|
Альпинисты
Северной Столицы |
|
ХАН-ТЕНГРИЧетвертый день пути. Стрелочники в
меховых малахаях и в ситцевых штанах, В
степи – овцы. Начался Казахстан.
На вывесках арабские змейки и точки
заменены латинскими буквами. Посреди
аулов стоят красные юрты с антенной,
газетами, фельдшерам. В вагонах звучит
казахский говор — от станций к станции
едут казаки: сельсоветчики, учителя,
милиционеры. В станционных буфетах шумят
казахские школьники: сюда их водят
обедать. Поезд ползет на Мугоджарские горы.
За горами степь, полынь, солончаки. Паровоз свистит, гонит с рельсов
верблюдов. Они долго бегут по шпалам,
подняв головы и тряся горбами. Собаки,
вздымая пыль, несутся
за поездом, пока пассажир, восхищенный их
назойливой скоростью, не бросит в окно
корку хлеба. Хохлатые удоды расселись на
проводах. Серебристая джидда встречает
несущийся поезд дрожью листьев. Синее Аральское море, над ним мираж.
Рябые барханы подросли саксаулом. Вдали
встал песочный смерч. В умывальнике вода
цвета жидкого кофе. Жара. Горячий ветер.
Жажда. 42° в тени, — температура,
показанная на медицинских
градусниках красными цифрами. Пока ехали по Европе — окно разбухло
и никак не открывалось. Теперь рассохлось
— не закроешь. Пекло. Гусев заставляет
нас каждое
утро приседать
по пятьдесят
раз для тренировки ног. Рыжов строчит «письма
с пути» в московские редакции, я вожусь с
географическими картами. Косенко,
предостерегает нас от дынь и диспепсии. Казалинск, Кзыл-Орда, Туркестан. * ...В середине девятнадцатого века
игорные закоулки Тянь-Шаня попали в
орбиту внимания царской науки: по Тянь-Шаню
прошла граница России с Китаем. Кровью
цементируя пухлое здание Российской
империи, колонизаторские штыки
подобрались к Тянь-Шаню. Царизм принес с собой нагайку и
географию. Кнут подводил киргизов под
державную руку, географы изучали
пограничные области. Империализм
заботился о границах: рядом Китай, Индия и
следовательно — англичане. Это — время
военной географии: самодержавие
стремится обосноваться в Азии. В С южного склона Кунгея, за синей
гладью Иссык-Кульского озера, среди
могучей снежной горной страны он —
первый из европейских путешественников
— увидел пик Хан-Тенгри. Семенов обогнул озеро, перевалил
Терскей-Ала-Тау и вышел в долину Сары-Джаса,
в долину «Желтой весны», в центр Тянь-Шаньского
поднятия. Здесь горная глушь, безлюдность,
пустыня. Среди иссохших ковыльных сыртов
несется свинцовый поток Сары-Джаса.
Кольцо снежных хребтов, на них облака. Перед путешественником встал за
долиной массив Хан-Тенгри, дотоле
неведомый: узел пучком сходящихся
хребтов. Над массивом, засыпанным снегам,
высоко вздымался пик Хан-Тенгри.
Семенов исследовал истоки Сары-Джаса.
В его верховьях он нашел ледник. В глубине
долины, заполненной льдом, был виден Хан-Тенгри.
Семенов не продолжал исследований.
Точное положение пика и строение массива
осталось неизвестным. Было лишь решено,
что ледник, впоследствии названный
именем Семенова, спускается со склонов
тика Хан-Тенгри. Начало полажено: на массив Хан-Тенгри
— царская заявка, у Сары-Джаса —
пограничный отряд, а к фамилии Семенова —
августейшая прибавка: «Тянь-Шаньский». Заботами самодержца пышно цветет «культура»
окраин. Наука «развивается» на славу.
Знания о Тянь-Шане растут сами собой:
выгнанные с плодородных земель на
равнине киргизы уходят на скупые горные
пастбища. Голод, стужа, падеж окота
вплотную знакомят их с новой страной.
Таможенная граница рождает контрабанду,
контрабанда множит знания о стране: где
раньше проходили горные козлы, теперь
пробираются полукупцы-полубандиты. Вместе с именами новых перевалов в
географию гор попадают ложь и путаница.
Рядом с фактом еще живет легенда. Карты
чертятся рукояткой камчи на песке, а
масштабы измеряют пути стражников. В эту пору о Хан-Тенгри известно лишь
то, что это самая высокая гора на Тянь-Шане.
Ее видно за сотню километров. Белый
сверкающий клык высится над побежденной
страной, как пограничная веха жадной
империи... | ||||||
|