Альпинисты Северной Столицы  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВО ЛЬДАХ ГАРМО

ГЛАВА   I

НА БАЗЕ

База оказалась расположенной действительно в укромном и уютном уголке. Большая тенистая роща со всех сторон окружала и закрывала палатки. Их было четыре. Самая большая служила складом провианта. На базе нас встретил наш старый, знакомый, наш главный повар Мамаджан, участник и прошлой нашей экспедиции, и альпинист Леван Маурашвили. Последнего я завербовал в экспедицию во время моего посещения Закавказья, встретив его случайно у подножья Казбека. Он был опытный альпинист и сведущ в геологии.

С Леваном (мы его будем так называть в дальнейшем), Бархашом, доктором и поваром Мамаджаном нас было теперь пять человек. Двое были отправлены, как уже сообщил Бархаш, вперед. Тем временем подъехала наконец и наша «охрана».

Теперь скорее нужно было заботиться, чтобы охранять ее. На двух красноармейцах буквально не было лица, их жестоко трепала малярия. Сойдя с лошадей, они тут же легли на землю и до утра не вставали.

Пока Мамаджан хлопотал с обедом, мы с Бархашом собрали тут же быстро военный совет, чтобы решить, что же теперь делать. Основные из принятых решений сводились к следующему.

Красноармейцев, если только они смогут двигаться, мы решили завтра же отправить назад. Оставлять здесь, больных было нельзя. Левана и доктора Пислегина решили тоже завтра послать вперед в Аво-дару с заданиями по первоначальной разведке. Это было лучше, чем оставлять их болтаться здесь без дела. Я сам с Бархашом решил ждать геологов — Щербакова и его группу и топографическую группу Дорофеева. Сегодня было двадцать девятое. Мы решили ждать еще два дня, а первого сентября, если не дождемся, тоже двинуться дальше. Они могли придти и сегодня вечером и завтра утром.

Оставшееся время мы решили использовать для отдыха и подготовительных работ. Как-никак — мы за три дня сделали путь, на который обычно требуется не меньше пяти дней.

Задания для отправляющихся были написаны и вручены. Горячий бараний суп и вкусные пироги с изюмом были наградой, приготовленной нам Мамаджаном за перенесенные трудности. С завтрашнего дня должны были начаться уже новые заботы.

29 августа — 1 сентября

Наши расчеты не оправдались. С утра тридцатого уехали красноармейцы, кроме Назарова, и Леван Маурашвили с Пислегиным. А мы еще целых три дня болтались на базе без всякого толку, — ни двадцать девятого, ни тридцатого, ни тридцать первого не пришел никто. Тридцатого числа вечером, правда, нас посетил Вологдин, отправившийся в один из своих маршрутов со своими парнями. Но это не имело никакого отношения к нашим планам. Мы должны были бить баклуши или заниматься такими скучными занятиями, как бритье, мойка, дележка белья, текущий ремонт снаряжения и обуви. Один только Мамаджан был рад, — иначе ему пришлось бы остаться одному. Он закармливал нас по этому случаю супом и бараньими котлетами.

В лагере нас все время посещали таджики — наши старые знакомые по прошлому году: и председатель сельсовета с перебитым носом, и прошлогодние проводники: бородач и Лоик, и стерегшие соседнее ячменное поле маленькие таджичонки.

От нечего делать мы излазили с Бархашом и Вологдиным все окрестные горы в поисках пиритов и кварцевых жил, но это все было не дело.

В конце концов тридцать первого августа мы решили отправить Назарова навстречу Щербакову вниз по Хин-гоу, по пути, по которому мы пришли, с тем, что если он никого не встретит, то вернется еще вечером, а первого числа утром двинуться в путь самим.

Тридцать первого ночью т. Назаров вернулся с ее общением, что проехал километров пятнадцать и никого не встретил.

Первого числа утром мы решили выступить одни. Время шло, и отправленные вперед товарищи должны были уже приступить к работе.

Чтобы читателю были понятны теперь и наши планы и наши действия, мы должны потратить некоторую толику времени на скучное дело — ознакомление наших читателей с географией района, нашими планами и основными направлениями наших путей. За эти скучные страницы мы просим нас извинить.

На запад несет свои пенящиеся волны бурная Гармо-Хингоу... Параллельно ей, но отделенная зубчатыми пиками и снежными твердынями хребта Петра Первого, также на запад катит свои гневные волны река Муук-су. В своих верховьях Муук-су уходит в ледниковые массы ледника Федченко, круто загибающего к югу. Из самых верховьев его вырывается еще одна река в том же направлении — на запад, параллельно Гармо и Муук-су — река Ванч. Эти три реки составляют как бы три параллельных концентрических полуовала, разделенные горными хребтами. Между долиной реки Муук-су и реки Гармо лежит хребет Петра Первого; между долиной реки Гармо и долиной реки Ванча тянется хребет Дарваз. Ледник Федченко служит как бы соединительной дугой. Но сразу к нему тоже нельзя проникнуть. Верховья „всех трех рек переходят в огромные ледники. Эти ледники, постепенно повышаясь, упираются в горный хребет, и только за этим хребтом змеится ледяной дорогой ледник Федченко. Это — хребет Академии.

Долина реки Гармо является средней из этих трех речных систем. Она вводит прямо в центр всего района и, повернув, загибает затем непосредственно к стыку хребта Академии и хребта Петра Первого. В этом узле перекрещивающихся горных хребтов высился, как мы полагали, сам таинственный пик Гармо. Никто еще не восходил на его вершину, никто его даже не видел как следует вблизи. Именно сюда стремились мы проникнуть.

Что же знали европейцы об этом пике и всем этом таинственном районе?

В 1913 году экспедиция немецких исследователей под руководством Вилли Рикмерса впервые проникла в долину Гармо через Пеший перевал. Отсюда, от кишлака Пашимгара, взобравшись на одну из возвышавшихся перед ними вершин, они увидели таинственный пик и, со слов туземцев, назвали его пиком Гармо по имени реки Гармо и ущелья Гармо. Но они не смогли точно определить его местоположение. Сами туземцы, по их словам, не могли точно сказать, как подойти к этому пику. Они говорили только, что он «там», и указывали при этом в глубь ущелья. И действительно, от самого Пашимгара и дальше по долине реки Гармо-Хингоу можно было отчетливо видеть далеко в глубине ущелья возвышающийся белый гигант в виде неправильной формы усеченной пирамиды, вернее трапеции. Эта трапеция расположена прямо поперек ущелья. Но от Пашимгара особенно отчетливо видно было лишь ее северное усеченное ребро.

Эту вершину таджики назвали и нам в прошлом году пиком Гармо.

В 1916 году по пути немцев, но гораздо дальше их проник в глубь ущелья астроном Беляев — руководитель экспедиции Императорского географического общества. Он дошел до ущелья реки Аво-дары, где определил астрономический пункт, и, пройдя дальше по ущелью, дошел почти до конца ледника, до места, где, упершись в хребет Академии, ледник разветвлялся затем на два рукава — северо-восточный и юго-восточный. Беляев не исследовал этих рукавов. Пиком Гармо он назвал вершину, в которую уперся ледник. Он не заметил при этом поворота ущелья итого, что пик, который так отчетливо был виден от Пашимгара, тем самым отодвинулся резко на юг. Во всяком случае он назвал пиком Гармо не ту вершину, которую таджики называли Гармо.

В 1931 году этой же дорогой проникла вслед за беляевской экспедицией наша экспедиция 1931 года. Мы нашли и восстановили астрономический пункт Беляева в ущелье Аво-дары. Мы прошли также до конца ледника Гармо, до разветвления его на два рукава — Беляевский, как мы назвали северо-восточный ледник, и Вавиловский, как мы назвали его юго-восточную ветвь.

Тов. Бархат разбирает экспедиционное барахло

.

Мы исправили ошибку Беляева, но сами вместе с тем впали в другую. Стремясь проникнуть к пику Гармо, который мы видели от Пашимгара, а еще раньше с высот ледников Гандо1, мы оставили без исследования северный рукав и все внимание устремили на ледник юго-восточный. Мы прошли его до конца и подошли к самому подножью пика, который таджики назвали пиком Гармо. Мы прошли, таким образом, до самого хребта Академии, но на него не взошли и лишь ориентировочно установили возможный путь для восхождения. Мы установили лишь, что наш ледник подводил нас вплотную к северному ребру пика и к перевальному пункту его северного плеча. В поисках более легкого перевального пункта мы исследовали затем открытый Беляевым боковой ледник Шокальского. Он нас не привел никуда. Но мы оставили неисследованным большой ледник, который шел на юг прямо против ущелья Аво-дары, впадая в основной ледник Гармо. Это ледник, который Беляев называл ледником Ванч-дара, Мы видели, что он поворачивает затем снова на восток, к тому же хребту Академии. Мы полагали, что, быть может, он нас подведет опять к пику Гармо, но уже со стороны его южного плеча. Но этот путь остался неизученным. Окончательная расшифровка его и была одной из целей экспедиции 1932 года.

Отсюда сами собой вытекали следующие задачи.

Первая задача. Ее можно было формулировать так:

Проникнуть к леднику Гармо до его разветвления, повернуть по Вавиловскому леднику и попытаться пересечь хребет Академии у северного плеча, чтобы затем спуститься оттуда вниз к леднику Федченко, где, как мы знали, работали другие группы экспедиции Горбунова, работавшие, однако, уже не под моим началом.

Вторая задача — проникнуть туда же, но не по основному леднику, а по леднику Ванч-дара, подойдя к южному плечу пика Гармо, пересечь вновь хребет Академии и спуститься опять таки на ледник Федченко.

Третья задача. Так как неисследованным оказывался и северо-восточный, или Беляевский, рукав и так как в экспедицию 1931 года мы установили, что самый хребет Петра Первого, отделявший долину Гармо от долины Муук-су, не представляет собою одного горного хребта, а пересечен в свою очередь глубоким ущельем ледника Гандо, исследованным нами в экспедицию 1931 года до конца, то задачей оставалось пересечение хребта Петра Первого из долины Гармо в долину Муук-су.

По первым наблюдениям, это было почти невозможно,— так труден был подъем с ледника Гармо на хребет Петра Первого и в особенности на возвышавшуюся вершину, которую мы считали пиком Евгении Корженевской и которую, как мы думали, мы видели в свое время с хребта по левой стороне реки Муук-су.

Чтобы облегчить разрешение третьей задачи, нами в этом году была создана еще одна экспедиционная группа. Идя по следам экспедиции 1931 года, она должна была работать в районе реки Муук-су. Она имела задание одновременно с изучением золотоносности района Муук-су подняться на хребет Петра Первого, в частности по леднику Фортамбек, оставшемуся неизученным нами в 1931 году, и оттуда, взойдя на хребет Петра Первого, найти возможный спуск к нам, в долину Гармо. Подобно тому, как группы экспедиции Горбунова, работавшие на леднике Федченко, могли явиться там нашей базой, — эта группа, возглавляемая инженером Москвиным, должна была служить в долине Муук-су опорной базой для нас, если бы нам удалось из долины Гармо через хребет Петра Первого найти спуск в долину Муук-су, как и мы для нее, если бы группе Москвина удалось из долины Муук-су через тот же хребет спуститься к нам.

Эта последняя, третья задача была самая трудная. В связи с этим мною и Бархашом были приняты следующие первоначальные шаги по организации нашей научно-исследовательской работы.

С уходившими доктором Пислегиным и Леваном Маурашвили мы послали альпинистам Воробьеву и Антону Цагу следующее задание: взявши с собою на восемь дней провианта, выступить первого сентября вверх по леднику Гармо и, дойдя до разветвления ледников, повернуть на Беляевский ледник, на север, изучить Беляевский ледник весь по возможности, найти подъем на хребет Петра Первого и пик Евгении Корженевской (повторяю, так мы называли вершину, возвышавшуюся до семи тысяч метров высоты над цирком Беляевского ледника).

Если бы удалось им подняться на самую вершину, они должны были найти возможный перевал по ту сторону хребта, в долину реки Муук-су, или по крайней мере наметить этот перевал. После этого они должны были вернуться на базу в ущелье Аво-дары.

Доктор Пислегин и Леван Маурашвили, повезшие им это задание, в свою очередь должны были не позже первого числа выступить в путь для изучения ледника Ванч-дара, впадавшего, как мы уже сказали, немного выше ущелья Аво-дары в основной ледник с южной стороны. Они должны были пройти весь ледник до поворота, повернуть налево и, подойдя им к хребту Академии, попытаться найти перевальный пункт на хребет Академии с юга от пика Гармо, или,   как мы говорили,   около его южного плеча. Изучив подъем и ориентировавшись в возможных спусках на ту сторону хребта, они должны были вернуться восьмого числа.

На нашу долю — мою и Бархаша — мы оставили юго-восточный рукав, или Вавиловский ледник. Мы были там уже вдвоем с Бархашом в 1931 году и думали докончить его исследование, поднявшись намеченным нами в прошлом году путем по леднику № 51 к перевальному пункту у северного плеча Гармо. Через восемь дней мы также должны были вернуться.

Этот план давал возможность сразу ориентироваться в трех направлениях и, с другой стороны, позволял не тратить ни капли времени даром. После прихода геологов и топографов мы могли бы найти один наилучший путь, чтоб отправиться им уже всей экспедиционной группой в полном составе.

Таков был наш генеральный план.