Альпинисты Северной Столицы  

ГЛАВА II

ВВЕРХ ПО ГАРМО

Мы выехали с опозданием, часов в девять утра, я, Назаров и вызвавшийся вновь сопровождать нас наш старый знакомый по экспедиции 1931 года таджик-носильщик Лоик.

Тронулись из лагеря вверх по ущелью. Эта половина пути была нам хорошо известна. Здесь было много переправ через причудливо извивавшиеся рукава реки, но нигде они не представили особых трудностей даже для увязавшихся за нами двух больших собак из кишлака. Мы с любопытством смотрели, как умные животные сначала растерянно метались некоторое время по берегу, затем храбро бросались вплавь. В бурных волнах их начинало крутить и бросать. Тем не менее гораздо ниже места, где они бросались в воду, они все-таки выбирались и с громким лаем, отряхиваясь, бросались за нами. К двум часам дня мы уже подъезжали к знакомой   медвежьей избушке в девственном лесу. Здесь был намечен кратковременный отдых1. Неожиданно тут свалился от малярии Назаров. Это была уже третья жертва из маленького отряда, выехавшего из Гарма. Назарова донимали одновременно и озноб и жар. Бедный парень так и не оправился от болезни до самого конца нашей экспедиции.

Через два часа, отдохнув, тронулись дальше. К языку ледника подъехали около шести часов. Здесь мне вздумалось посмотреть место прошлогодней ночевки и в особенности оставленную мною в прошлом году надпись, Место я нашел, нашел даже брошенную нами в прошлом году консервную банку, но от надписи не осталось и следа: эмалевая краска не выдержала даже одного года.

На ночь остановились в лесочке, непосредственно у самого выхода ледникового языка. Этот лесочек я также помнил с прошлого года, как помнил, что вокруг очень много горных куропаток. Пока ставили палатки и готовили чай, я успел тут же неподалеку, шагах в ста, убить двух курочек. Они также пошли на ужин.

Неприятной неожиданностью были тучи, заполнившие ущелье, и мелкий снег, который начал сыпать под вечер. Это было скверным предзнаменованием для нашей будущей работы.

2 сентября

Утром еще две куропатки стали нашей добычей. Дичи было так много, что можно было стрелять, не отходя от палатки.

В девять с половиной часов утра мы начали подыматься на ледник. В отличие от прошлого года мы шли по уже проложенной тропе и шли с лошадьми; тропа, правда, мало чем смягчала трудности пути. Все же она показывала уже проверенный путь.

Бархаш и Лоик шли впереди, я с полубольным Назаровым тащился сзади. Вверх и вниз по покрытым щебнем ледяным холмам мы двигались часа три, пока выбрались на более или менее ровный путь по боковой террасе. Очень скоро пришлось вновь спускаться вниз и  опять нырять среди ледяных гор и камней. Несколько раз я останавливался в изнеможении, — так тяжел был этот путь по леднику Гармо. Нового опять-таки он ничего не представлял. Единственным занятием было отыскивание надписей, сделанных в прошлом году. Увы, ни прошлогодних камней, ни надписей мы не нашли. И только к трем часам мы подошли к ущелью Аво-дары.

Читатели «Узла Гармо» помнят, что туда не так легко было проникнуть. Для этого нужно было сначала спуститься вниз, в глубокий ледяной провал, сделанный речонкой Аво-дары, и потом подняться к водопаду, шумевшему среди камней и скал в глубине ущелья. Перейдя бурный, пенящийся ручей с риском по пояс выкупаться в холодной воде, приходилось карабкаться по камням вверх добрую сотню шагов, и лишь потом вы оказывались на уютной широкой площадке, покрытой мягким песком, почти пылью, и окруженной со всех сторон каменистой террасой, укрывавшей нашу стоянку от любопытных взоров. Только поднятый на высоком шесте на самом гребне каменистой террасы красный флаг показывал идущим по леднику, что здесь находится база, т.е. стоянка и отдых.

Но вот и площадка, вот и база, белеют наши палатки. Вот и рассевшийся камень с желтой надписью, начертанной Беляевым еще в 1916 году.

Но площадка была молчалива, никто нас не встретил. Отправленные вперед товарищи, видимо вчера еще, согласно посланному распоряжению, ушли для исследования ледников.

Три палатки оказались разбитыми в глубине площадки — одна под провиант, другая под жилье, третья тоже жилая, из ярко-белого полотна. Она была расположена несколько выше, на склоне каменистой террасы. К ней вели тщательно уложенные из каменных плит ступеньки.

Сбросив с плеч мешки, товарищи направились к палаткам, я же — к беляевскому камню. Как и в других местах, надпись, сделанная мною в прошлом году, была еле-еле заметна. Весенний снег, дождь и ветер быстро справились с краской. Зато беляевская надпись была цела...

Итак, мы снова в Аво-даре, снова на льду, снова в прежней и до известной степени сделавшейся уже привычной обстановке.

База на Аво-даре.

На переднем плане камень, на котором сохранилась надпись, сделанная экспедицией Беляева в 1916 году.

С чувством глубокого удовлетворения я забрался в белую палатку и растянулся на своем спальном мешке. Мы ее с тех пор называли «штаб-палаткой», так как обычно в ней протекали заседания нашего «реввоенсовета».

Хорошо в горах вообще, но еще лучше в горах на стоянке. Суровая природа, с которой, быть может, завтра придется вступить в борьбу, еще не заставляет вас напрягать весь запас умственной и физической энергии. Вы еще полны сил и бодрости, а в то же время уже далеко-далеко ушли от вас все прежние заботы и горести: Даже окружающие вас товарищи, все преданные и испытанные люди, здесь в горах как-то невольно утрачивают личные недостатки и отрицательные качества.

Все знают, что здесь можно жить, только помогая друг другу, знают, что горные экспедиции не терпят склок, ссор и личной неприязни. Да и мало людей вокруг вас. Зато много прекрасных картин природы.

Как бы наряженные в свой праздничный наряд, упираются вершинами в голубое небо снежные великаны. И самое солнце греет и нежит как-то особенно, посылая вам сквозь разреженный воздух свои горячие лучи.

Хорошо в горах и ночью, когда кругом мерцают звезды или светит луна и когда даже самый лютый мороз оказывается бессильным перед вами, согретым теплым пуховым мешком и наброшенным сверху полушубком.

Лежа в палатке, я обдумывал план завтрашнего похода.

Назарова я решил с утра отправить обратно, а Лоика взять с собой. Других людей до восьмого числа — назначенного срока возвращения групп — мы уже не рассчитывали встретить.

К нашему удивлению, эта часть наших предположений не оправдалась.

Около пяти часов, едва мы только сели ужинать, Лоик объявил нам, что он видит наверху двух «урус-адамов», которые идут к нам по леднику, по пути, по которому мы сами только что пришли.

Кто бы это мог быть? Все бросились к биноклям.

Из глубины подъема на площадку действительно показались две фигуры. Это были опоздавшие Щербаков и один из работников его партии — геолог Арапов.

Мы вышли, из пашимгарской базы первого утром. Они пришли туда первого вечером, заночевав, не дойдя пятнадцати километров до пашимгарской базы. Посланный навстречу им Назаров либо не доехал до них одного километра, либо просто не нашел их, так как для ночевки они сошли с дороги. Узнав от Мамаджана, что мы уехали только утром, Арапов и Щербаков немедленно же пешком отправились за нами и в одну ночь без отдыха прошли все расстояние. Вышли они с пашимгарской базы вчера вечером около пяти часов.

Догнать меня им было нужно, чтобы условиться о работе. Мы потащили их пить чай. Не успели окончить чаепитие, как на площадке появилась еще одна фигура. На этот раз это был молодой ученый-геоморфолог из той же щербаковской группы — Константин Константинович Марков, или, как мы его называли, Кин Киныч. Он тоже решил нас догнать и, когда Арапов и Щербаков ушли, через два часа отправился следом за ними и также шел всю ночь. Он пришел, чтобы отправиться с нами. Свою работу по геоморфологии района он решил начать с самых верховьев ледника.

Кин Киныч был еще совсем молодой, белобрысый, с добрыми голубыми глазами, с мягким характером, приветливый и милый товарищ. Перед отъездом он только что женился и потому (мы узнали об этом впоследствии) страшно тосковал, но в экспедицию все же поехал.

Наши планы не встретили возражения со стороны Щербакова. Было решено, что, пока мы будем производить нашу разведку, он завтра же вернется назад и расставит свои геологические группы: часть направит в район ледника Гандо, часть в район ледника Финстервальдера,— а к девятому точно так же вернется на базу на Аво-дару. К этому времени, он полагал, подойдет и геодезическая группа Дорофеева, которая так-таки до сих пор не пришла. Тогда геологи и топографы пойдут проторенным разведчиками путем для более точного исследования района в геологическом и геодезическом отношении.

Утром решено было разойтись: Щербаков, Арапов и Назаров — назад, я, Бархаш, Лоик и Марков, который обязательно хотел идти с нами, — вперед. От Пашимгара Назаров должен был отправиться верхом обратно в Гарм с тем, чтобы к десятому вернуться к нам и привезти почту.

3 сентября

Рано утром Щербаков, Арапов и Назаров уехали. Часов в одиннадцать вчетвером тронулись из Аво-дары и мы.

Воробьев и Цаг недаром просидели тут с двадцать первого числа, ожидая нас. Кроме оборудования базы, они уже исходили ближайшие ледники и расставили всюду по льду туры или каменные пирамидки на некотором расстоянии одну от другой, — пирамидки указывали наиболее доступный и менее трудный путь.

Больше полагаясь на собственную память, чем на воробьевские туры, я повел товарищей вверх по леднику по каменной боковой террасе, желая как можно позже перейти на ледник, где идти было  гораздо труднее.   Нотерраса скоро окончилась там, где ледник поворачивал более резко на север; она превратилась здесь в высокую крутую осыпь, внизу которой громоздились массы черного льда и камней и хинели громадные ледяные озера. Таких препятствий не помнили тут ни я, ни Бархаш.

Когда мы спустились вниз, Идти стало во много раз труднее. В одном месте мы забрели в тупик, из которого, казалось, не было выхода, — со всех сторон подымались ледяные или каменные стены, а по берегу озера, заполнявшего ледяную впадину, путь шел только по небольшому ледяному излому. Затем опять начинались скалы и камни... Чтобы облегчить путь, повернули к середине ледника, где тянулась длинная морена и путь, по всем данным, был гораздо ровнее.

По ту сторону ледника прямо против нас выходило ущелье ледника Шокальского, где в прошлом году мы точно так же карабкались по льду среди ледяных скал. Поэтому мы решили перейти основной ледник несколько наискось, оставляя ледник Шокальского справа. По прошлому году мы с Бархашом помнили, что путь мимо Шокальского будет не менее трудным и что нужно стараться обойти выход этого ледника. Опять-таки по памяти мы знали, что за ледником Шокальского дальше вверх будет выходить сбоку еще один ледник, который мы в прошлом году именовали «висячим» ледником, и лишь потом, на той стороне, путь пойдет по сравнительно ровной террасе уже без перебоев вплоть до разветвления основного ледника, где в прошлом году над самым поворотом мною была водружена на черном камне белая мраморная доска с надписью. У этой доски на зеленой траве, на высоте четырех тысяч метров, была в прошлом году наша ночевка. Там же мы думали заночевать и сегодня.

Но мы не рассчитали времени. Сравнительно благополучно пересекши ледник, мы все-таки попали на той стороне его в такое тяжелое и трудное место, что пришлось пускать в ход ледорубы, чтобы пробиться через ледяные трещины и скалы до гранитных выступов противоположного склона ущелья.

Это было не все. Мы вышли правильно, почти как раз против висячего ледника. Но когда стали подыматься на противоположный склон в высохшее русло горного ручья, оно оказалось сплошь загроможденным каменными глыбами белого, розового и серого гранита. Карабкаясь через камни, мы измучились вдребезги и, выбившись из сил, еле-еле добрались до боковой террасы. Но пройти весь намеченный участок не хватило ни времени, ни сил.

Мы помнили лишь, что эта терраса должна была вывести нас на такую же закрытую песчаную площадку, какая была у Аво-дары, что на этой площадке будет озеро прекрасной холодной ключевой воды, и мы стремились скорее добраться до него, чтоб там заночевать. Но у нас не хватило сил дойти и до озера. Когда уже совсем стемнело, мы вышли на еще одну закрытую песчаную площадку, но без озера. Мы так замучились, что решили дальше не идти и остаться здесь, благо спать на мягком песке было удобно, а воду, вероятно, можно будет найти где-нибудь вблизи. Это «вблизи» оказалось далеко не близко, но все же воду нашли.

В наскоро разбитых двух палатках мы залегли спать. Выплывший из-за скал молодой месяц пожелал нам спокойной ночи...

4 сентября

Чтобы наверстать вчерашнее невыполнение плана, мы вышли утром чуть свет и вскоре оказались на второй площадке, на той самой, где вчера предполагали остановиться на ночь. Так же, как в прошлом году, мирно плескалось синее озеро. Так же отчетливо были видны на мягком песке многочисленные следы горных кийков, а кое-где когтистые следы барса, и отовсюду слышался свист горных индеек и клекот каменных куропаток.

В прошлом году мы шли этим путем домой от Вавиловского ледника и теперь помнили, что здесь нам должно встретиться еще одно препятствие. Нашу террасу должен был скоро перерезать крутой каменистый спуск соседнего горного отрога. Через отрог придется подыматься по отвесным скалам. Только за этими скалами должны были начаться мягкие травянистые склоны к развилке ледников и черной скале с мраморной доской.

Так и оказалось: очень скоро терраса кончилась, и перед нами поднялись черные обрывистые скалы, на которые нужно было лезть.

Общий вид ледника Беляева.

Слева вершина, которую экспедиция считала пиком Евгении Корженевской, впоследствии названная пиком Зинаиды Крыленко. Высота 6600 метров .

Полезли. Впереди Бархаш, затем Лоик, затем я и за мною Марков. Бедный малый, который сам нам говорил о том, что до сих пор он никогда не поднимался «выше пяти метров», был несколько смущен. Как-никак он находился уже на высоте четырех тысяч метров, а еще нужно было лезть на отвесную скалу. Но держался таким молодцом, что вызывал у нас восхищение: ни одной жалобы не сорвалось у него, хотя вчерашний день дался ему с трудом.

А Бархаш все лез вперед, прижавшись к скале, цепляясь руками и ногами, к более мягкому выступу горы, который открывал обходную дорогу на зеленую площадку. За Бархашом быстро пролез Лоик. Когда пришла моя очередь, на миг я задержался, но отступать было, нельзя. И через несколько секунд опасное место было пройдено. Маркова мы подтянули за руки и ледорубами. Зато как хорошо было вступить на мягкую зеленую площадку, всю покрытую к тому же диким луком — этим нашим лакомством среди каменных масс.

А к двенадцати мы подходили уже к развилке, к месту нашей прошлогодней стоянки. Впереди на выступе, на самом повороте поднялась черная скала и забелела мраморная доска. С надписью здесь обстояло лучше, — ее можно было легко разобрать, хотя и она в значительной степени пострадала. Дальше шел уже поворот непосредственно по юго-восточному Вавиловскому леднику. Но против плана мы уже опаздывали на полдня. И потому, не давши себе большого отдыха, через полчаса мы уже двинулись в дальнейший путь.

С вершины выступа открылась знакомая картина: вот резкий поворот ледника направо, вот прямо на той стороне ледника возвышается черная вершина, запирающая собою весь ледник Гармо, вот уходящая налево причудливая чешуйчатая змея Беляевского ледника, куда направились Воробьев и Цаг. Вот подымающий высоко-высоко свою трехгранную вершину пик, который мы считали пиком Евгении Корженевской. Вот спускающаяся от него вправо, все понижающаяся линия хребта Петра Первого...

Прямо перед нами, на той стороне ледника, за сравнительно невысокой черной скалистой вершиной горделиво поднялась выше шести тысяч метров белая шапка еще одной трехглавой вершины. От нее сверху на лежавший перед нами Вавиловский ледник свисал ледник, который мы в прошлом году назвали ледником №1. Параллельно ему правее шли ледник № 2 и ледник № 3, по прошлогодней нашей номенклатуре. Эту трехголовую вершину мы решили назвать пиком т. Молотова.

Налюбовавшись вдоволь на знакомые места, мы стали быстро спускаться вниз прямо на Вавиловский ледник. И этот путь был нам знаком по прошлому году; мы знали, что попадем сейчас опять в переплёт ледяных ям и скал. Поэтому решили держаться сначала ближе к склону нашего ущелья, чтобы затем при первой же возможности перейти на середину ледника, где идти будет ровнее. Ледник Вавилова отнюдь не шел ровной дорогой на юг. Он шел туда большим изгибом, напоминавшим знак ¥, которым в математике изображают бесконечность.

До поворота мы шли, держась боковой стены ущелья, и только около трех часов остановились, чтобы передохнуть и пообедать? Начали переходить на середину Вавиловского ледника, приблизительно против ледника № 3, впадавшего в наш ледник с противоположного склона.

Этот третий ледник, напирая широкой полосой на наш ледник, как всегда нагромоздил горы на горы. Мы стремились поэтому не подходить близко к противоположному склону, а держаться середины.

Эта середина была теперь уже вся из блестящего белого льда и шла дальше в глубь ледника большими ледяными холмами; лишь к самому концу переходила она в ровное фирновое снежное поле и упиралась в замкнутый цирк, закрытый со всех сторон громадной, подымавшейся на километровую вершину ледяною стеной. Эта ледяная стена была уже подножьем самого гигантского Таджикского Гармо.

После третьего бокового ледника должны были быть еще четвертый, пятый и шестой. Против пятого ледника мы намеревались остановиться, потому что здесь находился намеченный нами в прошлом году, возможный, как мы думали, хотя и трудный, подъем на хребет Академии, к северному плечу пика Гармо.

Все эти наши предположения оказались правильными, кроме одного. Путь по середине был гораздо легче только в том отношении, что не приходилось прыгать со скалы на скалу. Он шел по пологим ледяным холмам. Но эти холмы были так огромны, ледяные лощины между ними так глубоки, а в отдельных местах склоны этих лощин были так круты, что нам, уже прошедшим за этот день достаточное количество километров, пришлось очень туго. А в одном месте мы прямо заблудились и остановились в недоумении — куда идти? Только направление вперед оставалось отчетливым и ясным, но прямо перед нами была впадина, метров в сто глубиной и метров пятьдесят в поперечнике, после чего дальше подымался очередной ледяной холм. А когда мы взобрались на него, перед нами разверзлась следующая такая же глубокая лощина. И то же самое было и вправо и влево. Вверх и вниз, вниз и вверх — таков был уготованный нам путь. Но другого пути не было.

И все-таки мы старались держаться все более и более к левой стороне ледника, пересекая ледник наискось от правой стороны к левой. Как это ни было трудно, мы хотели во что бы то ни стало днем дойти до пятого ледника. Снова вынуждены были остановиться, не дойдя до намеченного пункта. Мы стали на ночь против выхода четвертого ледника на небольшой морене, у берега маленького ледяного озерка.

Здесь, прямо на льду, мы наскоро уложили из черных сланцевых плит более или менее ровную площадку, на которой разбили палатки. Высота, по нашим подсчетам, была уже больше четырех тысяч метров.

5 сентября

Место, где мы остановились, было расположено, даже не доходя до четвертого ледника, спускавшегося с хребта Академии на Вавиловский ледник.

С момента, когда мы повернули от ледника Гармо направо, мы все время шли уже вдоль хребта Академии. Он поднимался теперь перед нами слева, перпендикулярно леднику Гармо.

По ту сторону хребта Академии — мы это знали — шел ледник Федченко, Любым из боковых ледников, которые спускались бы с хребта Академии, мы могли бы туда выйти. Мы были, таким образом, почти у цели. Мы видели дальше, что ледник, которым мы шли, скоро окончится, и мы знали, что пик Гармо, тот самый, который мы видели из Пашимгара, возвышается теперь перед нами в каких-нибудь двух километрах; мы знали, наконец, что к его северному ребру ведет ледник № 5.

Отсюда вытекало задание — идти вперед до поворота на пятый ледник и затем подыматься им. Но мы знали также, что пятый ледник (мы дошли до него в прошлом году) шел вверх, весь пересеченный глубокими поперечными трещинами.

С другой стороны, четвертый ледник невольно привлекал наше внимание. Четвертый ледник выходил на основной ледник, где мы стояли, большим широким ущельем. По левому его склону, покрытому мягким камнем и песком, можно было подыматься без труда. Подъем шел приблизительно на пять тысяч метров, после чего открывалось  фирновое   поле, переходившее  затем в отвесную стену хребта Академии. Хребтик, отделявший четвертый ледник от пятого ледника, был также невысок; на него можно было легко подняться и затем опять спуститься в ущелье первого ледника.

Этим путем мы избегли бы и утомительного движения по льду до выхода пятого ледника и еще более утомительного подъема по пятому леднику и его трещинам. Вот почему мы решили проникнуть на пятый ледник не непосредственно по основному леднику, а через четвертый ледник, путем, который казался таким легким.

Поэтому утром, оставив весь наш лагерь на том месте, где мы стояли, только с легкими мешками на плечах и с небольшим запасом провианта мы двинулись сначала на разведку. Путь мог оказаться и труднее. Мы предполагали, поднявшись метров на пятьсот, решить уже на месте — пойдем ли мы через хребтик на пятый ледник, или пойдем по основному леднику, как шли до сих пор. Наконец, хотелось поглядеть, нет ли какого-либо удачного подъема на хребет Академии прямо из цирка четвертого ледника.

Мы не ошиблись в расчете. Через какой-нибудь час с лишним пути мы уже были на высоте четырех с половиной тысяч метров, на грани фирнового поля и каменистых осыпей, пересеченных неглубокими оврагами, где бежали горные ручьи. Около одного из этих ручьев местность была настолько ровной и, кроме того, оттуда открывался такой легкий путь на гребень, разделявший четвертый и пятый ледники, что мы решили немедленно перенести сюда наш лагерь, перетащивши все наше барахло снизу. За барахлом были откомандированы Кин Киныч и носильщик Лоик. Не дожидаясь их, мы с Бархашом отправились дальше в разведку на пятый ледник.

Скоро хребтик, отделявший четвертый ледник от пятого, несмотря на некоторые трудности, был взят. Лишь в одном месте пришлось потрудиться над подъемом по обледенелому снегу. Зато, взобравшись на хребтик, мы могли оттуда рассмотреть всю панораму пятого ледника. Она была действительно интересна.

Пятый ледник весь был теперь внизу под нами, своим чешуйчатым хвостом он уходил в основной Вавиловский ледник. Вниз к нему надо было спускаться по большой осыпи, покрытой мелким щебнем. Спуск был крутой, но не опасный. Но мы не сразу попадали на пятый ледник. Раньше надо было преодолеть еще один невысокий хребтик, после которого мы наконец оказывались на леднике. Ледник шел затем вверх, также весь пересеченный черными трещинами, подымаясь все выше и выше к хребту Академии. Но, подойдя вплотную к хребту, он внезапно раздваивался.

Общий вид ледяного цирка Вавиловского ледника.  Ледяная стена подымается на высоту более 5000 м.

Отходивший от хребта Академии большой каменный отрог до пятисот метров высоты разрезал ледник на две части: основная часть продолжала подыматься на восток и упиралась в конце концов в огромную, почти отвесную стену хребта Академии с нависшими сверху снежными навалами в несколько сотен, а то и тысяч пудов весом.

Между этими снежными навесами и навалами можно было подняться на хребет Академии только под угрозой ежеминутных лавин и обвалов и, следовательно, гибели, пока не удалось бы выбраться на более ровный подъем.   Таков  был один путь. Сам перевальный пункт был нам отсюда виден вроде ровной линии наверху. Это был как раз тот пункт, который мы наметили еще в прошлом году. Но этот путь к перевалу был очень опасен.

Другой путь не был нам виден до конца. Каменный отрог отрезал от пятого ледника рукав. Этот рукав уходил вправо, затем рукав упирался в крутой снежный подъем и потом загибал налево к хребту Академии за каменным отрогом, но как он загибал, куда он шел, можно ли им было куда-нибудь выйти и вообще идти, — нам не было видно. Видно было лишь, что этот путь, как он ни крут, в своей начальной стадии менее опасен, чем первый. Правда, и тут была возможность обвалов с вершины каменного отрога. Огромные, в несколько десятков кубометров навалы упавшего сверху снега загромождали узкий проход бокового рукава, но все же там идти было легче.

Вывод был один: нужно спуститься вниз к разветвлению пятого ледника и затем смотреть: прямиком или боковым рукавом пятого ледника следует идти дальше? Пока что нужно идти было вниз, и мы почти бегом пустились вниз по осыпи...

На некоторое время мы остановились на отдых, когда, перейдя невысокий хребтик, вступили на лед пятого ледника. Второй раз мы остановились уже против ответвления бокового рукава.

Стоя как раз против ответвления ледникового поля, мы думали отсюда увидеть, куда ведет рукав. Но больше, чем мы видели сверху, мы ничего не увидели. Боковой ледник оставался все так же закрытым после поворота...

Часам к шести, почти при закате солнца, мы вернулись в лагерь. Там нас ждали и Кин Киныч и Лоик. Оба хорошо отдохнули за время, пока мы ходили на разведку.

Мы решили завтра двигаться открытым нами путем прямо к разветвлению пятого ледника. Единственной неприятностью было то, что к вечеру снова пошел снег. Мы заснули, убаюканные его мягким шуршанием о полы палатки.