|
170-летие рождения Готфрида Мерцбахера ЕГО ЛЕДНИКОВОЕ ВЫСОЧЕСТВО – ОЗЕРО Юрий Макунин, журналист, пишущий об альпинизме, участник экспедиций.
В начале 1981 г. мне позвонил Владимир Николаевич Шатаев, государственный тренер по альпинизму Госкомспорта СССР: – Команда мастеров едет на сборы в Центральный Тянь-Шань. Приглашаю. Даже этих слов от профессионала спорта профессионалу журналистики хватило для того, чтобы зачеркнуть неотложные планы и запросить дополнительные инструкции у Шатаева. Вот уже 30 лет минуло, а детали того путешествия поблескивают в моей памяти, словно новенькие серебряные монеты. Освежает реанимацию былого не только нормальная память, но и блокнотные записи, обширный фото архив. А на дружеских встречах ветеранов альпинизма, после минуты скорби о погибших, тот проход по леднику Южный Иныльчеку обсуждаем не иначе как фантастический. Ведь наше затяжное топ-топ ногами в итоге привело в царство Хан-Тенгри и Победы. Ну а дыхание тем воздухом даже дохляка, вроде меня, превращает в супермена.
ШАТАЕВ МОЙ ГИД НЕ ТОЛЬКО ПО ГОРАМ, НО И ПО ЖИЗНИ. Уже старшим офицером я сам подал рапорт на увольнение из армии из-за принципиальных разногласий с начальством. Оказаться в гражданской среде, не исчерпав военную карьеру, – состояние не из простых. Не уточнял: расчётливо ли, случайно ли, но Шатаев, сближая меня с альпинизмом, подарил ту общественную востребованность, без которой деятельная жизнь невозможна. Мы и познакомились-то в Приэльбрусье, куда молодым офицером я приезжал на турбазу «Терскол». Наблюдая соревнования альпинистов и горнолыжников, я стал писать об этом в центральную прессу, где мои публикации поощрялись. Так появились и заметки о Шатаеве, не только авторе популярной книги «Категории трудности», но и классном восходителе, руководителе альпинистских акций в СССР и за рубежами. Одна из форм его работы – проведение спортивных сборов в таких высокогорьях, куда по личной инициативе мне, например, не попасть никогда! Моя журналистика, включавшая исследования о применении горных лыж и альпинизма в войне, жаждала все новых встреч с разными горными системами. Пребывая в командах Шатаева, я приказывал себе: кровь из носу, а статью в центральной прессе обеспечь. И обеспечивал. Это восходителями ценилось, поскольку экспедиционная хронология – бесценный продукт для истории спорта вообще, а для истории альпинизма в частности.
РЮКЗАК СОБРАЛ? РАЗОБРАТЬ! Навестить Центральный Тянь-Шань – не к тёще на блины зайти. Пришлось все свои годовые занятости перестраивать в хвост азиатской экспедиции. После этой отмашки Шатаева я тотально «завязал» с курением и выпивками. Утренние зарядки выстраивал так, чтобы добежать до холмистой местности и там разминаться на склонах. При снеге и морозе скользил на равнинных лыжах. Чаще стал приезжать в подмосковное Стрёково, где состоял членом горнолыжного клуба МИИТа, и до изнеможения шлифовал слаломные трассы. Но накачивать требовалось не только мышцы и дыхание, а и мозг знаниями о Тянь-Шане, где никогда ещё не бывал. Тут выручала любимая Российская Государственная библиотека (для иных – Ленинка), с которой у меня давняя и плодотворная дружба. Обложившись историко-географическими справочниками, я откапывал ответы как на свои, так и на вопросы, озвученные Шатаевым. И чем глубже погружался в историю вопроса, тем шире разверзалась панорама открытий и освоения этой бескрайней горной системы. А какие имена путешественников, ученых-естествоиспытателей выглядывали из энциклопедий?! Прямо-таки Млечный путь, сотканный из славных персон. На первый же план, по сумме научно-открывательских подвигов, неизменно выдвигались П.П. Семёнов, Н.М.Пржевальский ... Честно признаюсь, Г. Мерцбахер изредка попадал мне на глаза, но я перелистывал эти страницы, как и с дюжинами иных исследователей. Кроме тренинга и библиотеки при подготовке к экспедиции приходилось заниматься ещё много чем. К бытовой экзотике я отнёс визит в отделение милиции для получения справки о местожительстве, без которой отворот-поворот из пограничных зон... Как водится, справку оформил со второго захода из-за отсутствия нужного мента. Абалаковский рюкзак мне подарил в обмен на шапочку Магомед Ибрагимов, рабочий и спасатель «Приюта 11». В разные годы на Эльбрус (Восточный) я поднимался трижды, из них два раза с Магомедом. Горжусь дружбой с этим тигром гор, уже ушедшим из жизни. Так вот именно на «Приюте-11» одарил он меня абалаковским рюкзаком, почти новым. Первейшее его преимущество – ни одной нитки синтетики. Вместительный, с глубокими карманами, прочно сшитый, он при смене обстоятельств, становился обладателю и подушкой, и одеялом, и зонтиком (промокающим) от дождя. Хлопчато-бумажная (х/б) плоть рюкзака при всех испытаниях оставалась дружественной альпинисту. Более прочные синтетические мешки, разумеется, вытеснили абалаковский, однако ностальгия (и песни о нём) долго ещё сохранятся у альпинистов. Именно он пособлял мне и моему фотооборудованию подняться на Эльбрус в 1979 г. с дубликатом флага Олимпийских игр в Москве. Именно с ним я прошел гималайскую тропу от Катманду до Джомолунгмы (Эвереста). А теперь вот разложил это серо-зеленоватое вместилище посреди комнаты с просьбой: не подведи, друг, как не подводил раньше. Процесс так и назван предыдущими поколениями: формирование рюкзака! Укладывать – одно, а формировать – иное. Как в своём жилье ты раскладываешь по полочкам всё нужное, так и здесь повтори услужливость своего жилья: шарообразная ёмкость за твоими плечами должна вместить всё! А что такое «всё»? Вот эту специфическую задумчивость перед пустым и сморщенным на полу рюкзаком испытал всяк уходящий в горы. Конечно же, главный друг и враг – обувь. Движение по скалам и ледникам без «кошек», без укреплённой обуви невозможно. Такая обувь на марше – друг. Но вложи её в рюкзак и на тебе – парадокс: тяжесть становится враждебной. Верхняя и нижняя одежда, свитера и носки, варежки и шапочки, очки и лекарства, ветровки и тёплые плавки. Дюралевая кружка и ложка, разновидности ножей, И это только начало перечисления предметов, нужных в горах... Сколько раз прессовал, а все не то. Наконец, вроде бы лучше не придумаешь. И вот заглянул ко мне на чай сам Шатаев, но прежде чая веду его к рюкзаку. Нахмурился гость, кое-что стал выкидывать: – По Москве этот набор таскать можешь, здесь равнина. А при наборе высоты каждый килограмм умножай на 5. На переходах мы тебе добавим и общественный груз, как всем. Или ты откажешься? – Володя, обижаешь! Я же не халявщик. Под конец чаепития гость меня и порадовал: – У команды будет фирменная ветровка с шароварами, шерстяное нижнее бельё. Получишь и пуховку... Ого! Вот так забота о рядовом участнике! Но и эта радость улетучилась, едва подумал о рюкзаке: укладывать-то всё надо в него, а он матерчатый – не резиновый...
ЖУРНАЛИСТ, НЕ ОТСТАВАЙ... Предыдущие шагания по горам убедили: никому не нужен твой особый статус журналиста. Группа быстро тебя невзлюбит за отмежевание от чистки картошки, от помощи повару, дежурств по лагерю и т.п. Общая дисциплина там никому не предоставляет льгот. Но я-то отправляюсь в дальний путь не за званием мастера спорта. Вот они, поручения редакций газет и журналов. Вот они три фотоаппарата с железной коробкой для плёнок с разной выдержкой (чувствительностью). И вот план неповторимой статьи, которую без шариковых ручек, карандашей, блокнотов не сочинить. Мне же после экспедиции столичные редакторы могут забраковать моё творчество, как Шатаев забраковал рыхлую укладку рюкзака. Иди крутись, журналист, или выкручивайся... Но вот позади транспортная тряска и все мы в объятиях горной красоты. Нет, я не в силах двигаться дальше без нескольких щелчков ФЭД-ом. А это значит сбросить рюкзак, извлечь аппарат, определить экспозицию и раз - два - три - четыре кадра. А группа исчезает за поворотом скалы. Чья-то рука машет: догоняй! Ты мысленно хвалишь себя за решительность, ловкость, за уникальность съёмки... Пальцы уже примораживает – губы дозируют на них горячий выдох. А ещё подушечки пальцев липнут к охлаждённому металлу: ничего, отклеим... Опять из-за скалы выглядывает недовольная физиономия, кричит: журналист, не отставай! Будто я и сам не знаю, что на леднике отставать, бррр..., чревато... Фотохроника сейчас настолько популярна, что редкий альпинист не имеет камеры или кино пушки. Но маститые восходители включают свою аппаратуру уже на той вершине, где они повышают квалификацию. Как правило, это выше 5 тыс.метров, где возникают экстремальные ситуации, или природные явления. Съёмка там – дело хлопотное, даже опасное. Морозостойких плёнок почему-то не придумали, а крутить мини-отвёрткой никто не любит: обморожение равно снятым варежкам. Всё же есть высотники, чьё фотоискусство равно их отваге. Дружил я с фронтовиком-альпинистом Александром Сидоренко. Показывал мне фотоработы по Памиру, Тянь-Шаню, Кавказу. Восторг! Но при недостаточном качестве жизни Александр Игнатьевич так и не смог пристроить фото богатства в какой-либо музей, а затем его архив и вовсе сгинул. Прекрасна высотная съёмка мастера траверсов Б. Коршунова. Но, как он сетует, со скалами общаться легче, чем с редакторами и издателями. Что до меня, то я снимал от 6.000 м и ниже. Да и задачи ставил себе скорее бытовые, чем возвышенные: отснять хронику экспедиции на подходах к горе. Фотоматериалами меня снабжали редакции, которым я писал статьи: «Огонек», «Олимпийская панорама», «Физкультура и спорт», «Советская женщина», «Красная звезда», «Советский фильм», «Литературная Россия», «Красный воин», «Молодая гвардия» и др. Плёнки я укладывал в металлическую коробку от конфет. В аэропортах упрашивал контролёров не подставлять ролики под рентген. Помогали, иногда не... И как бы ни видоизменялся мой рюкзак – самую комфортную, т.е. непромокаемую зону я оставлял под пленки. А мини-отвёртку для ремонта камер закладывал в сгиб паспорта.
ИНЫЛЬЧЕК, ИЛИ ЭНГЫЛЬЧЕК? В географии есть понятие «орография». Это взаиморасположение хребтов и иных объектов данного региона. Было, есть и будет немало переименований, разночтений в именах пиков, хребтов, долин, рек, озёр, ледников, перевалов. Например в одних справочниках пишут «Иныльчек»,в других же «Энгыльчек». Спрашиваю у своего гуру Шатаева: как мне озвучивать ледник? Владимир Николаевич в этих вопросах не только щепетилен, но и ведёт учёт корректировок. Его ответ звучит без промедления: – Есть хорошее пособие «Спутник альпиниста» (М.,ФиС, 1970).Там – Иныльчек. Оказалось, в переводе с киргизского – «Полосатая змея». Вот и разберись. Если на ледник Иныльчек смотреть сверху, то на нём плавно изгибаются цветные полосы-морены. Но во льду никакая змея не выживет, ей нужна долина реки с тёплыми камнями и зарослями облепихи. Длина реки Иныльчек около 50 км и мы видели, как шустрые ползуны шныряют в поисках витаминной пищи. Итак, если журналист нацелился на Центральный Тянь-Шань, то надо знать о нём возможно больше. Кто не согласен? Конечно же, магнитами влекут сюда мировые «звёзды» в плеяде семитысячников – Победа (7.439 м) и Хан-Тенгри (6.995 м). Этот вечно-сиятельный дуэт формирует супер-оледенение данного цирка, питает глетчер Иныльчек. Тут обопрёмся и на орографию Южного и Северного Иныльчеков... Оба рождаются на склонах Меридионального хребта и как бы копируя латинскую букву V, гораздо медленнее черепахи ползут к точке встречи. По обе стороны высотного хребта Тенгри-Таг. Конец этого хребта указывает навстречу и слияние двух Иныльчеков. Мало того, что при гипотетическом таянии их глетчеров вода сравнилась бы с водным ресурсом Волги, но братьев-глетчеров подпитывают к тому же 244 боковых ледника. Южный брат растянулся к западу на 60 км., а Северный брат на 38 км. На этом бы и поставить точку, да не позволяет Её Величество Природа. Впрочем наш проход по Иныльчеку как раз и раскрывает все темы.
ЕСЛИ ТЫ НА ИНЫЛЬЧЕКЕ, ТО ДЕТЕКТИВЫ – БРЫСЬ! Повторюсь, приглашение Шатаева посетить Центральный Тянь-Шань возбудило меня по многим векторам. Мы ещё рассмотрим некоторые из них, но поставлю направляющим – научный. И раньше для меня Петр Петрович Семёнов Тянь-Шанский виделся величиной масштаба Михайлы Ломоносова. Прочитав все его отчёты по научному открытию этой горной системы, я, без преувеличения, заболел потребностью повторить марши Семёнова по Небесным горам. Поэтому план Шатаева не только совпал с моими мечтаниями, но и стал увертюрой к моим дальнейшим инициативам. Тут вынужден повториться: даже сверх гениальная инициатива невыполнима в горах без правильно-уложенного рюкзака. Кого не волновали эти минуты: в аэропорту появляются всё новые «штыки» команды, подготовленные к Тянь-Шаню. Звёзды альпинизма, кучкуясь, образуют яркое созвездие. Объятия высотников-скалолазов. Через характерные шумы порта пробивается объявление о посадке на наш рейс. Уже полчаса назад оплачена и сдана в багаж дюжина тяжеленных баулов с командным такелажем. Следуем на посадку налегке, при лёгкой эйфории от чёткости собственных действий. Приподнятость настроения не сушит даже июльская жара 1981-го. Отменно ведёт себя н наш лайнер, парящий в южном направлении, в гор. Фрунзе... Прибыли. Здешнее пекло сдобрено влажностью воздуха. И опять все чётко. Нас встретил представитель местного спорткомитета, подвёл к автобусу, в который мы перетаскали все наши грузы. 4 дня нас крышевала альпбаза. После ежедневных проф-инструкций мы двойками - тройками разбредались по культурным точкам восточного города, но в итоге всех притягивал главный базар, затмевавший соблазнами все московские. До Пржевальска нас доставил всё тот же невзрачный, но неожиданно вместительный автобус. Долины с полями разнообразных посевов и фруктовыми садами остались позади, когда автобус как бы нырнул в узкое Боамское ущелье. Смотришь вверх – нависают каменные исполины. Смотришь вниз – беснуется, плюётся пеной, рычит от передвижки валунов река Чу. Для знакомства со стихией гор Боамское ущелье – прекрасное пособие. В его верховьях в середине 19 века шагал с казачьим конвоем Пётр Петрович Семёнов. Его транспорт – лошади, верблюды, мулы. Затем наш трудяга – автобус выкатил на северный берег легендарного озера Иссык-куль. Ошарашили и эти впечатления. Тем паче, что до Пржевальска предстояло нам оглядеть 200 км его берегов и всего, что на них построено. Большого усилия стоит мне умолчание об этом памятнике природы (Иссык-Куль - Горячее озеро), ибо цель моего повествования иная. В Пржевальске нас разместили на местном пустынном стадионе, вне ухоженных под трибунных комнатках. Зато свободы под завязку. Сюда же подтянулись и участники из других городов, на всё про всё, в смысле акклиматизации и сколачивания команды, нам дали неделю. Роскошь утренних разминок сменялась полезным инструктажем, затем Иссык-куль галсы по городу: книжные и иные магазинчики. Арбузно-дынные распродажи, где также можно купить козла или козу, барана, лошадь. Ну и забегаловки с азиатской кухней: наваристый лагман, деликатесы из баранины, жгучие соусы и присыпки ароматной зелени. И все это на вкуснейших лепёшках... Конечно же, ходили к величественному памятнику Н.М. Пржевальского, оттуда недалече до купания в Иссык-Куле. Родоновую составляющую той воды я, например, ощущал... Дважды встречались – с пограничниками, имевшими здесь крупный штаб, казармы, вместительный клуб. Начальство в порядке особого доверия, показало нам секретную комнату, где под плотными занавесками хранились подробные карты так называемых «спорных районов». Сопровождавший нас офицер отдёрнул шторку на одном из стендов и взору предстала орография района, где от Меридионального хребта почти под прямым углом отворачивают на запад хребты Тенгри-Таг и Кокшаал-тау. Здесь-то и высились пики Хан-Тенгри и Победа. Сюда и лежал наш путь. Это царство шести и семитысячных поднятий. Даже зверьё здесь не гнездится. Пограничные конфликты редки уже потому, что оборудованные погранпосты возможны с обеих сторон гораздо ниже. Но и эти инопланетные территории хотя бы изредка надо инвентаризировать. В таких случаях одного-двух погранцов приписывают к какой-то экспедиции, тренируют их задолго до выхода. И уж тогда они выполняют свои обследования. Развитие вертолётной техники значительно облегчило разведку районов. Но не в той степени, которую преподносят фантазёры. Да, в верховьях Иныльчека изредка стрекочат лопасти этих машин. Но пилотов-альпинистов раз-два и обчелся. Не всякий и за длинный рубль согласится вести туда машину. Скалы - льды, особые ветры и местные потоки воздуха обрывали полёты. Тех же летунов, которые влюбляются в эти риски, спортсмены зачисляют в альпинисты, особо таких, которые помогают спасработам. Знатоки упорно поговаривают, что с китайской стороны к Хан-Тенгри подлетал военный вертолёт, но слух не задокументирован. Офицер, зашторивая секретную карту, попросил и нас – не в службу, а в дружбу – повысить бдительность, на обратном пути поделиться насторожившими фактами. Состоялась наша встреча в клубе и со всем личным составом. Погранцы дружески аплодировали каждому рассказчику, особо же Валерию Путрину, классному восходителю, ранее награждённому медалью «За боевые заслуги». Здесь же, в Пржевальске Шатаев утвердил окончательную кадровуюраскладку, назначив командиров четвёрок. Огласил пребывание в экспедиции и моё, как журналиста. Из вновь прибывших отмечу белоруса Эдика Липеня – спортивного врача экспедиции. Мастер спорта, он знаменит и как мастер медицины, экстремальной, прославили его хирургические вмешательства на разных высотах, где операционный стол – скалы и льды, ассистенты же – кто не боится крови. Кто-то отморозил фаланги рук, или ног, гангрена полезла и на здоровые ткани, Липень тут как тут, сыпет бодрящими фразами, отсекает скальпелем мертвеющие ткани... Отсекал и аппендиксы до их разрыва в пострадавшем. Держись ближе к повару и доктору Липеню – с этим соглашались не все, ну и много версий звучало по поводу прижимистости Эдика в отношении «огненной воды», по-особому мерцавшей в высокогорье. Окончательно сформулирована и стратегия пашей экспедиции. В ней 15 закаленных испытаниями мастеров. Всем предстоит помогать специалистам, изучающим этот район, а также добытчикам полезных ископаемых. Всё это не в ущерб спортивной составляющей. Она-то и стала для меня главной. Она настолько необычна, что заслуживает отдельного комментария. В послевоенные годы спорткомитет СССР утвердил инициативу энтузиастов по созданию сообщества «снежных барсов», Даже заслуженный – перезаслуженный мастер с волнением принимал диплом и красивый знак, если он поднялся на все семитысячники СССР залегшие на Памире и в Тянь-Шане. Тогда они носили имена: Коммунизма, Ленина, Корженевской, Хан-Тенгри и Победа. Перестройка уже переименовала некоторые из них, но об этом – разговор особый. Что значит стать «Снежным барсом»? некоторые даже приравнивают это к переходу в новое качество, вроде того, когда полковник становится генералом. Но как даются такие лампасы? Каждый семитысячник поселяет на себе разные климаты: от жаркого до полярного и запирает в стойла такие ветры и ураганы, которые, учуяв волю, сметают всё подвижное, срывают со склонов не только ниагары льда, снега, камней, но и дерзнувших явиться сюда людей. В этом смысле каждый из семитысячников может называться псевдонимом – киллер. Десятки жизней оборвались тут. Так, к нашему выходу к Победе на ней криогенно хранились 10 трупов. Мрачноватый шутник обронил: побеждаем высоту и радуемся кладбищу... Планировалось, что из Пржевальска до Базового лагеря (4.200 м) нас закинет вертолет. Услуга дорогая: 200 км постоянного набора высоты. Но и деньги не перевесили разных других аргументов, прежде всего метеопрогнозов. Поиски оказии завершились бизнес – сделкой с водителями двух КРАЗ-ов, перевозивших оловянную руду. Устранив остатки полезного ископаемого зелеными веничками, мы устлали стальное дно баулами, рюкзаками, изъяв бьющееся, и уселись компактными рядками. Комфортный асфальт долины вскоре же показал нам язык. А КРАЗ-ы привычно загремели на рытвинах колеи, ведущей на серпантины перевалов. Не всякая морская качка сравнима с автонырками. Кузов грузовика без покрытия, а потому мы имели идеальный круговой обзор, от которого тоже лучше отказаться. Иногда небо закрывали нависающие базальты и ты искренне удивлялся своей живучести. А пропасти то слева, то справа? иногда верилось в то, что ближние к бездне колёса опираются на плотный воздух. В новом свете смотрелись высокогорные водители, транспортировавшие нас вместо олова: вот уж где рубль в сотни раз дорожедоллара. К небу нас поднимали не за зелёные, а за деревянные... Выполаживание вытряхивающей душу трассы при въезде в посёлок добытчиков Иныльчек сознание принимает обманкой. Участок ровной колеи? Не верю! Веришь – не веришь, а давай, разгружай шустрые КРАЗ-ы. Простои техники тут не в моде. Работаю и озираюсь, как бы попал из одного остросюжетного театра в ещё более диковинный. Из-за щербатого горизонта вырывается река, состоящая из скрученных мускулов. Её корытообразные берега покрыты то стройными елями, то оползнями из каменного конгломерата. Давящую тишину дополняет давящий гул потока. Из прорабской выбегает наше начальство: ночевать будем в погранзастава с именем «Мойдодыр». Правильно величать её как-то иначе, что почти созвучно, до нее километра полтора, и снова ворочаем баулы, разбираем рюкзаки, ночёвка на деревянном полу вдохновляет на ударный труд. Застава построена добротно. Бойцы рады альпинистам. После штурма перевалов на автотягачах, спим как убитые. Встаём вместе с солдатский побудкой. В «Мойдодыре» мы тоже делимся опытом со служивыми. Из многих интересных эпизодов напомню, что до ВОВ здесь нёс вахты К.У.Черненко, от рядового до сержанта. При более поздней партийной карьере вымахал аж до генсека ЦК КПСС. Мне понравилось, что Константин Устинович охранял границу в такой дали. От заставы до языка глетчера Иныльчек около 50 км. Как туда проникнуть, если даже тропа порой ныряет в разливы реки? Начальство и здесь не медлит. Всё те же добытчики олова ударили по рукам, выделив нам автокран, мы долго не могли уточнить, почему именно кран? – От жизни вы оторваны, – пояснил на остановке водила, – только этот кран способен одолеть болото подобную гальку, увязнем – зацепимся за дерево, или скалу на берегу, те вытащат. А ещё изредка наш кран готовит к вывозке массивные полу ценные камни, которые выбрасывает ледник. Например, яшму, розовые мраморы от Хан-Тенгри. Эти глыбы иностранцы за миллионы покупают... Едва заметная колея под могучими колёсами нашего такси то появлялась, то исчезала в подсохших разливах реки. Кран то и дело кренился вправо-влево, вперед-назад. В скрипах и повизгиваниях конструкций словно бы содержалась жалоба: сейчас упаду! Героические восходители, облепившие стальные крепежи, больше походили на циркачей при рискованном аттракционе. Мне досталось место выше средней отметки на шпангоутах крана. И при каждом наклоне – я опирался кедами на железку так, чтобы при падении отпрыгнуть от конструкции подальше: опасливость за жизнь нас не покидает никогда. И вот последняя остановка. Кричит Шатаев: приехали! кто-то протягивает мне руку помощи, но обхожусь самообслуживанием. Если уж столь зыбкие вёрсты одолели, то дальше-то будет полегче? Но господствующую для меня мысль я не озвучил. Водила крана, довольный гонораром, развернул рычащего друга на обратный курс, успев нам крикнуть: ни пуха ни пера! – К чёрту! – столь слаженного хора я не слышал... Уже темнело. Первая ночёвка по альпинистски, т.е. в палатках, закреплённых на камнях. А до того – укрытие грузов, готовка ужина, проверка рюкзака... Все вокруг разило новизной, как разит нашатырным спиртом: впереди темнеет широченная стена, перекрывающая всё ущелье. Её высота метров до 40. Хаос загрязненных ледовых глыб вперемешку, с разными породами. Кое-где оголяется чистый лёд благородного сине-голубого окраса. Примерно посреди гигантской плотины угадывается арка, в которую, похоже, можно и заглубиться. Дырку пробили ледниковые воды, вырывающиеся из черного зева уже энергичным потоком... Не раз читал в книгах гляциологов, что все это они именуют «языком ледника». Или пунктом его тотального таяния, после длинного сползания. Почему-то мою спину то и дело царапает озноб. В голову лезут худшие из прогнозов. Например, если ты здесь оказался в одиночку, то – верная смерть? Скорее всего тут и хищников немало: волки, медведи, барсы. От этого зубастые не страдают... Так и подмывает спросить у Шатаева: а как добраться до первого жилья в случае чего? Разумеется, никого не отвлекаю своей паникой от полезной работы. По моим записям мы заночевали близ языка Иныльчека 5 августа 1981 г. Теперь-то горжусь достойными публикациями о той экспедиции в разных газетах и журналах. Прежде всего статьёй и фото обложкой в «Огоньке» (№ 48 за 81 г.). Но тогда журналиста в себе приходилось реанимировать в толще смутных предрассудков, реальных угроз стихии. Моя целеустремлённость размывалась и обилием сенсационных тем. За какую ухватиться намертво? Ведь чем выше мы поднимались, тем категоричнее становился напор журналистских соблазнов. Я даже вступал в диалог с самим собой: пригласил тебя Шатаев, вот ему и служи! Но панорама, открывавшаяся мне, доселе невиданная, рушила всякие регламенты. И чемпионом в таком бунте стало озеро Мерцбахера.
ПРОНИКНОВЕНИЕ НА ЛЕДНИК ЧЕРЕЗ ПИК НАНСЕНА Утро 6 августа началось с такого грохота, что вся наша команда вылезла из спальных мешков, палаток и каждый медленно поворачивался вокруг оси, чтобы установить причину грозных звуков. Самолёты сюда не залетали. Лавины на данном пятачке исключены. Землетрясение? Но под нашими ногами – твердь. Шатаев крутит головой, как и все. Но, приняв командирское решение, посылает в разведку двух парней: посмотрите, что в правом углу ледника, за той скалой? Посмотрев, вернулись. Не без волнения излагали: да, за скалой из глетчера выстреливает водный вулкан высотой до 30м. Вода бьет в гладкую скальную стену, а стена формирует вертикальный столб. Прихваченные потоком каменные глыбы, ударяясь гремят артподготовкой. Над местом прорыва зависла водная пыль. Опавший поток несётся вдоль языка Иныльчека, отрезав подступы к нему. Наша группа имела двух кандидатов и одного доктора точных наук. Сделали шаг вперёд и те, кто уже топал по ледовым дюнам Иныльчека. Знатоки быстро вынесли вердикт: это прорыв подпрудного высокогорного озера им. Мерцбахера. Нам повезло дважды: не влипли в зону прорыва и не перебрались на другой берег – там бы нас смыло, как туалетную бумагу в унитазе, что делать? Ясно – не возвращаться к пограничникам, а обходить катастрофу по плечу пика Нансена (5.700 м). Этот одинокий здесь пятитысячник, как бы не зря приблизился к леднику. Неужто горные боги подвинули его к Иныльчеку специально для восходителей, застрявших у языка глетчера? На богов надейся, а сам не плошал, на подобные сентенции времени не было, ибо новая команда прозвучала: поднимаемся по плечу Нансена, чтобы через несколько километров спуститься на вожделенный Иныльчек.
НИЗКИЙ ПОКЛОН ВАШЕМУ ВЫСОЧЕСТВУ Тут я сэкономлю на личных впечатлениях от знакомства с Нансеном. Вспомню лишь, что подвергся критике от Григория Петрашки, приглядывавшего за мной на гладких, чуть ли не отвесных скалах и при преодолении участков дюльфером. В этих местах Григорий, познавший в горах всё, удивлялся моим джинсам: почему их не заменил? Ответил без вранья: не успел из-за фотосъёмок. Важнее другое. При нашем штурме пика Нансена артиллерийская канонада прорыва усилилась, поскольку мы карабкались над катастрофой, но выше её метров на 300. Даже массив горы подрагивал от игрищ водных мегатонн. А водная пыль взлетала даже к нам, тоже извещая о катастрофе. Кое-где наши бригадиры закрепляли верёвку: кому же нужен улетевший в тот котёл? приятно удивляло то, что к нам не прилетали ядра, пущенные нетипичной пращей, то есть нет худа без добра, но ползучие полосы водного пара словно где-то подзарядились кислотой: кто-то останавливался откашляться, отчихаться, отплеваться... Пригодился бы противогаз. Ну вот – балу конец! один за другим спрыгиваем с камня на лёд с победным воплем: привет, Иныльчек! Но довольно скоро от эйфории не остаётся и следа. Тут чередуются не только ледовые дюны, но и озёрца, поверхностные ручьи, трещины самых разных калибров. К проискам опасного врага относятся заметенные снегом не только стаканы, а и глубокие колодцы, трещины. Лучше в них не проваливаться. Мало того, что промокнешь до нитки. Трещины под путником как мелкие, так и глубокие. При залёте в такую может порвать острыми выступами, заклинить кривизной. Спасработы при подобном варианта – не приведи Всевышний. Рассматриваю лунообразную открытую трещину. С её верхней стороны свисают острые сосульки. Ну чем не пасть акулы, улыбающейся при приёме пищи?! Наконец-то! начальство объявило часовой привал. Но перед расслаблением бригадиры выстроили нас шеренгой, рюкзаки мы сбросили к ногам. Heвоенная муштра, а прагматичный смотр боевого духа, перегрузка общественных грузов. Владимир Шатаев идёт вдоль строя, словно Суворов в Альпах. Каждому советует что-то полезное. Заглядывает в глаза мне: есть порох в пороховницах? Но говорит иное: журналист Макунин, как и все нес в рюкзаке 30 кг. Физкульт – привет! Но вот зашипели примусы, стерильный воздух пополнил чайный аромат, пик Нансена скрылся в облаках, зато впереди сверкали исполины, все равны как на подбор. Даже гул водного прорыва уже не оглушал децибелами... Шатаев, собиратель горной статистики, лаская пальцами дюралевую кружку с травяным чаем, успевал отвечать любознательным. На какой высоте сливаются Северный и Южный Иныльчеки? на 3,5 км. над уровнем мирового океана. После привала направимся туда. Есть там единственная зелёная поляна, где имеется приют для гляциологов. Как раз напротив озера Мерцбахера. От Зелёной поляны до озера через ледник 2 км., но эта экскурсия не входит в наш план... Толщина льда? Зависит от многих факторов. Дно ледников хоть и каменное, но имеет свои взлёты и падения, броды и перекаты, мели и омуты. Наползая на них, массы льда подвергаются физическому воздействию. Отсюда трещины, различия в глубинах залегания. Озвучивалось, что в некоторых местах глубина ледника достигает 400 метров... Скорость стекания глетчера? Если, допустим, с Хан-Тенгри на лёд свалилась глыба розового мрамора, то 60 км пути глыба проделает за 500 лет... Команда «вперёд!» обрывает даже самые кайфовые привалы. Прозвучала она и тут. Движение по леднику регламентируется не только руководителями групп, инструкциями начспаса, но и заботой каждого о собственной жизни. Так что после отдыха смотри под ноги, как на страницы волнующего детектива. Мне предложил связаться верёвкой Толя Бычков, компанейский, но и заботливый парень. Он же помог закрепить на подошвах ботинок «кошки». Ногам тяжелее, зато соскальзывания по льду прекратились. Начальство разрешило группе показать: кто есть кто? Сильнейше рванули вперёд, слабые стали замыкающими. Меня роль замыкающего не удручала, а очень даже устраивала: для фотосъемок окружающего великолепия. Хребты по обе стороны Иныльчека сбрасывали на него боковые ледники, которые на кручах свисали вроде как овечьими шубами, ещё ниже формировались в ледовую реку, которая плавными поворотами вливалась в основной поток. В сумме эти детали поглощения – главным глетчером боковых ледничков назывались «цирками». Да, талантливые подарки разместила природа вдоль всего Иныльчека. Я изымал аппараты из рюкзака, щелкал ими, затем упаковывал рюкзак, а Толя Бычков молча ждал. Такой напарник – подарок журналисту. Но дисциплина на нас не отдыхала, у Бычкова на шее висело радиопереговорное устройство. Оно начинало шуметь, голос руководителя требовал: я Урал – первый. Ответь первому обстановку... Толя успокаивал первого и мы лезли выше. Полное, казалось бы, счастье, но ложка с дёгтем уже наклонилась над моей бочкой мёда, раз за разом накатывалась боль на сердце, при которой рюкзак утяжелялся и хотелось его тут же сбросить, но терпел. Пожаловаться на здоровье Толе? это значит только одно: или он сам потащит мой рюкзак, или вызовет кого-то по радио, то и другое – удар по гармонии восхождения. Когда я попросил Бычкова замедлить шаг, то и он почуял неладное: в горах не темни, говори как есть... Но и после этого я нёс рюкзак, уже не расшнуровывая его для фотосъёмок. Наконец, левая сторона груди заныла так, что я без объяснений скинул рюкзак и чуть не взлетел от неожиданной легкости. Сердцу же легче не стало. – Толя, дальше подниматься сердце не велит. Бычков не изменил своему оптимизму: старик, все нормально! Вон уже и Зелёная поляна видна. Вот где отдохнём по полной... Не включая радио переговор, он расстелил на валуне пуховку, усадил меня, а сам потащил оба рюкзака на стоянку. Вернувшись, обвязал меня верёвкой: пошли? Пошли. По дороге напарник информировал какие на приюте две девушки, три парня и возможности для пополнения сил.
ЗЕЛЕНАЯ ПОЛЯНА. ОЗЕРО МЕРЦБАХЕРА. НИАГАРСКИЙ ВОДОПАД Да, все обитатели Зелёной поляны, а это были студенты-практиканты географических факультетов, встретили нас радушно. Угостили меня нитро-глицерином и кружкой горячего чая. Глубокий сон продолжил моё лечение, Но и Бычков проинформировал Шатаева, вызвал доктора Липеня. Эдику пришлось вернуться почти от Базового лагеря (4.200 м). Осмотрел, постукал по груди, дал лекарства от микро-инфаркта. Предписал отдыхать тут два дня. Почему на поляне зелёная трава? Отдельный эко-разговор. Где озеро Мерцбахера? Да вон на той стороне ледника. После сброса воды айсберги прицепились к дну и сигналят своей белизной. Сожалею, что из обитателей Зелёной поляны запомнил, вернее записал только Иру Халдееву. Студентку-отличницу географического факультета МГУ. Назначена стажироваться здесь все лето. Остальные ребята тоже славные, но Ира словно бы задалась целью перевести меня на свой факультет: показала все измерительные приборы па леднике, научила снимать их показания, знала много интересного о повадках ледника. Мечтала пробраться к озеру Мерцбахера, но им это запрещено: опасно. До их Зелёной поляны дошагивают две лошади: тут свежей травкой подпитываются. Без лошадей грузы сюда не доставить. Дала свои университетский адрес и попросила по возвращении в Москву рассказать студентам об итогах экспедиции. Оклемавшись, я отснял на плёнки этот редкостный регион. Поднимался даже на склоны, одновременно проверяя и готовность к альпинизму. Проход до Базового лагеря я одолел без рюкзака (мой груз взяли на себя другие). И уже там продолжал лечение таблетками и прогулами по окрестностям пика Чапаева, где в защищенном от лавин месте запестрели наши палатки. Через несколько дней именно отсюда наши мастера отправились на Победу, к счастью, у них всё прошло на ура. Чего не получилось у других команд. Я же с альпинистом Иваном Гноевским, воздержавшимся от штурма Победы, обследовал верховья Иныльчека до Меридионального хребта, когда даже Хан-Тенгри оставался у нас за спиной. Но вернусь к озеру Мерцбахера, написать о котором – давняя моя задумка. И тут Ира Халдеева – бесценный свидетель и даже просветитель, она изо дня в день поглядывала на озеро, даже завела на него досье, в которое внесла попадание нашей группы под дискомфорт прорыва озёрных вод... Ира рисовала мне схему подпрудного механизма, наращивая терапию моего сердца девичьим присутствием. И толковыми речами. Панорама получалась такая. Если спрямить все зигзаги ледника Иныльчек, то стекает он с востока на запад. Это после слияния у озера Мерцбахера, в середине своей длины. А выше озера Иныльчек раздваивается на Северный и Южный, расходясь градусов под 30. Северный поуже и послабее Южного. И в точке встречи подчиняется натиску Южного, который превращается в могучую заслонку и для льда и для устремленной вниз воды. У них, льда и воды, дальнейшее движение складывается по-разному. Северный глетчер, ростом поменьше, вынужден накапливать массы льда, чтобы стать вровень с Южным, при этом он дыбится, горбится, ломается. Но вот масса подросла и лёд Южного поворачивает её по своему ходу. Можно допустить и гиперболу: Северный поглощается Южным в качестве гигантской морены. При этих трениях ледовых масс придонные водотоки Северного наглухо запираются к накапливаются. Так возникает, углубляется, расширяется озеро Мерцбахера. Закупорено оно идеально: дно выстлано горными породами, неровности которых заштукатурены «мёртвым льдом», по бокам стоят могучие хребты. При такой вот герметичности мегакубы прибывающей воды подтачивают прежде всего ледовый хаос на границе с Южным. Так добычей озера становятся айсберги. Пополнение айсбергов сваливается к с боковых ледничков Северного, так что перед прорывом озера в наиболее жаркий летний месяц по озеру дрейфует такая флотилия айсбергов, что там и лодка едва протиснется. Но вот Её Величество природа подготовила всё необходимое для супер-катастрофы, или прорыву озера. Вода в нём поднялась почти до высоты Южного. Но не ждите – вода не ринется через верхнюю кромку ледника. Вода умнее в том плане, что пользуется законами физики. Лёд легче воды, какие бы камни его не утяжеляли. Накачавшее мускулы озеро Мерцбахера приподнимает ледовые массы Южного, ввинчивается в образовавшиеся пустоты, расчищает их до тоннелей и рвется вниз по подледным стокам… Наша группа и угодила в эту катавасию… Изливается озеро за 2-3 дня, после чего чудеса возрождения ледового водоёма повторяются. Процедура ежегодная. Ира Халдеева, отогревая изящные пальчики дыханием, листает записи. Все в ней от студентки-отличницы: щека цвета персика, не изнасилованные тушью ресницы, художественная прядь причёски, забранной полевым платком. – Итак, – интонацией профессора продолжает Ира, – предельное заполнение озера образует зеркало воды от 4 до 5 квадратных километра. Ширина до 1 км. Длина до 4 км. Объём вод до 200 миллионов кубометров. Любопытствую у отличницы: а как на неё со товарищи повлиял прорыв вод? Ой, – поднимает она глазки к небу, невольно доказывая, что голубизна её глаз и неба одинаковый – какой-то гул, как от поезда на мосту. Мы даже хотели влезть на склон, но сообразили, что наша зелёная поляна гораздо выше озера. Озеро тоже не сразу определили источником катастрофы. Бинокль помог. Оптика прояснила, что айсберги как бы закачались, какой-то танец затеяли... И лошадки наши ...игого-го ...шарахаются в стороны. А куда тут убежишь? Много позже, уточняя в библиотеках Москвы феномен высотного озера, я часто мысленно благодарил Иру Халдееву за помощь: некоторые факты знала лишь она. Если это её курсовая работа, то уровня кандидата географических наук, и еще благодарен географине за ценную идею: – Даже и не знаю, есть ли в мире аналоги нашего озера? Тут важна метаморфизация воды в глобальном масштабе. Снег-лед-вода... они живут, когда стекают вниз... Надо бы завести статистику подпрудных озёр на планете. О водопадах известно всё, а подпрудные озёра какие-то золушки в географии. Книгу о них надо писать. Тогда меня и осенило: сравню-ка я водный ресурс озера Мерцбахера с ниагарским водопадом? Есть ли общий знаменатель у этих водных масс?
АХ, НИАГАРА, АХ... Не привелось мне лицезреть эффекты Ниагары. Лишь виртуально представляю путешественника, околдованного тамошними водными чудесами. Мерный гул от падения жидких мегатонн, седой пар от их трения, беспомощность наблюдателя перед этим величием... А что? Мы на Иныльчеке такое проходили, только без комфорта для туристов... В РФ не принято географию ставить рядом, например, с нанотехнологией. За такое угодишь под гламурное гы-гы пародистов. Между тем смехачество чаще вредит, чем помогает... Спроси рядового гражданина: где страна Канада? Ууу-где-то у Полярного круга. Нормальная же карта нам уточнит: южные границы Канады подтягиваются к 40 градусам северной широты, что сопоставимо с Турцией, Ташкентом и, не удивляйтесь, с залеганием как Ниагарского водопада, так и озера Мерцбахера. Принципиальное отличие в том, что воды Ниагары бегут с запада на восток, а Иныльчека с востока на запад (плюс-минус малые поправки). А ещё в чём разница и общность? Приведём данные о Ниагаре. Прежде всего это река длиной в 54 км образующая границу (отрезок её) между Канадой и США – река вытекает из озера Эри и перемещает в озеро Онтарио воду при бассейне 665 тыс. квадратных километров, на этом пути образовался разлом, где потоки Ниагары ныряют в пропасть. Тут русло реки рассекает остров Козий, образуя рукав канадский (ширина 800 м, высота падения воды 48 м) и штатовский (ширина 300 м, падение воды 51 м). Конечно же, на обеих протоках возвели небольшие города: Ниагара-фолс (Канада) и Ниагара-фолс (штатовский). Оба городка обзавелись электростанциями, что обеспечивает им электронезависимость. Для регулирования стоков на водопадах проложен обводной канал Уэлленд. Общая экспозиция – сток водных масс в Атлантику на востоке. Удержимся от цитирования иных фактов и цифр. Важнее глобальный вывод: на нашей планете вода вездесуща. Она основа существования всякого живого организма. Вода бежит к человечеству, разгоняясь от водораздельных горных кряжей. Само же человечество пора бы уподобить бусинкам на ожерелье океана. Увы, гомо сапиенс относится к механизмам доставки воды не столь бережно, как вода относится к человечеству.
ГОТФРИД МЕРЦБАХЕР. КТО ВЫ? В топонимике высокогорья имя Мерцбахера прописано. Но достоин ли этот немец более широкой популярности? вот информация к размышлению. Предварим её байкой напоминающей, что высокогорная топонимика – мадам капризная... Когда-то кремлёвские угодники решили переименовать хребет Тенгри-Таг в хребет товарища Сталина. Прозвучали соответствующие моменту тосты, но товарищ Берия вдруг заколебался: в горах нередки землетрясения, поломают любой хребет!... Переименование замяли, автору предложения всыпали... Озеро им. Мерцбахера? не ошибочно ли и это возвеличение, хотя речь идёт о выдающемся путешественнике и естествоиспытателе? мнения разделяются и по сей день. Готфрид увидел наш свет в 1843 г. в семье деревенского скорняка. Нужда заставила и ребёнка осваивать трудоёмкую профессию. Выделка кожи требовала знаний и по химии, но обступавшие деревушку снега и далёкие вершины подо льдом влекли мальчика сильнее. Лыжи и горные тропы уберегали его от туберкулеза, частой болезни у скорняков. С годами физическая выносливость и природная сметка привели к успеху: в 20 лет Мерцбахер управлял меховой фабрикой в Мюнхене. Частые деловые поездки, достаточные деньги позволяли ему нанимать проводников на ледники Тироля, в цирки Альп, Пиренеев, а там бизнесмен показывал себя не надменным господином, а трудолюбивым участником похода. Увиденное и пережитое Мерцбахер излагал на бумаге и отправлял в редакции. Ему заказывали всё новые репортажи. Атласские вершины северной Африки вдохновили его на снаряжение собственной экспедиции в 1889 г. В 1891 г. он зачастил в Россию, где жили не только колонисты, но и немцы-аристократы при высоких чинах. Судьба свела его с великим князем Николаем Михайловичем. Этот член императорской семьи покровительствовал историкам, а географы избрали его вице-председателем географического общества. Благоволил вельможа и уже известному путешественнику Мерцбахеру. Это облегчало выезды на Кавказ, в Тянь-Шань... Здесь он покоряет ряд непростых пиков, сходится с геодезистами настолько, что внедряет собственную систему координат. Составлял карты освоенных регионов. Его бесподобная фотопанорама Центрального Тянь-Шаня заняла почётное место в штабе русского Географического общества, что в Петербурге. Панорамой можно насладиться к сегодня. За беспокойную жизнь он накопил много наград и учёных званий. Более же всего гордился золотой медалью им, П.П. Семёнова Тянь-Шанского, присуждённую ему в 1908 г. Умер академиком горных наук в любимом Мюнхене в 1908 г., 65-летней знаменитостью. Всё, или что-то упущено? Дальнейшие исследования подтвердили: продолжение следует, конечно же в Тянь-Шане Мерцбахер назвал живописную вершину именем князя-покровителя. И конечно же её переименовали, правда не вполне нейтральную «Мраморную стену». Был ли Мерцбахер первооткрывателем ЦТШ? Нет, не был, открыт, например, глетчер Южный Иныльчек в 1876 г. русскими географами, которые и не догадывались о немце Мерцбахере. В 1886 г. в этом регионе активничали А.Краснов, И.Игнатов. Список можно продолжать. Но особой строкой выделим 1857 год, когда Петр Петрович Семенов через перевал Кок-джар спустился в долину Сары-джаза. До Иныльчека Семёнов не добрался. Автору этих строк небезразлична верная хронология уже и потому, что я провёл экспедицию «По следам Семёнова Тянь-Шанского» в 1987 г. А в 1990-м меня пригласили участвовать смоляне в экспедиции «По следам Н. М.Пржевальского». Именно на этих траверсах неожиданно для себя открыл, что топал и по местам позднего пребывания там Мерцбахера. Например, отважным немец проник аж до границы с Китаем. Из посёлка Нарынкол он, набрав продукты и носильщиков по хапужным ценам отправился по ущелью Баянкол, где из-за рельефа то и дело выглядывает геометрический треугольник Хан-Тенгри, к Меридиональному хребту. Тут вам и избыток чистых потоков, хвойный дух от могучих елей, и наклонные луга эдельвейсов, и вкрапления золота в кварцитах, выглядывающих из реки. Загляни в еловый лес – тут тебе и малина, и смородина, и белые грибы. Не исключена и встреча с медведями, для которых коммунизм уже построен. Хоть ты и в плотных штанах, но с местной змеёй лучше не выяснять отношения. На подходах к Меридиональному поклонились заброшенному золотому прииску: много зеков не вылезли из его шхер. У ручьев, на узких намывах серого песка можно увидеть свежий след ирбиса. И это при тотальном безлюдье, хотя и с санкции пограничников. Тут и там валяются рога диких баранов до 20 кг весом. Наверняка и Мерцбахер поражался местным богатствам и красотам… Только тут я окончательно понял, сколь своеобразен подвиг Мерцбахера – фотографа. Ведь он всегда тащил за собой аппаратуру того времени: массивный куб камеры, которую для съемок надо крепить на треноге, а спускать затвор только накрывшись чёрной попоной. Он дважды устремлялся к Иныльчеку, а озеро увидел в 1902 г. Вернувшись в Европу, обработав стеклянные фотопластинки в лаборатории, Готфрид сгорал от нетерпения, что сотворил он для фото истории? Химический процесс позади. Осмотр содеянного едва не завершился инфарктом: снега, дожди, иные агрессии содрали со стеклянных пластинок эмульсию, фото урожай – ноль! На удар стихий Мерцбахер ответил контрударом немецкой воли: снарядил очередную экспедицию только для фотосъемок. Тысячи вёрст туда и назад, проникновение в опасный Центральный Тянь-Шань. Но на этот раз Небесные горы одарили небесной улыбкой: фотопанораму разместило даже РГО. Вряд ли мировое фотоискусство имеет столь подвижнические прецеденты. Названный Мерцбахером пик в хребте Сарыджаз именем П.П. Семёнова прижился, его не переименовывают... Придётся скептикам от топонимики расстаться с вязким скепсисом: озеро названное именем Мерцбахера вполне того заслуживает. Начальник погранзаставы «Мойдодыр» – откликнитесь…!
Эх, вернуться бы в Тянь-Шань…
Мерцбахер: http://www.alpklubspb.ru/ass/a252.htm
Статьи Макунина: http://www.alpklubspb.ru/ass/a466.htm http://www.alpklubspb.ru/ass/a442.htm http://www.alpklubspb.ru/ass/a380.htm
| |||
|