый альпинист Андрей Филатов и приносит мне горящую путёвку в альплагерь “Дугоба”.

Ай да Фил! Я аж подпрыгнул от восторга, но моя радость оказалась преждевременной. Необходимо было пройти медкомиссию, чтобы получить разрешение на поездку в альплагерь, без которого путёвка была недействительной.

То, что сказала врач, повергло меня в шок:

– Ни о каком альплагере не может идти и речи, у Вас плохая кардиограмма!

– Но я вообще-то ничего такого не чувствую и собираюсь ехать…

– Да Вы, что! Вы же – взрослый человек! Поймите: у Вас ведь предынфарктное состояние?

Убивать таких эскулапов надо! После её слов я, похоже, и впрямь ощутил это самое состояние. Как побитый пёс поплёлся я к своему спортивному врачу и поделился с ней своей проблемой. Осмотрев меня, та произнесла:

– Не слушайте Вы этих врачей, они и здорового залечат! Нарушения чисто функциональные, всё помаленьку восстановится, Вам просто нужно годик передохнуть. В вашем походе были совсем уж чрезмерные нагрузки… и ещё, на Ваших глазах погиб друг… Выбросите это из головы, у каждого – своя судьба.

Ну, вот! С одной стороны не слушайте врачей, а с другой – годик передохните… А вообще-то она молодец, вправила мне мозги, а то ведь я уже почти поверил той кикиморе, которая зло водя сухим пальцем по моей кардиограмме, внушала, что на лицо явные признаки гипоксии миокарда и горы мне теперь заказаны... Ещё и диагноз написала – миокардиодистрофия, это в девятнадцать-то лет!

Через пару дней Филиппов собрал участников инструкторского похода и стал опрашивать каждого, кто на какой сезон собирается ехать в “Эрлагол”. На собрание пришли, правда, не все. Отсутствовали Женя Беляев, Андрей Ефименко и Лена Шибаева, которая после похода заболела клещевым энцефалитом, к счастью в стёртой форме.

Когда очередь дошла до меня, я доложил Михалычу о своей ситуации.

– Для тебя сейчас лучшее лекарство – это “Эрлагол”. В общем включаю тебя в приказ на все три сезона, – заявил он голосом, не терпящим возражений. Михалыч бесспорно был прав, и я до сих пор ему благодарен.

И вот я в “Эрлаголе”. Впервые мне предстоит водить людей по горам, а не быть ведомым. Снова ощущаю замечательно свежий воздух, удивительно чистую, живую природу.

В качестве стажировки был выбран следующий вариант. По одному и тому же маршруту должно идти три группы: Саши Веретенникова, который раньше уже здесь работал инструктором, моя и участника инструкторского похода Лёши Шуркевича.

В поход в целом снаряжались сразу пять групп, но завхоз лагеря Анатолий Иванович Котин, ссылаясь на занятость, всё откладывал и откладывал выдачу продуктов. Уже когда стемнело, он сообщил, что можно идти получать их, но, чтобы сэкономить время, мы должны все продукты объединить. (Например, какой-то крупы на все группы получалось тринадцать с половиной килограммов, Котин сразу же всё взвесит, а затем мы должны всю крупу разделить между собой сами.)

Из этой затеи ничего хорошего не вышло. Почти сразу же в темноте произошла совершенно дурацкая делёжка, да ещё и с руганью. В дальнейшем каждая группа чего-нибудь да не досчиталась: Веретенникову не хватило сгущёнки, мне тушёнки и сахара, кто-то остался без шоколада. Утром инструктора поделились друг с другом недостающими продуктами и, выйдя на маршрут не полностью укомплектованными провизией, твёрдо решили: в дальнейшем такого бардака не допустить ни в коем случае.

Сначала мы всей гурьбой молча двинулись по лесовозной дороге вверх вдоль Кубы. Дойдя до третьего мостика через неё и пообедав, свернули вправо и стали подниматься по урочищу реки Кеда. Дурное настроение после вчерашнего происшествия стало быстро проходить, и я неожиданно испытал совершенно новые, непривычные для себя ощущения: вдруг отчётливо понял, что все участники безоглядно мне доверяют и скажи я, что сейчас полезем вон на ту здоровенную вертикальную скалу, они бы не раздумывая двинулись за мной.

Кроме меня в группе идут ещё два парня – Юра Никифоров и Олег Кудрявцев, сёстры Оля и Лена Ивановы и три подруги – Люда Кожуховская, Люда Демидович и Таня Дворкина, в общем всего нас восемь человек, и все мы разные.

Юра очень коммуникабелен, всё знает, всё умеет, кроме того на него постоянно безбоязненно садятся бабочки, заползают ящерки, а он с ними очень ласково и просто разговаривает. Олег, напротив, замкнут, с девушками и вовсе не общается вообще, они его тоже избегают, что стало особенно заметно при устройстве на ночлег. Сёстры Ивановы в прошлом году здесь уже были, и мой стиль руководства понравился им гораздо больше, чем прошлогоднего инструктора, который постоянно раздавал команды направо и налево. Что касается остальных барышень, то несомненно они были подругами в самом хорошем смысле этого слова.

Так получилось, что для ночёвки я, не став торопиться, остановился на самом удачном месте. Веретенников, с которым шёл и Михалыч с детьми, прошёл вперёд и, не успев до сумерек пересечь гребень, заночевал прямо наверху без воды на так называемом перевале Пьеро. Лёше Шуркевичу, зарулившему не в тот распадок и попавшему на мощный бурелом, пришлось расположиться на каком-то небольшом пятачке. Моя же группа провела ночь на шикарном месте с максимальным комфортом, и этого не могли не оценить участники.

На другой день, раненько позавтракав, мы вышли на перевал и на самом верху встретили сначала Михалыча с картой и компасом в руках, а затем и слегка опухших, озадаченных и ещё не завтракавших остальных туристов. Теперь моя группа оказалась в авангарде. Пройдя по водоразделу километра два в правую сторону и удачно сориентировавшись, мы первыми спустились по притоку Чемала под названием Карсыгал и расположились на обед у его устья.

Наша трапеза уже заканчивалась, когда подошли остальные две группы, и тут Филиппов, распорядившись войти лагерь всем вместе дружно с песней, попросил никого не вырываться вперёд.

Во время трёхдневного отдыха был намечен новый поход и Михалыч сообщив, что мои участники на все лады у костра расхваливают своего командира, посоветовал ещё раз сводить эту же группу. Стало почему-то неловко: я понял, что возрастает степень моей ответственности.

Половина Лёшиной группы решив, что приключений достаточно, осталась матрасничать в лагере, а четыре девушки записались ко мне в группу. В этом, теперь уже шестидневном, походе я должен быть вторым инструктором, а руководителем – друг Филиппова, сходивший с ним в последнюю лыжную “пятёрку”, Юра Бондаренко. На этом заканчивалась моя стажировка и начиналась самостоятельная инструкторская работа.

В последний момент к нам присоединилась веснушчатая подруга Шибаевой Астапенкова Лена. Группа получилась большая - тринадцать человек. Пришлось кроме здоровенного брезентового шатра взять ещё и четырёхместную “памирку”.

Ну, Юра, ну и лось! Мы вышли из “Эрлагола” в 4 часа вечера и засветло успели со стартовым весом рюкзаков пробежать по лесовозной дороге 22 километра до устья Сергезю, обогнав группу прошлогоднего старшего инструктора Юрия Ярославцева, который договорившись с шофёром лагерного грузовика, проехал 18 километров и встал на ночёвку у устья Имурты.

Наутро мы двинулись вверх по Сергезю. По этому урочищу мы спускались в ноябре 1977 года в лыжной “единичке”. Тогда пришлось тащить Ленку Астапенкову, которая наверху перед спуском вывихнула ногу. От верхней пастушьей стоянки мы несли её по очереди на горбу, а когда вышли на дорогу вдоль Кубы, соорудили из лыж нарты. Укутав Ленку, мы катили её по дороге, она страшно мёрзла, но ещё пыталась петь нам песни…

На этой самой пастушьей стоянке мы теперь встали на обед, а руководитель полез на разведку… Да нет, конечно, не полез, а пошёл вверх по крутой конской тропе. А когда после обеда мы, запыхавшись, как загнанные собаки, вылезли по крутяку наверх, то испортилась погода, пошёл нескончаемый, похожий на осенний, дождь.

– Вы турист? – пошутил кто-то, – а зачем Вам этот красный галстук? Ой… Это же язык, а не галстук…

Тропа, как выяснится позже, была на гидросхеме обозначена неправильно, и мы, вместо Аккаинского перевала очутились в заваленном буреломом среднем истоке реки Муехта.

Дождь усиливался, вокруг журчали ручьи, но благодаря Бондаренко, мы поставили палатки так удачно, что внутри их было сухо и уютно. Наш брезентовый шатёр казался изнутри пещерой, в которой можно пережить любые стихийные бедствия. Руководитель категорически заявил, что он будет спать с краю, а Юра Никифоров попросился спать с другого края – по просьбе барышень мы сегодня произвели перепланировку обитателей палаток. Я оказался посередине палатки между двумя девушками. <…>

Поход мы прошли прекрасно, сделав ещё и техническое описание маршрута с эскизами пройденных участков местности.

В ночь расставания никто не спал… Первая смена наутро уезжала, а вторая – не только приехала, но уже и ушла в походы. В “Эрлаголе” в то время было три смены по 20 дней, причём эти смены пересекались.

Первая смена разъехалась, а уже через два дня в результате дождей и обильного таянья снегов в горах реки поднялись. В верховьях Чемала, по-видимому, произошёл обвал, из-за чего вода в реке приобрела зловещий красно-бурый цвет. И вот тут-то Котин сообщает, что под мостом проплыли рюкзаки. Сообщил, а сам уехал куда-то в Узнезю за продуктами.

Ну, что, спрашивается, может означать то, что по реке проплыли рюкзаки? Ясно, что ничего хорошего! У погибших в 1976 году на переправе через Енгожок Нины Савишевой и Владимира Сало тоже ведь уплыли рюкзаки…

В это время в лагере дежурным инструктором был я, кроме меня из инструкторов оставалась только Света Курбакова. Филиппов, Бондаренко и Шуркевич ушли в контрольный выход. Что делать?

В первую очередь поговорить бы с Котиным, но где он сейчас? Я дёрнулся было на попутной машине за ним в Узнезю, но куда там…

– Слушай, может мне вожжи для тебя поискать, ну что ты так рвёшься!? – спрашивает комиссар лагеря, худощавый и стройный как тополь, Николай Григорьевич Нестеренко. Он лет на двадцать старше меня, но в “Эрлаголе” как и я работает впервые.

– Всё равно ты сейчас ничего не сможешь сделать, успокойся! – пытается меня урезонить Нестеренко, поблёскивая аккуратной загорелой лысинкой на макушке.

Света со своей новой знакомой отпросились сходить в посёлок Уожан, расположенный на восемь километров выше по Чемалу, чтобы там расспросить местных жителей, нет ли у них какой-нибудь информации о последних событиях, но это оказалось безрезультатным – никто ничего не знал…

Вернувшийся вечером Котин сказал, что может по реке проплыли и не рюкзаки, а что-то другое, в общем не уверен…

Ещё сутки прошли в тягостном ожидании, а затем вернулись Филиппов с Бондаренко и Шуркевичем. Никаких туристов они не видели зато угодили в страшенный ветровал, так что впечатлений у них было через край.

К вечеру вторых суток своего контрольного выхода они уже намеревались становиться на ночёвку в верховьях Енгожока недалеко от устья реки Кызылтал, как вдруг услышали какой-то непонятный нарастающий шум. Но только когда на их глазах стали падать деревья, мужики поняли в чём дело. Мощный вал ветра всё сметал на своём пути. Подскочив как зайцы, они рванули к открытому месту, благо такое рядом было, и залегли в траву. Ветровал прекратился также внезапно как и начался, но за ним последовал ураганный ливень. Каким-то чудом мужики выскочили на маленькую охотничью избушку и заночевали в ней. Возвращались тем же путём, удивляясь, насколько серьёзно изменил пейзаж обыкновенный ветер.

Выслушав меня, Филиппов подтвердил, что я всё делал правильно, а затем принял решение организовать ещё один контрольный выход.

Теперь ударной группой должны стать Бондаренко, Шуркевич и я, с нами на УАЗике до устья Сергезю поехали Лена Астапенкова с медицинской аптечкой и знакомый Филиппова, только что прибывший в лагерь, Анатолий Норченко.

На маршруте оставались две большие группы в восьмидневных походах: Александра Аляева плюс три инструктора и Александра Веретенникова с Шибаевой. Группы шли встречными маршрутами, изюминкой которых был Альбаганский перевал, причём Аляев должен был спускаться по Сергезю, а Веретенников – по Абашу.

Юра Бондаренко оставив дежурить Норченко с Астапенковой на устье Сергезю, меня с Шуркевичем взял с собой наверх. Высокий, почти двухметровый Бондаренко гнал нас вверх по Сергезю с такой скоростью, какая только была возможна. Пот заливал лицо, сердце готово было выскочить из груди, но Юра был неумолим.

Когда же мы добежали до пастушьей стоянки, то обнаружили на ней … группу Аляева, устроившуюся на обед. В этой же группе находился и Мишка Мельников. Оказалось, что один из участников подвернул ногу, и его приходилось нести…

Не успели мы подвесить свои котелки над костром, как сюда же подошла… группа Веретенникова. По его словам они пытались пройти до перевала Абаш хребтами, но где-то неправильно сориентировались и в конце концов изменили маршрут.

Никогда ещё я не видел Юру Бондаренко таким радостным. Он настолько забавно и артистически рассказывал про настроения разных людей в лагере, когда там прошла байка про проплывшие под мостом рюкзаки, что все так и покатывались со смеху.

Потом всей гурьбой мы спустились до Кубы, посадили травмированного участника и часть девушек в попутную машину, а сами пошли до лагеря пешком.

Вот так и закончился второй сезон 1978 года в “Эрлаголе”. Я уезжал домой в районный центр Куйбышев к родителям, оставляя частичку своей души в удивительном крае горных перевалов, запахов чистых трав, журчании рек, серебра водопадов, стрёкота кузнечиков, переливов звуков и красок.

Я был полон сил и желания продолжать путешествия по всем возможным и невозможным маршрутам. В январе меня ждал лыжный поход на хребет Хамар-Дабан в Прибайкалье с радиальным выходом на пик Черского...