Альпинисты Северной Столицы  

Дискуссия через десятилетия

Ицкович Юрий – к.т.н., МС СССР по горному туризму, 1 разряд по альпинизму.

 Две книги, разнесённые на 20 лет по времени их создания, оказались у меня в руках в прошлом году. Андантин Белопухов  написал свою автобиографию «Я – спинальник» в 1992-1993 гг., и сейчас эту книгу подарил мне Валентин Божуков, а Константин Клецко свои «Воспоминания, принесённые с вершин» записал только что. Как много общего между авторами! Оба – выдающиеся спортсмены, входившие в элиту отечественного альпинизма в конце 50-х годов прошлого века. Оба участвовали в одних и тех же событиях спортивной жизни, готовились к одним и тем же экспедициям.

И в то же время, какая разница в их судьбах, в условиях жизни! Какая, можно сказать, пропасть между их оценками, происходивших событий! Где причина этой разницы?

Двойку Белопухов – Божуков называли лучшими альпинистами страны. Вместе с Игорем Ерохиным они искали новые пути в советском альпинизме. Вместе готовились штурмовать Эверест в 1959 году. Правда, их новые технологии восхождений не одобрялись руководством ФА СССР. За известные нарушения правил горовосхождений Белопухов подвергался спортивной дисквалификации. Волею судьбы его жизнь была переломлена на две части в прямом смысле этого слова. Грузовик переехал его и сделал инвалидом-колясочником на вторую половину жизни, в которой он проявил чудеса стойкости и верности спорту. Андантин Белопухов − выпускник МВТУ им. Баумана, доктор технических наук. В 1992 году он ушел навсегда из этой жизни.

Константин Клецко был лишь на 7 лет моложе Белопухова, но пережил его уже на 22 года. Блестящий спортсмен-профессионал, заслуженный работник физической культуры, заслуженный тренер РСФСР, заслуженный мастер спорта СССР, МСМК по альпинизму, МС по горным лыжам. Он − выпускник вечернего отделения Школы тренеров ЛГИФК им. П.Ф. Лесгафта, государственный тренер спорткомитета города Ленинграда по альпинизму до 1992 г. В 1996 году с семьёй уехал на ПМЖ в США. В свои 80 лет он сохраняет хорошую физическую форму, ясный ум и ведет активный образ жизни.

Увлекательное занятие – сравнить мнения различных людей по одним и тем же вопросам. Первый вопрос – о приоритетах первовосхождения на п. Победы. Официально первовосходителем на пик Победы считается Виталий Абалаков со своей командой, включая К. Клецко, взошедший на пик в 1956 г. с ледника Звездочка по северному склону.

Белопухов взошел на Победу в 1958 г. в составе команды Игоря Ерохина, совершавшей траверс через Восточную Победу на Главную Победу со спуском по северному гребню. Вот что пишет он в своей книге: «…через пару часов вышла на высшую точку. Как мы и предполагали, сюда ещё не ступала нога человека. Команда Абалакова была совершенно не в этом месте. Не намного ниже, но достаточно далеко по горизонтали. От вершины гребень с заметным понижением уходил вдаль. Но высшая точка – выделялась из всего гребня. Всюду на гребне был снег, свисали карнизы. И только здесь – скалы. Мы сложили огромный тур».

Некоторые альпинисты считают, что ни Абалаков, ни Ерохин  не были первыми на Победе, что Абалаков повторил маршрут Леонида Гутмана  1938 года – в экспедиции А.А. Летавета. Дело в том, что в 1938 г. пик Победы ещё не был открыт. Гутман поднимался с ледника Звездочка при плохой видимости и погоде на неизвестную вершину. Поднявшись, он замерил альтиметром сомнительной точности высоту 6.930 м и назвал вершину «20 лет ВЛКСМ». К моменту этих дискуссий сам Гутман уже погиб в 1942 году на войне, добывая победу, в честь которой и названа вершина.

От имени всех сомневающихся Г.Г. Андреев написал Константину Клецко: «…Почему до сих пор считают, что первовосхождение на пик Победы совершил ты в компании с Абалаковым? Вы же повторили маршрут Летавета - Гутмана 1938 года!».

Вот как отвечает на сомнения о приоритете Абалакова в своей книге Клецко: «Те альпинисты, кто стоял на вершинном гребне пика Победы и читал информацию из дневника Гутмана, понимают, что его группа была где-то в другом месте. Гутман в дневнике констатирует, что подниматься на юг стало трудно и что они давно уже идут на юго-восток по более простому пути по ледовым террасам, образованным сбросами. Рацек В.И. с самолёта сделал фото пика Победы,

 на котором Клецко изобразил свою версию о путях первопроходцев, хотя и не абсолютно доказанную, но правдоподобную, впрочем, как и другие.

Глядя на снимки пика Победа, снятые В.И. Рацеком с самолета, видно, что ледово-снежные террасы уходят влево на юго-восток. Они выводят на широкий снежный гребень между вершиной Армения, названной так в 1958 году группой И. Ерохина (возможно, это и есть вершина 20-летия ВЛКСМ), и пиком Победы… Выхода по простому пути на вершинный гребень не существует!

Ещё К. Клецко пишет, что расспрашивал о восхождении участников команды Л. Гутмана – Е. Иванова  и А. Сидоренко  и …«никто не смог мне показать на фото вершины, куда они конкретно поднялись и где сложили тур. Говорили только, что во время восхождения кругом был туман. О своем восхождении они явно не очень-то хотели разговаривать».

А вот что написал в своем дневнике сам Л. Гутман: «В общем, мы совершенно изменили направление, намеченное внизу. Подъем прямо на юг оказывался крутым и длинным. Более легким был путь на юго-восток по ледяным террасам, образованным сбросами. Этот путь выводил к вершинным скалам… и вот широкий снежный гребень. Это вершина стены. …На восток и юго-восток, мельчая, уходят цепи гор. …С юго-запада надвинулся фронт густых облаков. Все закрыто, только одна, неизвестная ещё вершина острым ножом, прорезав гущу облаков, торчит над этим неспокойным морем. Видимо это очень высокая вершина».

Так что же выходит не был Л. Гутман на Победе? Я спросил об этом В. Божукова, который первый раз взошел на п. Победы с И. Ерохиным, а потом ещё несколько раз бывал на вершине. Оказалось, что он разговаривал с Е. Ивановым об их восхождении с Л. Гутманом. Вот что рассказал Е. Иванов В. Божукову.

Во время восхождения в 1938 г. у А. Сидоренко были проблемы с обувью и перед самой вершиной он не смог идти из-за обморожения ног. Гутман Л. остался в палатке растирать ноги Сидоренко А., а Е. Иванов взошел первым на вершину. Когда Е. Иванов вернулся, на вершину сходил Л. Гутман. Тур был чисто символический, возможно заваленный впоследствии снегом. Своим альтиметром они пользовались последний раз у палатки. А. Сидоренко на вершине не был, но восходители это не афишировали, потому что такое считается грубым нарушением правил. Видимо поэтому они неохотно рассказывали о своём восхождении.

Е. Иванов не сомневался в том, что они были примерно в том же месте пика, где и В. Абалаков, а содержание дневника Л. Гутмана оставил без комментариев, хотя и не исключал возможности того, что с Победы можно увидеть на юго-западе чуть ли ни К2 в Каракоруме. Еще В. Божуков рассказал, что по итогам восхождения В. Абалакова 1956 г. собиралось специальное заседание ФА СССР с участием представителей Спорткомитета СССР, на котором было принято компромиссное решение о приоритетах покорения пика Победы. В. Абалакову было засчитано не первовосхождение, а первопрохождение своего маршрута на п. Победы, учитывая то, что он не пользовался какими-нибудь описаниями маршрута Л. Гутмана.

Вот такой получился ребус с приоритетами. Думается, что все перечисленные восходители были первыми. Л. Гутман с командой первым поднялся на хребет Кокшаал-Тау в районе пика Победы, В. Абалаков с командой первым прошел свой маршрут на гребень пика Победы, а И. Ерохин с командой первым взошел на высшую точку пика Победы. И, конечно, молодец В.И. Рацек, сделавший такой замечательный снимок.

В перечисленных мнениях о том, кто первым покорил Победу, чувствуется конкуренция школы И. Ерохина и школы В. Абалакова. Действительно Ерохин был на 18 лет моложе Абалакова и тренировал свою команду методом больших скоростных нагрузок, а потом совершал скоростные восхождения намного быстрее «стариков». А «старики» были не простые, они были овеяны легендами и заседали в Федерации альпинизма СССР, которая была вполне государственной структурой и, в том числе, распределяла государственное финансирование на будущие экспедиции. Ерохину со своей командой приходилось искать альтернативные источники финансирования: просить в профкомах, скидываться со своих отпускных – действовать как самодеятельные туристы (знаю по собственному опыту).

Примечание редактора:

И всё же факт первовосхождения на пик Победы Леонида Гутмана признали, но только через 25 лет – в 1963 году…!!! Читайте книгу «Побежденные вершины», 10 том, 1961-1964, М., 1966.

Далее Белопухов пишет: «По поводу наших скоростных восхождений начали появляться в газетах разгромные статьи, подготовленные с подачи Федерации. Дескать, быстро ходят, значит – не страхуются, значит – рискуют, значит – нельзя так, пора положить конец»…. Были и прямые конфликты со «стариками», например, «еще на заре альпинистской молодости… произошла такая история. Во время восхождения на одну из Цейских вершин на Караугомском плато застигла их непогода. Непогода страшная… Ерохин… уговаривал всех спуститься, говорил, что нельзя сидеть во время непогоды, − она может продолжаться очень долго, а каждый час отсидки отнимает много сил, которые не восстановишь. А растеряв все силы, − недолго и погибнуть». …За это «старики» считали его трусом.

Тем не менее, в 1958 г. команде Ерохина удалось организовать успешную экспедицию на пик Победы с первовосхождением на высшую точку вершины. Правда для этого им пришлось пойти на уступки Федерации и взять в экспедицию трех её посланников, из которых до вершины дошел только один – Иван Богачев, а два других оказались плохо подготовленными, в частности В. Галустов. Это не позволило взойти на вершину участникам, оказавшимся с ним в одной связке.

При оформлении отчета о восхождении Ерохин нарушил правила. Он, а вернее Белопухов, в отчете не написали, что на вершину поднялись не все участники, а только половина. Они придумали и осуществили план обмана Федерации: сначала получить золотые медали чемпионата СССР, а потом в газетах и по телевидению рассказать всю правду, как было.

Так и сделали. После оглашения правды все ждали дисквалификации и других наказаний. Но санкций не последовало, потому что готовилась советско-китайская экспедиция на Эверест и туда нужны были сильные спортсмены. Ерохин (32 года), Белопухов (28 лет) и Божуков (23 года) были включены в состав экспедиции «Эверест-59», но большинство в составе оставалось за «стариками». В феврале 1959 г. перед самым отлётом в Китай вся сборная страны проводила сбор на Кавказе, жила на седловине Эльбруса, ходила группами на вершины.

Белопухов пишет: «Физически мы готовы были неплохо. Морально − хуже некуда. Беспрерывно между стариками и молодыми вспыхивали споры. …Мы ходили быстро, они предпочитали медленный темп. Зрела ненависть. …Но до открытого конфликта дело не доходило. …Наконец, отработав всё, начали спуск.

А на спуске накрыла нас непогода… Задул ураганный ветер, закрутила пурга, подморозило. Склон Эльбруса зимой весь из зеленого бутылочного льда. Гладкий, скользкий, мерцающий в сумерках, кошки на таком льду держат очень плохо. Подступала паника и неразбериха. Абалаков, Белецкий остановились:

− Дальше идти нельзя. Туман, ветер, потеряемся, заблудимся, погибнем, − заблеяли старые зубры.

Но тут взревел Ерохин. История повторялась. Как и тогда на Караугомском плато, Ерохин позвал всех спускаться. Он не боялся, что его опять обзовут трусом. Он был уверен в своей правоте. Он сохранял душевное равновесие, когда все уже устали бороться. Абалаковцы дрогнули. Сдались, подчинились Ерохину. Он повел группу дальше, вниз.

Из текста совершенно очевидно, что Белопухов − не равнодушный свидетель происходящего, а некоторые выражения про «старых зубров», про «ненависть» выглядят вызывающе. Тем более что Белецкого там не было. Он себя плохо чувствовал и В. Божуков по поручению К. Кузьмина повел его вниз на несколько часов раньше остальных. Интересно, что пишет про этот же спуск К. Клецко? Читаем.

«Дорогу для всех на спуске к Приюту прокладывал Николай Гусак, старожил этих мест. До Приюта оставалось немного, но плотный туман не давал впередиидущему двигаться, и он, садясь на склон, подавал команду всем стоять. Ветер был очень морозным и всепроникающим. Любая остановка, а она была не первой на этом спуске, начинала раздражать самых нетерпеливых и слегка заводила остальных. В нашей длинной цепочке стала создаваться напряженная обстановка. Все сидели или стояли на склоне уже примерно 15 минут. Застываем на этом сильном и морозном ветре. На некоторых такое ожидание подействовало удручающе. Наконец, еще минут через 5 послышалась команда: «Вижу Приют, спускаемся дальше!». Больше остановок не было… Николай Афанасьевич Гусак оказался молодцом и не поддался на уговоры быстрее спускаться вниз…».

Должен сказать, что описание спуска у Клецко не такое эмоциональное, как у Белопухова, но понятно, что конфликт имел место, и 20 минут отсидки на склоне под сильным ветром – не отдых на пляже. Не думаю, что решение о том, спускаться или ждать, принимал Гусак. Все-таки рядом были настоящие командиры: Абалаков, Кузьмин, да и Ерохин тоже. Кажется нереальным, что большая группа (человек 30) спортсменов, растянувшаяся по склону метров на 30, на пронизывающем ураганном ветре может общаться как на полянке, обсуждая «вижу или не вижу Приют». Пожалуй, здесь К. Клецко не так убедителен, как в вопросе о первовосхождении на пик Победы. Но основные настроения в группе он воспроизвел правдоподобно. Кто же все-таки повел группу вниз, Гусак или Ерохин? Думаю, что для истории это не имеет значения.

А о наличии серьезного конфликта между командой Ерохина и Федерацией свидетельствуют дальнейшие события. После возвращения в Москву экспедиция на Эверест была отменена из-за конфликта с Китаем, и Федерация организовала запоздалый разбор Ерохинских нарушений на Победе.

Белопухов пишет: «Ох, как они с нами расправлялись! Своего унижения, пережитого ими на спуске с Эльбруса, они простить не могли. Обвинить на этот раз Ерохина в трусости было уже невозможно. Трусами оказались его оппоненты. И всё же, всё же… Возможно, с нами обошлись бы и не так круто. Но тут встал Иван Богачев. Иван знал очень многое, о чем мы могли только догадываться. Знал всю подноготную тайной кухни Федерации. Иван резал правду-матку в глаза:

− А что вы именно к нам придираетесь? Белецкий не дошел до вершины пика Сталина, а где это зафиксировано? Нигде, наоборот, вот целая книжка лежит – о том, как они дошли до вершины. Да какой отчет ни возьми – в каждом можно найти неточности…

− Простите, но ведь и вы, Виталий Михалыч, никогда не стояли на высшей точке пика Победы».

После таких обвинений компромиссов уже быть не могло. Всю команду Ерохина, конечно, дисквалифицировали. И всё из-за конкуренции или конфликта Ерохина и Абалакова. А почему Белопухов в своей книге дважды демонстрирует конфликт с Е. Белецким? Только потому, что он был единомышленником В. Абалакова, или есть какие-то личные мотивы? Первое обвинение в трусости при спуске с Эльбруса в непогоду – явно надумано, потому что Белецкого в общей компании спускающихся не было. А насколько обосновано второе обвинение в нарушениях на пике Сталина?

Можно попробовать уяснить это из книги самого Е. Белецкого 1951 года «Пик Сталина». Речь идет о сезоне 1937 года, когда в честь двадцатилетия революции альпинисты взялись покорить все три известных тогда семитысячника СССР: пики Ленина, Корженевской и Сталина. Белецкий  был в числе восходителей на пик Ленина, а потом приехал для усиления команды под п. Сталина, где подготовкой руководил Олег Аристов.

 Для выполнения задуманного плана оставалось покорить последнюю, самую высокую вершину СССР. Правда уже наступил сентябрь, штурм начался 03.09.1937 и проходил при плохой погоде.

В лагере 6.900 м пришлось 5 суток пережидать бурю в палатках без движения, что не способствует сохранению хорошей спортивной формы. Белецкий пишет: «К вечеру 11 сентября ветер начинает стихать. …Утром 12 сентября… Аристов предлагает свернуть лагерь и пойти вверх, чтобы разбить еще один промежуточный лагерь на 7.100 м. …К четырем часам дня подходим …около 7.100 м, …устанавливаем палатки… Утро 13 сентября… сыпучий снег… прокладывать путь очень трудно. Киркоров, Гусак и я поочередно выходим вперед. …Аристов и Федорков отстают. Олег… у него мерзнут ноги. Федорков… оттирает их спиртом. Однако Аристову кажется, что этого недостаточно, он рвет… пуховые брюки и обертывает ими ботинки. …После …путь снова лежит по острому, как нож, гребню.

Рассматривая пик во время разведывательного полета, Аристов был обманут кажущейся легкостью этой части пути. …Кошек у нас нет (…оставили … в лагере «6.900 м») … Я предлагаю Аристову идти …в связке. …Аристов … решает, что мы продолжим подъём, не связываясь. Гусак советует ему снять с ног чехлы, закрывающие острые шипы обуви, но Аристов молча продолжает подъём.…

Он явно не понимает опасности… До вершины остается какой-нибудь десяток метров, я останавливаюсь отдохнуть и смотрю на товарищей. Первыми идут Гусак и Киркоров. За ними след в след движется Олег Аристов. Вижу, как он… делает шаг …и, споткнувшись, падает на спину. В следующее мгновение он уже скользит по ледяному склону, …оказывается у каменного барьера и, …не задерживается на нём… он падает вниз.

Кто-то впереди… торопит нас идти к вершине. Мы объясняем: …Аристов погиб… Быстро преодолеваем последние метры до вершинной площадки. …На прочном выступе скалы устанавливаем бюст… Сталина.

Долго на вершине группа не задерживается. Нам некогда писать записку и разыскивать тур Е.М. Абалакова. Быстро связываемся и спускаемся на площадку вершинного гребня. …Киркоров и Федорков пробуют спуститься к телу погибшего по крутому ледяному желобу. …Но они идут без кошек, …начинает темнеть, …поднимаются на гребень. …Мы отправляемся в обратный путь…».

Как видно из текста, Белецкий несколько раз подчеркивает руководящую роль О. Аристова в организации восхождения и самого заключительного штурма. При этом, кажется, что между строк звучит мысль: «Я не виноват». Видимо Е. Белецкий чувствует за собой некоторую моральную ответственность, ведь его прислали для усиления команды, то есть для гарантии победы без потерь! Этого не получилось. Может поэтому Белопухов словами И. Богачева претензии за нарушения предъявляет именно Белецкому? А может просто как автору книги? И были ли нарушения на самом деле?

Если говорить прямо, то некоторые слова из текста книги производят неоднозначное впечатление. Например, Белецкий пишет «До вершины остается какой-нибудь десяток метров». А по официальной информации Аристов сорвался на высоте 7.450 м. Эти, почти 50 метров по высоте соответствуют примерно 100 метрам по расстоянию, а не 10, как написано в книжке. Что это, плохой глазомер? Или желание создать впечатление, что Аристов погиб почти на вершине, и не дойти до нее было просто невозможно?

Странно читаются слова, что Аристов, споткнувшись, падает не вперед, а на спину. Это больше похоже на потерю сознания, но не на спотыкание. Да и некоторые другие замечания Белецкого свидетельствуют о том, что Аристов был в последние моменты своей жизни не вполне адекватен. А если так, то тем более участникам штурма следовало взять на себя инициативу и, как минимум, застраховаться, связавшись имевшейся у них веревкой.

Не очень убедительно выглядит и аргумент «нам некогда писать записку и искать тур Евгения Абалакова». На установку бюста вождя времени требуется значительно больше, чем на записку! Ведь горизонтальную полку типа прилавка в магазине природа обычно не готовит. Лично я, когда был на пике Коммунизма, запомнил несколько мемориальных металлических досок, прикрепленных к скалам, легко находимый тур с записками и отсутствие бюста Сталина.

Конечно, это ничего не доказывает, потому что в 1977 г. вершина уже называлась пиком Коммунизма, и кто-нибудь вполне мог скинуть бюст, если он там когда-нибудь был. В конце концов, мы могли просто не заметить бюста. И вообще независимо от того, дошли или не дошли альпинисты 45 метров по высоте до вершины, никаких претензий ни к кому из них, и, тем более, к Е. Белецкому не может быть. В те времена невыполнение плана, тем более связанного с политическими целями, означало ЧП. Лозунг «Вершина любой ценой» был основным в альпинизме. Даже если что-то было не совсем по правилам, в книжке издательства «Географгиз» Е. Белецкий ничего другого написать не мог.

Упрекать же Е. Белецкого только за то, что он написал книгу − просто бессмысленно. Поэтому думаю, что претензии к Белецкому в книге Белопухова, являются просто субъективной неприязнью автора, объективных причин не имеют и являются следствием всё того же конфликта двух школ альпинизма.

Вообще говоря, есть целая наука – конфликтология, в соответствии с которой для погашения конфликта между двумя группами нужен посредник, уважаемый обеими сторонами. Такого посредника в то время, к сожалению, не нашлось. Сейчас, задним умом, мы понимаем, что конфликтовали выдающиеся альпинисты, которые многое сделали, а могли сделать еще больше для отечественного альпинизма.

Нет сомнений в том, что интенсивные тренировки, которые проповедовал Ерохин, − полезны. А нервные перегрузки, связанные с конфликтом – вредны. И нет сомнений, что именно они привели к трагической гибели И. Ерохина через два года. Все упомянутые выше альпинисты были выдающимися спортсменами, все они занимают видное место в истории альпинизма, а отдельные неточности и натяжки в отчетах являются следствием условий, в которых они жили, и свидетельствуют только о том, что «ничто человеческое им не чуждо».