Альпинисты Северной Столицы

Интервью с Валерием Бабановым

Карло Кацциа

Валерий Бабанов – уникальный альпинист мирового уровня. Он не случайно дважды становился лауреатом международной премии «Золотой ледоруб» во Франции, лауреатом Международной премии «Серебренная Генциана» в Италии, Российской премии «Золотой Эдельвейс» и других почетных премий. Его восхождения соло и в двойке поражают своей технической сложностью и скоростью прохождения маршрутов.

Однако лучше всего понять этого большого альпиниста и человека удастся при чтении его интервью.

Представляю вам неопубликованное интервью, которое Валерий Бабанов дал итальянскому журналисту Карло Кацциа в 2008 году. Тогда Карло собирался выпустить книгу о лучших альпинистах мира. К сожалению, книга так и не вышла. Но текст интервью у Валеры сохранился и он с удовольствием прислал его для этого сборника. Другие интервью и статьи Валеры можно прочесть на его сайте www.Babanov.com .

Начиная с  2010-2011 гг., Валера большей частью сосредоточился на работе горным гидом и сейчас занимается своей компанией VerticalAdventure, о которой кратко упомянул в интервью. Водит клиентов по маршрутам в Альпах, Гималаях, да и вообще по всему миру. Это маршруты различной сложности.  Валере интересно общаться с людьми, которых увлекают горы, альпинизм и делиться с ними своим отношением к горам.

Вера Колпакова – друг Валерия Бабанова.

 1. Как и когда ты в первый раз познакомился с горами и альпинизмом? Расскажи.

В том месте, где я родился – в городе Омске – нет ни гор, ни каких-либо возвышенностей. Поэтому, когда я впервые попал в горы, мне уже было 13 лет. Этим местом стали Уральские горы, или сокращенно – Урал. Это сравнительно невысокие, во многих местах поросшие лесом, плавные в своих очертаниях и довольно старые горы.

Тогда я ещё мало что знал о горах, но уже чувствовал присутствующую в них силу, их неодолимое притяжение. Я не знаю: откуда, но эти чувства были во мне всегда. Ещё в возрасте 7-8 лет, даже притом, что я  никогда не видел настоящих вершин – я их уже любил, и мои детские мечты были связанны с ними.

В возрасте 15 лет я впервые попал в «настоящие», покрытые вечными снегами, ослепительно сверкающие на солнце, горы Тянь-Шаня. В тот год в группе своих сверстников я совершил многодневный поход от города Алма-Ата до берегов озера Иссык-Куль, преодолев несколько горных перевалов. Это был горный поход, но я мечтал о вершинах.

Хотя до настоящих «подвигов» было ещё далеко, но уже тогда я понял, что горы – это серьёзно и, чтобы чувствовать себя в них достаточно уверенно и свободно, надо серьёзно тренироваться и готовиться. С этого момента я стал уделять много времени скалолазанию и функциональной подготовке.

В своем городе я занимался в одном из спортивных клубов, где таких же любителей гор, вроде меня, было ещё несколько десятков человек.

Уже в следующем, 1981 году, я поднялся на свою первую, официальную вершину на Кавказе, начав, таким образом, длинный путь к вершинам мастерства в альпинизме.

2. Как советская система повлияла на твой выбор? Когда ты решил посвятить свою жизнь большим горам? Знал ли ты что-то тогда, в СССР о западном альпинизме?

Альпинизм в нашей стране всегда считался военно-прикладным спортом. Это шло ещё из  30-х и 40-х годов.

В 50-х и 60-х годах по всей стране, практически, во всех горных районах были созданы десятки альпинистских лагерей, куда молодежь – большей частью это студенты – за сравнительно небольшие деньги могла приехать, пройти курсы начальной горной подготовки и затем под руководством опытных инструкторов совершить восхождения.

Те, кто решал продолжить занятия альпинизмом, должны были согласиться с системой строгих правил хождения в горах, принятых на тот момент в альпинизме.

Один из главных постулатов того времени гласил, что альпинизм – это коллективный вид спорта и одиночкам в нём не место. Хождение в горах в одиночку строго запрещалось и наказывалось, вплоть до полного запрещения занятий альпинизмом.

Для того, чтобы как-то обозначить разницу в уровне подготовки, опыте и мастерстве между спортсменами, ещё в 50-х годах была придумана и создана система разрядов: от 3-го – начального до 1-го – высшего и далее, до Мастера спорта.

Эта же разрядная система давала возможность контролировать и легко воздействовать на человека со стороны руководящих органов, если он нарушал правила горовосхождения. Нарушив какое-то правило, можно было легко, в одно мгновение лишиться всех званий и разрядов в альпинизме. В те времена это работало безотказно.

Чтобы пройти всю эту многоступенчатую систему разрядов и подойти к вершинам альпинистского мастерства, как правило, требовались годы. Поэтому люди очень дорожили достигнутыми разрядами, а для некоторых это даже становилось смыслом жизни.

Но были во всей этой системе подготовки и свои плюсы: она давала постепенный, без резких скачков, набор опыта и мастерства, что резко снижало травматизм и количество несчастных случаев в горах.

В то время, когда я пришел в альпинизм – в 1981 году – в нём существовал всё тот же ряд жестких правил и законов, что и раньше.

Медленно, шаг за шагом, переходя от одного спортивного разряда к другому, в течение нескольких лет я поднимался к вершинам мастерства в альпинизме. Шло время, менялась вся наша страна, менялись мы сами. К концу 80-х годов я вышел на тот уровень, когда уже имел право совершать восхождения самой высокой сложности в группе.

В это же время я поднялся на свою первую вершину: пик Ленина на Памире, которая превышала высоту 7000 метров. Так я впервые попробовал большую высоту.

Уже в то время я осознал, что альпинизм для меня – это гораздо больше, чем просто увлечение. Чем более сложные маршруты я ходил в горах, тем сильнее разгоралась моя страсть к лазанию.

Горы покорили меня своей красотой и забрали моё сердце. Они выдернули меня из суеты и серости повседневного быта большого города, до краев наполнив жизненной энергией. Именно в горах я почувствовал настоящую свободу, к которой всегда так стремился.

В начале 90-х годов я на несколько лет подписал контракт со Спортивным клубом Армии Алма-Аты, Казахстан. Так сбылась моя мечта: я стал профессиональным альпинистом.

В этом клубе я познакомился с Анатолием Букреевым, Валерием Хрищатым, Юрой Моисеевым и многими другими, на тот момент уже хорошо известными альпинистами.

Большую часть времени мы проводили в горах, совершая восхождения.

Начало 90-х годов пришлось на время сильных перемен в стране. Перестал существовать СССР – произошел раскол государства. Упал «железный занавес», стали открываться границы, пошел приток информации из-за рубежа. С огромным интересом и любопытством я собирал всё, что касалось западного альпинизма. Мне интересно было буквально всё: от скальных восхождений в Йосемитах до экспедиций в Гималаях.

Кроме таких известных имен в мире альпинизма, как Р.Месснер (R.Messner) и К.Бонингтон (C.Bonington), о существовании которых я уже слышал раньше, мне открылись новые имена, такие, как Герман Буль (Hermann Buhl) и Вальтер Бонатти (Walter Bonatti). Их взгляды на альпинизм, их философия восхождений – всё это произвело на меня огромное впечатление, а описание соло-восхождения В. Бонатти на Пти Дрю во Французских Альпах я так просто перечитывал «до дыр».

Именно в те годы у меня начался процесс переосмысливания всего альпинизма, которым я в то время занимался. Именно тогда впервые я задумался об одиночных восхождениях, как о самой сильной форме самовыражения человека в горах.

Итогом всех размышлений и поисков стало моё первое соло восхождение по 900-метровой Северной стене пика Свободной Кореи на Тянь-Шане в 1993 году.

Это восхождение очень сильно повлияло на весь мой последующий альпинизм. Как я признался самому себе после этого восхождения, вернувшись с него, «я стал другим». В этих словах заключался огромный для меня смысл.

Зимой 1995 года я впервые приехал в Шамони, во Францию, в колыбель Мирового альпинизма. На протяжении многих лет этот визит был моей самой большой мечтой. В Шамони я приехал не просто как турист, я приехал сюда уже как зрелый восходитель, с амбициозными планами совершать соло восхождения. Так я начал писать новую, полную приключений и неизвестности, страницу в своей жизни.

3. Во время твоего ученичества кто были сильнейшими советскими альпинистами?

В те годы, когда я начал заниматься альпинизмом, наиболее сильные альпинистские команды находились в крупных городах нашей страны, таких как Санкт-Петербург, Москва, Свердловск, Красноярск, Алма-Ата, Харьков.

Наиболее сильные восходители тех лет – это Сергей Ефимов, Николай Захаров, Казбек Валиев, Валерий Хрищатый, Сергей Бершов, Михаил Туркевич и ещё очень много других.

4. Наверное, ты самый «западный» из русских альпинистов (у тебя также есть звание гида UIAA): почему ты уехал из страны? И почему ты выбрал жить в Шамони?

Как я уже сказал, мне всегда хотелось попасть в Шамони и я мечтал об этом.

В первый раз я приехал в Шамони в феврале 1995 года. В то время я даже не смел думать о том, что это место может стать для меня вторым домом. Тогда это казалось просто нереальным, это было за пределом моих мечтаний. Мне просто хотелось увидеть своими глазами знаменитые вершины Альп, о которых я столько читал в книгах и часами разглядывал картинки в журналах.

В Шамони и французские Альпы я влюбился сразу. Мне нравилась уютная атмосфера курортного города с его гуляющими туристами, яркими витринами спортивных магазинов и маленьких кафешек. Практически повсюду я видел людей с рюкзаками, веревками,  ледорубами, лыжами. Здесь всё говорило о горах, всё было связано с альпинизмом. У меня было ощущение, что я попал домой. Воздух был наполнен ароматом свободы и огромных возможностей.

В тот год судьба меня свела с интересным человеком, который живет в Шамони – это Жан Клод Мармье (Jean-Claude Marmier). В то время он был президентом клуба GHM (Groupe de Haute Montagne) во Франции. Как-то в одном из наших с ним разговоров перед моим отъездом в Россию, он сказал, что, если я действительно хочу посвятить свою жизнь альпинизму и восхождениям, то Шамони – это, пожалуй, лучшее место в мире и что я должен вернуться сюда снова, чтобы пройти самые сложные маршруты в Альпах. Я и сам это прекрасно понимал. Уже через несколько месяцев – летом этого же года я снова приехал в Шамони. В тот год я поднялся в одиночку по очень сложным маршрутам к вершинам, о которых так долго мечтал: Пти Дрю (Petit Dru), Гран Жорасс (Grandes Jorasses), Гран Капуцин (Grand Capucin), Мон Блан (Mont Blanc, Grand Pilier D`Angle).

После нескольких месяцев, проведенных в тот год в Шамони и во Французских Альпах, я понял, что уже не смогу жить без того, чтобы не возвращаться сюда снова и снова. Это место меня покорило. Само отношение к восхождениям и альпинизму здесь было другим. Здесь почти все живут горами. Я увидел для себя новые возможности, чтобы совершенствоваться в альпинизме.

5. Русский альпинизм до сих пор является закрытым обществом? По моим ощущениям, европейские, американские, канадские… альпинисты очень немного знают о русском (бывшем советском) альпинизме… и ваши горы, например, Аксу с ее невероятной северной стеной, до сих пор неизвестны в мире. Ты с этим согласен? И почему?

Это действительно так и это очень странно. Ведь сейчас есть интернет, доступны журналы с описаниями и фотографиями. Конечно, это не тот объём информации о горах, который можно найти об Альпах или Йосемитах, например, но все равно.

У меня складывается впечатление, что многие иностранные альпинисты боятся ехать в горные районы бывшего СССР. Может, они напуганы былой нестабильностью в СССР во время его развала. Сейчас нечего бояться: там все спокойно и стабильно.

Очень жаль, что большинство ведущих западных альпинистов так никогда и не побывало в горах бывшего СССР, а ведь там такие возможности. Там есть всё: от скальных маршрутов, подобных Йосемитам в Калифорнии до высотных, стенных восхождений, как в Гималаях.

7. Александр Хубер сказал, что лучшие альпинисты в мире – это братья Бенегас (Benegas), Мик Фаулер (Mick Fowler), Стив Хауз (Steve House) и… все русские! Действительно, в последние годы много больших восхождений в Гималаях и Каракоруме было совершено русскими (или бывшими советскими, в осадном, альпийском или капсульном стиле). Итак: откуда эта сила, решимость и умение добиваться? Это опять результат советской системы?

Все сложные, большие восхождения в Гималаях требуют от человека умения переносить холод, полное отсутствие комфорта и недостаток кислорода. Одним словом – умение переносить страдания.

Я не знаю, может быть, это особенность русского характера, в котором само время и многовековая история всего народа заложили эти качества: умение терпеть, страдать, а, в некоторых случаях, не оглядываясь назад, идти вперед.

Я не думаю, что это результат влияния советской системы. Всё гораздо глубже и корни уходят далеко в историю.

8. Что для русских значат горы и альпинизм? Для тебя? Чего ты ищешь в больших горах и на больших стенах с твоими большими восхождениями?

Думаю, то же самое, что и для всех других восходителей.

Горы – это погружение в природу, где неисчерпаемые запасы чистой энергии способны вылечить человека. Горы дают душевный покой и одухотворение. Горы – это «чистилище» человеческой души. Их красота воспринимается сердцем и Душой человека. Их невозможно не любить. Уходящие вверх белые вершины всегда ассоциируются с нашими устремлениями и мечтой. Они дают нам чувство свободы и полета. 

В горах мы проверяем себя и находим новых друзей. Горы – их невозможно описать словами, так как ЭТО намного больше, чем просто слова. Их невозможно понять – их можно только прочувствовать. Горы – они живые.

Что я ищу в горах? Прежде всего, я ищу себя. Горы для меня – это инструмент самопознания. Восхождения – это то, при помощи чего я познаю себя. Риск, который всегда присутствует на восхождениях – это фактор, который усиливает и углубляет процесс самопознания. Иногда, во время одного только сложного восхождения можно узнать о себе гораздо больше, чем за всю прожитую жизнь.

9. Что ты думаешь о стиле? Ты согласен с тем, что альпийский стиль является будущим (единственным будущим…) альпинизма?

Я считаю, что все стили имеют право на жизнь. Кто-то любит капсульный стиль, а кто-то альпийский или ещё какой-то другой. Кто-то любит яблоки, а кто-то предпочитает апельсины. Как можно здесь что-то навязывать? Сколько различных людей, столько предпочтений.

Каждый из нас находится на своём, индивидуальном этапе развития. Это так же относится к альпинизму. Один из путей познания себя лежит через познание своих пределов, и уже неважно, как мы это сделаем. Главное, чтобы мы не нарушали гармонию в мире и в себе.

Я не совсем согласен с мнением, что только в альпийском стиле заключено будущее альпинизма. Альпийский стиль восхождения – это лишь один путь из множества других, которые мы выбираем для познания окружающего мира и себя. И таких путей всегда будет множество. И потом, само понятие «альпийский стиль» уместно употреблять при описании восхождений в больших горах, таких, как Гималаи. Ну, а если говорить об альпийском стиле в Гималаях, то этим будет заниматься только небольшая группа восходителей – это удел избранных. Это никогда не станет массовым. Слишком много риска и слишком опасно.

10. Понятно, что некоторые стены, такие, как северная стена Жанну или западная стена Макалу в альпийском стиле все еще не проходимы. Как ты думаешь, смогут ли в будущем лучшие альпинисты подниматься в альпийском стиле?

Может быть, когда-нибудь. Чтобы пройти подобные стены в легком, альпийском стиле, надо суметь пережить, и при этом остаться в живых, огромные страдания, связанные с высотой, холодом и недостатком кислорода. Но человек – это очень хрупкое создание.

Я знаю, что в нас заложены огромные ресурсы, но как их достать? Тот, кто сможет это сделать, тот и пройдет эти стены в легком стиле.

Думаю, что сегодня это возможно сделать в комбинированном стиле: с частичным применением капсульного стиля. Но даже это не будет просто.

11. Нравились ли тебе соревнования в альпинизме во времена Союза? Что значили Чемпионаты для русского альпиниста?

Я вырос на этом. В 80-х и начале 90-х годов я принимал активное участие в различных Чемпионатах страны по альпинизму. Мы выбирали и проходили в горах очень сложные маршруты. Участие в таких Чемпионатах сильно помогало и стимулировало поддержание высокого спортивного уровня и тренированности. Была огромная мотивация к этому.

Просто потом, уже в 90-х годах, когда я многого достиг в этой форме альпинизма, мне стало неинтересно. Меня всегда больше интересовал процесс самопознания и раскрытия внутренних горизонтов, чем просто соперничество между людьми. Я перестал участвовать в соревнованиях по альпинизму.

В нашей стране до сих пор существуют Чемпионаты. Я думаю, что для молодых восходителей, которые только начали свой путь в альпинизме, участие в подобных соревнованиях служит хорошим «трамплином» к чему-то большему. Не все могут себе позволить  поехать в Альпы или другие, известные и «раскрученные» горные районы и там как-то проявить себя. Чемпионаты же дают такую возможность.

Хочу добавить, что соревновательный дух всегда присутствовал в человеке, просто не все хотят себе в этом признаться.

12. Что ты думаешь о Золотом Ледорубе? Соглашался ли ты когда-либо с выбором жюри?

Очень занятное мероприятие, где сталкивается «лбами» множество мнений, стилей и предложений. По большому счету, это одна из форм соревнований.

Как бы негативно ни отзывались о Золотом Ледорубе, многие альпинисты мечтают о том, чтобы получить его. Особенно это относится к молодым восходителям, которые хотят самореализоваться и ищут признания в глазах окружающих. Но, что интересно, люди боятся признаваться в своих желаниях, считая это пороком.

Нет, я не всегда был полностью согласен с выбором победителей Золотого Ледоруба. Но у жюри своё мнение.

По большому счету, Золотой Ледоруб – это игра, как, впрочем, и все соревнования. Ну, а дальше вам решать: хотите вы играть в неё или нет.

13. Считаешь ли ты, что эволюция в альпинизме дальше будет происходить только в Гималайских горах?

Нет, я так не думаю. Альпинизм будет развиваться в разных направлениях, но основным критерием в большинстве случаев будет служить прохождение маршрута свободным лазанием.

14. О Жанну. Я разговаривал с большим количеством журналистов и альпинистов (и альпинистов-журналистов, как Линдсэй Гриффин (Lindsay Griffin) и они считают, что твое лазание было наилучшим в 2007 году. Считаешь ли ты, что западное ребро Жанну – твое лучшее восхождение? Почему?

Лучшее восхождение… Что значит лучшее? Мне сложно ранжировать свои восхождения, особенно, если начать сравнивать соло восхождения и восхождения с напарником. Многие мои восхождения очень разные между собой по стилю, по переживаниям. Каждое из них содержит элемент творчества, красоту линии.

Я очень высоко оцениваю наше восхождение на вершину Жанну в 2007 году, но так же высоко я оцениваю и первовосхожение 2003 года на вершину Нупцзе Восточную, и мое соло на Мэру Центральная в 2000 году, и многие другие, в том числе, и в более низких горах. Каждое восхождение – это целый этап в жизни, в котором я познаю себя, учусь чему-то, набираюсь опыта. Я не могу их разделить между собой – они все для меня лучшие, они все красивые.

Ну, а если действительно говорить о каком-то, возможно, самом лучшем восхождении, то я думаю, что оно у меня ещё впереди.

15. Ты предпочитаешь лазить с молодым, как Кофанов, или с опытным напарником, как Николай Тотмянин или Юрий Кошеленко? И еще: ты предпочитаешь лазить с русскими альпинистами или с иностранными, как Славински (Slawinski)?

Возраст напарника не имеет большого значения. Главное, чтобы у него было достаточно опыта, желания, и сил для серьёзного восхождения. Ну и, конечно, напарник должен устраивать, прежде всего, своими человеческими качествами. Но это не значит, что мы должны быть абсолютно похожими друг на друга во взглядах. Бывает даже наоборот.

Естественно, что шансы пройти огромную, сложную стену в Гималаях в альпийском стиле выше в том случае, если твой напарник хорошо подготовлен технически и обладает как можно большим высотным опытом. Как правило, это приходит где-то к сорока годам.

И Юрий Кошеленко, и Сергей Кофанов – прекрасные люди и отличные напарники. Но, если говорить об опыте, то, несомненно, Никлай Тотмянин более опытный.

Что касается вопроса о предпочтениях в горах: ходить с русскими или с иностранцами.

В Альпах или в горах Канады, где восхождение длится 1-2 дня, это вообще не имеет значения. Я чувствую себя комфортно в связке, как с русскими, так и с иностранцами.

Иначе обстоит дело с большими горами. Здесь подход в выборе напарника должен быть более осторожным. Чтобы начать совместное, серьезное восхождение, я должен обязательно доверять своему напарнику. Неважно, какой он национальности.

Но, в любом случае, языковой барьер между людьми добавляет в сложное восхождение дополнительные трудности. Поэтому, думаю, что русскоговорящий партнер, всё же, будет предпочтительнее.

16. Тебе нравится Аляска? Почему?

Да, мне нравится Аляска, с её большими горами и масштабами. Мне нравятся большие стены на МакКинли (McKinley) и Форакер (Foraker). Перепады не уступают Гималайским. Мне нравится дикая природа Аляски, во многих местах её нетронутость и труднодоступность.

17. А Альпы? Я думаю, что твоя любимая стена – это северная стена Гран Жорасс… или нет? Мог бы ты рассказать что-нибудь об «Эльдорадо»? Как (и когда) ты открыл этот маршрут? И почему прошел его в одиночку?

Да, действительно, моя любимая стена в Альпах – это Северная стена Гран Жорасс. Мне нравится суровость и удаленность этой вершины. Гора производит впечатление своими размерами и внушает огромное уважение. Пролезть Северную стену Гран Жорасса – это действительно вызов, особенно зимой. Такая вершина не может не нравиться. Это настоящее испытание мастерства в альпинизме.

Четыре раза я поднимался по Северной стене Гран Жорасса, из них три раза – в одиночку.  Зимой 1995 года, в мой первый визит в Шамони, я прошел маршрут «Linceul» соло. В 1996 году я прошел маршрут «Сolton-MacIntyre» также соло. На следующий год пролез в двойке маршрут Cassin. Уже тогда я мечтал пролезть на этой знаменитой стене что-нибудь своё – новое. Для меня было важно пройти новый маршрут именно в одиночку. В то время мне казалось, что это будет вершиной моего мастерства и способностей. Мне хотелось испытать себя чем-то запредельным. Мне хотелось чего-то необычного и неординарного, особенно в ощущениях.

Линию нового маршрута я впервые увидел летом 1998 года, на закате солнца. Я стоял возле высокогорной хижины «Leshaux» и смотрел на Северную стену Гран Жорасса. Я мог любоваться ею часами. И вдруг в какой-то момент солнечные лучи заходящего солнца «правильно» легли на стену, и я увидел четко вырисованную линию нового маршрута. Уже тогда он показался мне безумно красивым. Эта линия стала моей мечтой. В тот же год я попытался пролезть этот новый маршрут, но состояние стены было просто ужасным: всё так падало и летело с неё, что мне пришлось развернуться уже в начале подъёма. Но я сказал себе, что вернусь и пройду этот маршрут, как только будет возможность.

Такая возможность представилась мне на следующий, 1999 год. Уже в начале июля я был под стеной. Стена выглядела угрожающе, но все равно спокойнее, чем в предыдущем году.

Я начал восхождение рано утром 16 июля. Так как стена в том месте, где проходил предполагаемый маршрут, была очень крутой и местами нависающей, для ночевок я использовал платформу, наподобие тех, что применяют при восхождениях на большие стены. Моё восхождение по стене вверх длилось 12 дней, затем два дня спуска с вершины на итальянскую сторону. Трудно описать те переживания и эмоции, которые я пережил на стене. Несколько дней мой «подвесной домик» над пропастью атаковала непогода со снегом и шквальным ветром. Иногда мне казалось, что моя платформа не выдержит этого натиска стихии, будет разорвана в клочья и уничтожена. В такие моменты мне становилось страшно, и я начинал молиться.

Стена закончилась, я стоял на вершине, охваченный необъяснимой эйфорией победы над собой, и тогда у меня родилась идея назвать свой новый маршрут на Гран Жорассе “Eldorado”.

В тот момент мне казалось, что весь мир, находящийся там, далеко внизу – он нереальный. Долины с зеленью лесов и травы, озера, реки, их блеск – всё это выглядело ненастоящими, как будто нарисованным. Во всей этой картине было что-то мистическое.

Я готов был расплакаться от чувств, переполнявших меня, но не было сил сделать даже это – всё забрала вершина.

18. А патагонские или перуанские горы? Хотел бы ты пройти новые маршруты в Южной Америке?

Да, это очень интересные места и мне всегда хотелось там побывать и что-нибудь пролезть, пусть даже не новое. Но пока в ближайших моих планах не запланирована поездка в Южную Америку. Думаю, что когда-нибудь я обязательно попаду в Патагонию или пройду какой-нибудь маршрут по Южной стене Аконкагуа (Aconcagua). Но не в ближайшие пару лет. В настоящее время большую часть моих мыслей занимают Гималаи.

19. Ты же еще и соло альпинист. Что значат восхождения без напарника для тебя? Считаешь ли ты, что соло альпинизм является подлинной сутью этого искусства?

Как я уже сказал ранее, сильный перелом в моих взглядах на альпинизм произошел в 1993 году после нескольких одиночных восхождений в горах бывшего СССР.

Именно тогда впервые я почувствовал, насколько это прекрасно – быть одному в горах и быть способным войти в контакт с природой без посторонних лиц. Мне нравится быть одному в горах – это моё нормальное состояние. Только тогда, когда ты один, у тебя есть возможность услышать природу, понять её и себя. Можно разговаривать с вершинами и научиться их понимать. Но, опять же, надо быть одному.

Потом, одиночные восхождения я люблю за то, что ты сам принимаешь решения и несёшь за них всю ответственность. Я думаю, что это одна из самых сильных составляющих в одиночном лазании.

В моем понимании альпинизм – это даже не спорт, это образ жизни, это искусство.

И одиночные восхождения – концентрат этого искусства, его настоящая сущность, где, прежде всего, сам человек является объектом познания.

20. О твоих тренировках: можешь ли ты описать их? Ты тренируешься каждый день? Как? Насколько важны тренировки для твоего успеха?

Я люблю тренироваться. Это часть моей жизни. Как правило, тренируюсь по самочувствию и у меня нет каких-то определенных часов. Стараюсь тренироваться регулярно.

Обычно моя тренировка проходит во второй половине дня. Утреннюю зарядку не делаю, так как хватает вечерней тренировки.

Во время интенсивной подготовки к серьёзному восхождению время тренировок достигает 18-20 часов в неделю. В восстановительный период – 10-12 часов в неделю.

Разовая, дневная тренировка, как правило, включает в себя бег в гору, лазание в зале, силовые упражнения и растяжку. Обычно в день получается 3-3,5 часа интенсивной нагрузки. Когда есть возможность, выезжаю на скалы, лёд, микст или драйтулинг.

Так как я горный гид, то, кроме всего этого, совершаю ещё много восхождений в горах с клиентами. Часто – это восхождения не предельной сложности, но в любом случае, они позволяют всегда быть в форме.

Уровень тренированности напрямую связан с психологической уверенностью и успехом на восхождении. Во время интенсивных тренировок идет соответствующий настрой психики. Можно сказать, что в нас накапливается «Сила». Это даже не физическое понятие, а, скорее – понятие решимости. Таким образом, физическая и психологическая подготовка тесно связаны между собой. Это ключ к успеху. Только их совокупность приносит победу.

21. Как ты выбираешь свои вершины?

У меня есть некоторые критерии, по которым я выбираю ту или иную вершину, горный район. Сейчас меня больше всего интересуют большие горы и сложные, новые маршруты к вершинам, которые превышают 7.000-8.000 метров. Главные критерии при выборе нового маршрута – это красота линии, её логичность и, по возможности, безопасность.

Если гора мне понравилась, я начинаю о ней думать. В какой-то момент эти мысли заполняют всё свободное место в моей голове. И вот потом это переходит в действие: я ищу напарника, финансирование. И, если всё получается, мы уезжаем в экспедицию.

Почему сложные маршруты на большой высоте? На таких маршрутах много неизвестности и неопределенности. Трудно просчитать всё до конца.

Именно на таких восхождениях требуется огромная интуиция и мастерство, накопленные за много лет занятий альпинизмом.

22. Какой самый сложный момент в твоей карьере в больших горах мира… и самый счастливый… и самый печальный…

Наиболее сложный момент в моей альпинисткой биографии:

– Пережить ужасную, холодную ночь в ледовой трещине на вершине Гран Жорасс (Grandes Jorasses) и затем спуститься вниз в условиях сильной непогоды, после соло восхождения по маршруту “Сolton-MacIntyre” в сентябре 1996 года.

Наиболее счастливые:

– После каждого сложного восхождения. Особенно, когда это восхождение было сделано действительно на пределе возможностей.

Наиболее грустные:

– Когда уходят друзья. Точнее, когда они погибают в горах.

23. Ты альпинист до мозга костей (законченный альпинист): что тебе больше всего нравится в скалах, на льду, на смешанном рельефе? Тебе нравится свободное лазание? А драйтулинг?1/

Больше всего я люблю альпийские скалолазные маршруты. Если говорить о формах рельефа, которые я предпочитаю, то сразу скажу, что мне нравится всё. Я одинаково люблю лазание по скалам и по льду, драйтулинг и смешанное лазание.

Мои лучшие достижения в этих дисциплинах:

Скалолазание: 7a+ онсайт и 7b+ после проработки.

Ледолазание: WI6, при лазании первым.

Драйтулинг и смешанное лазание (без кошек и темляков): M9 онсайт и M10+ после проработки.

24. Что ты делаешь, когда ты не в горах? Какие у тебя хобби? Тебе нравится музыка (если да, то какая?), книги?

Горы и восхождения – это моя страсть, моё хобби и моя работа. Это моя жизнь. Я люблю лазать по скалам, по льду. Люблю смешанное лазание и драйтулинг. Но это всё также является частью моей страсти, а, значит, и частью моей жизни.

Если я не в горах, то либо на тренировке, либо дома. Пишу рассказы, обрабатываю фотографии, работаю со многими зарубежными и российскими журналами. Большое время занимает переписка.

Да, конечно, я люблю музыку. Люблю российскую музыку и её исполнителей, люблю авторскую песню в исполнении бардов. Из зарубежных мне нравятся группы “Pink Floyd” и “Eagles”.

Люблю книги философского склада, когда надо думать. Один из моих любимых авторов – Ричард Бах и его произведения “Иллюзии” и “Чайка по имени Джонатан Ливингстон”.

25. Ты веришь в Бога? Ты чувствовал Его присутствие во время твоих восхождений?

Да, я верю в Бога, быть может, немного по-своему. Для меня Он присутствует всегда и во всем: в камнях, в ручье, в солнце, в облаке и т.д. Всё, что нас окружает – это и есть Бог.

Я чувствую Его присутствие всегда, и не только на восхождении.

26. Что ты планируешь делать, когда уйдешь из экстремального альпинизма? Будешь ли работать гидом?

Думаю, что какое-то время я буду продолжать работать как горный гид. Возможно, моя работа будет связана как-то с Гималаями, может быть, в качестве консультанта. Хочу написать книгу, возможно, не одну. Потом, у меня есть своя компания “Vertical Adventure”. Займусь ею.

27. Твой темперамент: я думаю, ты очень спокойный… или нет? Расскажи мне что-нибудь об этом…

Мне трудно сказать, лучше спросить моих друзей или знакомых. Со стороны виднее.

Но с уверенностью могу сказать, что жизнь я воспринимаю как позитивное явление.

28. Последний вопрос: откуда решимость, желание продолжать лазить в больших горах, в том числе, после неудач и попыток? Потому, что некоторое время назад альпинисты делали по одной экспедиции за год... а теперь экспедиций часто две и очень трудно...

Трудно объяснить, но это стремление идёт изнутри.

Его можно назвать «стремлением достичь пределов», но и это определение не совсем верно, так как «пределов» не существует. Все пределы находятся у нас в голове, и это очень индивидуально.

Но, с другой стороны, надо признать, что обычный человек не всемогущ и существует много ограничений, за рамки которых в обычной жизни ему выйти практически невозможно.

Но, даже зная об этом и принимая это, человек все равно стремится раздвинуть существующие представления об ограничениях. Думаю, что я принадлежу к этой категории людей. Знаю, что я ещё и близко не подошел к тому, что можно было бы назвать личным пределом. А, раз так, то во мне продолжает жить сильное стремление и желание к чему-то новому, большому и неизвестному.

Каждое сложное восхождение – это новый опыт, который мы получаем через соприкосновение с опасностью, переживаемые страдания. А этот опыт – бесценный.

Восхождение на большие горы по сложным маршрутам – это погружение в другой мир. Погружаясь в него, человек постепенно, но необратимо меняется. Проходит время, и в какой-то момент он с удивлением обнаруживает, что стал другим и уже не может жить без того мира, в котором существуют большие, белые горы. Человек спускается с вершин, в цивилизацию, но только лишь для того, чтобы вскоре вернуться обратно.

Эти изменения сильно чувствуются в Гималаях, где присутствует огромная энергетика. Гималаи способны дать человеку очень много, но взамен забирают его душу и сердце.

 О Бабанове Валерие Павловиче (1964 г.р.) читайте также в 10 томе АСС.