Альпинисты Северной Столицы  

1.В УЗЛЕ ГАРМО

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ТАДЖИКИСТАН

ГЛАВА I

ГАРМ

24 августа

Я опоздал. Мне надо догонять. Неожиданные препятствия задержали мой выезд из Москвы. Уже давно, больше месяца тому назад, все мои спутники уехали из Москвы в Ош, все в тот же Ош, который вот уже из года в год служит отправным пунктом наших экспедиций. На этот раз Ош явился базой крупнейшей экспедиции из всех, которые имели место за истекшие годы.

Неутомимый Н.П. Горбунов — инициатор советско-германской экспедиции 1928 года — взялся на этот раз организовать экспедицию в размерах, превосходивших в несколько раз все прежние, взятые вместе. Несколько десятков отрядов должны были выступить из Оша по всем направлениям Таджикистана для изучения его во всех возможных отношениях — географическом, геологическом, гидрометрическом, метеорологическом, этнографическом, ботаническом и пр. и пр.

На мою долю, как руководителя одной из групп экспедиции, выпала гораздо более скромная задача — продолжать наши исследования в области высокогорного узла Гармо, завершить не оконченную в 1931 году работу, расшифровать до конца — а мы думали, что это нам удастся сразу, — знаменитое «белое пятно» в этом наименее доступном уголке Памира

Мои спутники выступили из Оша пятнадцатого июля. Увы! Сегодня уже двадцать четвертое августа, а, по договоренности в Москве, к двадцать пятому августа мы должны были встретиться в кишлаке Оашимгар — последнем населенном пункте высокогорного Памира, к западу от района Гармо. Мы были все в Пашимгаре в экспедицию 1931 года. Мы знали там все шедшие оттуда основные направления в горы и ледники. Вот почему в Пашимгаре мы назначили место встречи.

Сегодня утром я вылетел из Ташкента через Самарканд на самолете, чтоб попасть вовремя, и сейчас вдвоем со своим спутником, доктором Пислегиным из Ферганы, мы только что сошли с самолета в маленьком, заброшенном среди  гор городишке Гарме. И все-таки опоздал.

Что же такое Гарм и почему именно здесь мы оказались?

Гарм — это один из районных центров горной части Таджикистана, Таджикской советской республики. Еще в прошлом году, в экспедицию 1931 года, в Пашимгаре нам говорили, что от Пашимгара до Гарма всего пять дней пути, а в Гарм можно проникнуть на самолете. Вот почему вместо того, чтобы по проторенным маршрутам из Оша или Ферганы семь или восемь суток трястись верхом до Пашимгара через Дараут-курган, Девсиар и перевал Гардани-кафтар, путь, которым мы вернулись в прошлом году1, я решил догнать своих спутников этим кратчайшим путем, — поэтому сейчас мы оказались в этом городишке Гарме. И все же опоздали.

Нелегко нам дался этот сокращенный путь. Правда, вылетевши сегодня утром из Ташкента в шесть утра, самолет в восемь опустился в Самарканде и около десяти утра уже был в столице Таджикистана — Сталинабаде, прежнем Дюшамбе. Но так скоро добраться до Сталинабада мы сумели лишь потому, что из Самарканда рискнули лететь на Сталинабад прямо через горный хребет на высоте больше четырех тысяч метров. На обычный путь по речной долине потребовалось бы еще два часа. Мы рискнули идти так, без дороги, только по компасу, потому что сильный встречный ветер грозил перейти в очень опасный для нормального движения самолета  вихрь,  именуемый «афганцем» (т.е. ветер, дующий от Афганистана), продолжающийся не меньше сорока восьми часов и подымающий с собою тучи пыли и песка на высоту больше двух тысяч метров. Чтобы уйти от этого «афганца», мы рискнули без дороги лететь прямо через горный хребет.

Мы счастливо перелетели это препятствие. Но все же, когда разверзлись под ногами бездонные пропасти горных ущелий, когда со всех сторон снизу потянулись заостренные зубья снежных и бесснежных скал, когда вдруг стало до боли ясно, что малейшая неосторожность летчика — и спасения никакого нет, потому что нет никакой надежды на посадку, — поневоле захолонуло сердце. И был один момент, когда казалось, что гибель неотвратима. Это было при перелете через гребень: крылья самолета, мнилось, вот-вот зацепят за каменные зубья, и самолет рухнет вниз кучей обломков.

Чтобы избежать столкновения, наш летчик резко взял сразу вверх и плавно описал полный круг. Мы оказались снова там, где уже были, но на несколько десятков метров выше. Самолет выправился и снова пошел по прежнему направлению. Зубчатые пики уже были позади, а внизу, в глубокой лощине, вдоль которой теперь шла машина, зазмеилась серебристой ленточкой река — наш проводник и показатель дороги.

Этим не все было еще исчерпано. В самом Сталинабаде нам пришлось пробыть не больше двух часов, а в двенадцать мы опять поднялись, чтобы снова через горы, правда теперь по уже известному ущелью, добраться до Гарма. Обычно верхом от Сталинабада до Гарма нужно ехать трое суток. Наш самолет покрыл это расстояние в пятьдесят пять минут. Зато, как только мы вылетели, навстречу нам из ущелья поднялась большая сизая туча, другая такая туча скоплялась на западе, и сильный ветер начал бросать, рвать и толкать наш самолет.

Если бы мы попали в грозу в этих горных ущельях, наш самолет был бы прижат, как говорят летчики, к земле, что сулило тоже мало приятных перспектив.

Доктор Пислегин впервые летел на самолете, и его моментально укачало. Занятый фотографированием, я обратился к нему с просьбой чуточку подержать занавеску кабинки, чтобы легче схватить  открывавшуюся панораму, и вдруг заметил, что мой доктор сидит весь зеленый, а на дне кабинки — последствия горной болезни. Бедный доктор оправился лишь тогда, когда летчик направил самолет вниз на видневшуюся нам сверху сравнительно небольшую площадку в глубине ущелья, покрытую мелким камнем и невысокой травой. Горы здесь раздвинулись, и площадка оказалась достаточно широкой, чтобы превратить ее в примитивный аэродром.

Вид горных вершин с аэроплана при перелете от Ташкента до Сталинабада.

Белый круг, выложенный на площадке, показывал место посадки самолета. Два деревца, глиняная сакля, большая белая палатка и, наконец, антенна радиостанции — вот было все, что характеризовало проникновение сюда, в это царство гор, индустриальной культуры и «цивилизованного» человека.

Было около часу дня, когда мы сошли с самолета. Кругом нас уже были горы. Азия встречала своих гостей.

Мы прилетели в Гарм.

Самолет поднялся раньше, чем мы успели дойти несколько сотен шагов до глиняной избушки и белой палатки. Самолет торопился вернуться обратно в Сталинабад до наступления бури.

Ни в сакле, ни в белой палатке мы не нашли, к нашему удивлению, никого, кто бы нас ожидал. Несколько таджиков на лошадях, двое-трое русских рабочих, работавших при аэростанции, и радист — вот были все, кого мы тут нашли. Оказалось что мы еще не в Гарме, — что самый Гарм отстоит еще на восемь километров от аэродрома.

Лошади, которые должны были, по уговору в Ташкенте, встречать нас здесь, еще не приходили. Пришлось поневоле самим заботиться о себе. Но нам немедленно предложили местных лошадей, взявши по десяти целковых за лошадь. Наши лошади встретили нас на полдороге.

Проводники нам сообщили по пути, что они уже настолько привыкли к сообщению на самолете, что пользуются им при всяком возможном случае. Несмотря на сравнительную дороговизну (свыше ста рублей) за один час полета, это все же обходится дешевле, чем трехдневное путешествие верхом. Самолет приходит сюда два и три раза в сутки, каждый раз забирает от четырех до шести пассажиров. Все это, конечно, уже достижения советской культуры.

Такое же смешанное впечатление культурных завоеваний и старых «восточных» нравов произвел и сам Гарм.

Город, если можно, конечно, назвать городом три-четыре двухэтажных белых дома среди двух десятков глиняных избушек с типичными плоскими крышами, расположен в горной лощине, со всех сторон закрытой хотя и бесснежными, но сравнительно высокими горами. Река Сурхоб, на которой лежит Гарм, тянется дальше на восток. Всюду подымались высокие тополи и зеленели фруктовые рощи. Склоны гор, сжимающие реку, золотились ячменными полями. Выше начинались травяные склоны и еще выше мрачные черные утесы.

В самом Гарме, так же как и на аэродроме, мы не нашли первоначально никого. Нас должен был встречать один местный товарищ,
П-кий, но он отсутствовал, по делам службы. Заменявший его товарищ ничего не знал ни об экспедиции, ни о нашем прибытии. Он сообщил нам только что рядом, в помещении школы, расположился прибывший недавно другой отряд нашей же Таджикской комплексной экспедиции — географический отряд т. Макеева, но что ни лошадей, ни охраны, которую мы рассчитывали найти в Гарме, пока еще нет. Поневоле пришлось остаться до вечера и дожидаться приезда отсутствовавшего т. П-го.

От нечего делать мы с доктором отправились в гости к географам. Их было четверо — двое мужчин и две женщины, все ленинградцы. Сам т. Макеев уже больше полутора месяцев скитался по району как географ и этнограф. Его сотрудницы работали — одна по ботанике и другая по геологии (коллекторша). Четвертый спутник был молодой инженер Маслов, исправлявший обязанности «старшего конюха». Только на этих условиях он был принят, как оказалось, в отряд. Конюх все же он был плохой.

На крутом перевале две лошади вместе с запасами провианта свалились в пропасть, и отряд сидел сейчас уже пятые сутки в Гарме, ожидая денег, чтобы наново обзавестись транспортом.

Географы ужасно обрадовались, увидев нас, и эта радость перешла в восторг, когда мы сообщили, что сможем их вывести из беды, ссудивши необходимые им полторы тысячи рублей. Это давало им возможность выехать уже на следующий день. Мы с ними условились, что постараемся встретиться недели через две уже непосредственно на ледниках.

Лишь поздно ночью вернулся т. П-кий, и выяснилось недоразумение с лошадьми. Он, оказалось, был предупрежден о нашем приезде, но лошади все же запоздали. Их нужно было ждать. Лошади действительно пришли из Сталинабада только на следующее утро. С ними прибыли пять красноармейцев, прикомандированные к нашей экспедиции для охраны. Чтобы дать им отдохнуть, пришлось поневоле остаться еще на один день в Гарме.

25 августа

Зато Гарм за этот и следующий день мы изучили, что называется, во всех подробностях. Первое, что характерно для Гарма, это — малярия. Несмотря на то, что город расположен на высоте почти двух тысяч метров, малярия свирепствует тут вовсю. Почти две трети местного населения, а европейцы чуть ли не все целиком были малярики. Малярия свирепствовала по кишлакам и, что было страшнее всего, косила свои жертвы вплоть до смертельного исхода. На мой вопрос, как поставлена медицинская помощь, мне сказали, что в Гарме есть аптека. Но аптекарь, больной старик с распухшими от ревматизма ногами, сообщил нам, что запас хины у него небольшой, его не хватает, и население поэтому лечится у знахарей.

Утром, вставши рано, Мы двинулись с доктором на базар. Несмотря на то, что было только двадцать пятое августа, мы нашли очень много винограда. Народу, однако, было мало.

Таковы были наши первые впечатления от города Гарма.

Самым важным и существенным продуктом «европейской» культуры была гармская почта. Связь по радио была единственной связью, которая соединяла этот уголок с внешним миром. Радиосвязь, однако, не работала, вернее работала сюда и не работала отсюда. Телеграммы приходили по радио, а отправлялись на самолете. Но и те телеграммы, которые были для меня из Москвы, пришлось отыскивать в течение целого дня. Зато с телеграфистом мы условились о том, что, как только связь будет налажена, он обязуется неукоснительно передавать наши телеграммы нам с первейшей оказией.