|
|
|
|
|
|
| Альпинисты Северной Столицы |
|
Несостоявшийся юбилей «Уллу-тау»Ружевский Вацлав – Почетный МС СССР, Санкт-Петербург.
Рюкзак собран. До отправления поезда на Кавказ – считанные часы. Последние мелкие приготовления в дорогу. Ничего не забыть! Звонит Слава Онищенко из Москвы: – Сдавай билет, поездка не состоится! – Как? Почему? Может ещё есть надежда? – Нет! Главный пограничник, отвечающий за порядок в Приэльбрусье, сказал, что пока он не поймает бандитов, никого вверх не пустит, и добавил, что не может для нашей охраны держать взвод пограничников! Ещё весной, когда закрыли район, оставалась надежда, что его откроют. Сначала с 1.06.11, потом с 1.07.11. Но вот окончательное решение! Вместо работников и гостей в альплагерь «Уллу-тау» поднялись 2 подразделения пограничников, где Ю.И. Порохня будет их обучать альпинистской технике.
До последнего момента мы тешили себя надеждой приехать на 75-летие своего лагеря. Жили надеждой, несмотря на то, что начальник учебной части Юрий Иванович Порохня грозился оставить работу в лагере, несмотря на слухи, что лагерь хотят выставить на аукцион! Несмотря ни на что собирались ехать, хотя в этом районе постреливали и все, кому ни скажешь, отговаривали нас. Может в последний раз? Ведь не молоды уже. Нам – за 75, а нашим старшим друзьям – за 80. Таких из «Химиков» осталось всего 4 человека, и только один из них, – Богдан Садовский, – ещё выездной.… Хотелось попрощаться с Адыр-су и встретиться с друзьями. Их становилось заметно всё меньше и меньше…. А до следующего юбилея 5 лет. Доживём ли? Да и мало надежды, что всё-таки в перспективе всё образуется на границе, можно будет, как раньше, повести новичков в перевальный поход в сказочную Сванетию, а самим после сезона махнуть через Донгузорун к морю. А этот несчастный аукцион? Земли ущелья, поделённые на участки? И сам лагерь? Что там будет? Турбаза или большой кош для овец? Короче, мало надежд на будущее. Даже представить себе этого не могу! И вот поездка не состоится. Состояние и настроение отвратительное. Будто перед моим носом закрыли дверь к гостям, к которым я ехал с самыми добрыми намерениями. Вроде, как мы кого-то предали. Или наоборот нас? Понимаю, что сегодня такой вот день, с которого начинается отсчёт безвозвратного времени от крушения надежд на то, чтобы когда-нибудь нам собраться в родном лагере. А неумолимый бег этого времени с каждым днём снижает вероятность любого варианта возможной встречи…. Так приходится ставить точку на неповторимом и самом главном в моей жизни деле, сделанном в мире по имени Горы. Чем восполнить? Как говорят: «Уберите у человека мечту, и вы увидите, какой он несчастный». Мечта несбыточна и невосполнима. Уверен, что найдется читатель, который подумает: «А что это дед разнылся? Что на одном Уллу-тау его свет клином сошелся? Предвижу, что это будет альпинист, который вырос в горах, не задерживаясь в альплагерях, и провёл лучшие свои годы на сборах, альпиниадах и экспедициях. В них совсем иная жизнь, свой климат и ценности. Не берусь утверждать, где лучше. Однако, уверен, что если альпинист, как я, впервые соприкоснулся с горами в альплагере, прошел в нём путь от новичка до ветерана во всех ипостасях спортсмена и инструктора более сотни смен, не меняя флага, то за его плечами остаётся неповторимая жизнь, не менее яркая, чем в выездных экспедициях. Как ровеснику своего лагеря, мне хотелось бы поделиться своими ностальгическими воспоминаниями, в которых, возможно, дополнительными деталями проявится образ лагеря – 75-летнего юбиляра… ### 1953 год. По новичковой путёвке в а/л «Химик» («Уллу-тау») еду на Кавказ. Долгий путь с частыми остановками на станциях. К поезду, что только не подносят! От горячей картошки с укропом, свежевяленной рыбы, до ведра черешни за копеечную цену! Поезд приходит ночью. Огоньки домов почему-то мелькают выше горизонта? Понятно. Подъезжаем к Пятигорску… База а/л «Химик» тогда была в этом городе. Проснулись, увидели зелёный купол Машука. В парусиновых «спортсменках» (зубным порошком тогда постоянно отбеливали их) прямо в лоб рванули к вершине, цепляясь за колючий кустарник. Наверху, чувствуя себе героями, увидели у памятника молящуюся старушку с палочкой. Она поднималась по приличной, почти автомобильной дороге с другой стороны Машука. Отсюда, как на ладони, Эльбрус, такой близкий и недосягаемый! В открытой полуторке на досках – лавках едем в горы. Не заезжая в Нальчик, сразу в Баксанское ущелье по узкой грунтовой дороге, мимо, «пронеси, господи», по ненадёжным мостам. Впечатлений море! Первые страницы впечатлений новой книги по имени «Горы». Вот и Верхний Баксан. В месте слияния Адыр-су и Баксана кордон. Дальше дорога к Эльбрусу с грузинскими названиями Иалбузи, Пичванари. У шлагбаума сван с двустволкой несёт службу. Здесь нас высадили и повели вверх по ущелью Адыр-су в лагерь, где-то 13 км. Здесь же из грузовой машины всё сгружалось и навьючивалось на полтора десятка ишаков, и этот караван поднимал в лагерь груз ежедневно. Дороги в ущелье Адыр-су тогда не было, лишь тропа для вьючного транспорта. Самого ущелья от Баксана не видно. Крутые лесистые склоны устьевой ступенью сходятся внизу, где в глубоком каньоне кипит река Адыр-су, являясь границей между Грузией и Кабардино-Балкарией. Тогда невозможно было представить, что здесь когда-то будет грузовая канатная дорога, способная на платформе поднимать гружёную машину. Вход в ущелье по серпантину на устьевую ступень. Тропа петляет с одного берега реки на другой, переходя из Балкарии в Грузию. Потом узнали, что И.В. Сталин всячески старался расширить территорию Грузии за счёт соседей. Чтобы из «Химика» пойти испить айрана в коше, надо было перейти реку Адыр-су. Шутили: «… пойдём в Грузию пить айран!». На тропе юркие и худые, как собачки, молодые кабанчики. В окружении мусульманских народов тогда стали жить сваны христианской веры. Потом уже наши ишакогоны Мурзаевы – Абиль и Юсуф рассказывали о своём детстве. Кто-то доложил «отцу всех народов», что где-то в горах на белом коне «хлебом солью» встречали немцев. Этого было достаточно, чтобы выселить весь народ. В Баксан прибыла колонна полуторок. Всё население, только с ручной кладью, было усажено в машины и вывезено с родной земли. Мальчишки спрятались и избежали выселения. Рассказывали, что вечером в ущелье стоял страшный рёв скота. Подходило время дойки.… Доить было некому.… Вот тогда из Сванетии с перевалов спустились сваны, и в ещё неостывших домах, стали хозяйничать, привнося в уклад жизни свои христианские обычаи… Где-то в середине ущелья у самой тропы хрустальный родник «Девичьи слёзы». В этом месте невозможно не остановиться. Ишакогоны рассказывали, что караван до этого места поднимался вверх не спеша, с надеждой, что его, возможно, вернут назад. Однако после «Девичьих слёз», ишаки шли резвее. Скорее вверх, разгрузиться и отдохнуть! Здесь узкое ущелье Адыр-су раскрывается широкой поймой. Ещё сохранились оставшиеся стенки бывших небольших лагерей, смытых мощным селевым потоком с ледника Джаловчат. Неожиданно, при выходе из сужения «Ишачьего» перевала, открывается, обнажая свои подошвы, величавая Уллу-тау! Отсюда она кажется особенно грандиозной! Под самой горой на высоте 2.500 м а/л «Химик». Нам туда! Даже при самом ярком солнце щеками ощущаешь прохладу близких снегов. От лагеря налегке можно за полчаса подойти и потрогать их рукой. В окружении вековых елей – скромный палаточный городок, небольшое одноэтажное здание, в основном пищеблок, домик радиста, склад и всё. Как и во всех лагерях Союза, работа идёт по единой программе. Утром на линейке замполит проводит политинформацию, читает последние известия. На занятиях солидная верёвка из сизальской пеньки. Возьмёшь в ладонь четыре кольца, а пятое уже не помещается.… На выходах – дрова под клапаном рюкзака с ватным спальным мешком внутри. Почти у всех на головах – модные дурацкие шляпы местного производства «мечта идиота», и до сих пор не изменившие фасона и покроя (каски тогда ещё не были обязательны). Все одеты в вылинявшие зелёные штормовые костюмы, пошитые на вырост, в которых мы напоминали ассенизаторов. Мы страстно фотографировались на фоне гор в зарослях рододендронов, особенно (!) босиком на снегу. Прощаясь, клялись приехать в горы, и, добросовестно переписываясь, посылали друг другу кипы черно-белых фотографий, которые и сейчас, пожелтевшие, хранятся в наших альбомах.
Здесь, в своём лагере, мы, впервые в жизни связавшись, доверяли друг другу свои жизни. Здесь забивали первый крюк, впервые спели у костра общую песню, узнали и полюбили друг друга. И это зацепило так, что уже на всю жизнь определило наше будущее – лучше гор могут быть только горы! Нашему поколению повезло. Вокруг нас было много талантливых, обаятельных молодых людей! Недавно в телепередаче, посвященной памяти Ю.И. Визбора, один его сослуживец рассказывал: «Приезжает Юра с гор – и восхищённо говорит – Ты не знаешь, какие там потрясающие мужики?!». Мы быстро постигали секреты мастерства. Близость разнообразного комбинированного рельефа способствовали этому. Смены раньше были по 24 дня. Толковых ребят, уже без путёвок, оставляли на вторую смену, называя этот процесс спортшколой. Из них потом готовили молодых инструкторов в свой лагерь, и они пуповиной прирастали к своему дому, не изменяя ни флагу, ни товарищам по связке. В «Химике» зарождались дружеские связи, новые семьи. И во главе стоял Коленов Георгий Прокофьевич, сначала начуч, а потом бессменный начальник лагеря, наш «шеф», безусловно, больше всех сделавший для создания и процветания лагеря, ставшего одним из ведущих в Союзе.
Ему удалось сплотить вокруг себя прекрасный коллектив единомышленников, а лагерь сделать нашим родным домом. И никакие беды, свалившиеся впоследствии на лагерь, ни лавины и пожары, ни сели и разбухшие реки не поломали традиций, зародившихся в «Химике». Лагерь постоянно строился. Но как строиться, если нет дороги? На ишаках много не увезёшь. Давно бы, как почти у всех лагерей, была бы дорога, но ущелье Адыр-су резко обрывалось устьевой ступенью, создавая проблемы. По лесоспуску, крутому осыпному склону во все времена сбрасывали сверху лес. Стоящий в 800 метрах рядом с «Химиком» а/л «Металлург» (позже – «Джайлык») испытывал такие же трудности без дороги, как и мы. Там так же ежедневно гоняли свой караван ишаков. Мы договорились сделать простейшую канатную дорогу. Через ущелье протянуть трос, закреплённый на бетонных быках, подвесить на роликах тележку. Чтобы тележку тянуть вверх, разобрали грузовик ГАЗ-53, оставив лишь раму с колёсами. Веревками, волоком по лесоспуску затащили раму наверх. Там машину собрали, тянущий трос прицепили к машине, и она добросовестно тягала гружёную тележку до верха устьевой ступени, и также (уже пустую) спускала её вниз задним ходом. Быки были сообща отлиты за пересменок. Теперь можно было жить и строиться и, главное, пробивать автомобильную дорогу к альплагерям. Первую поднявшуюся в лагерь машину встречали цветами и салютом ракетниц! Ишакогоны расстались со своими караванами и стали активно заниматься альпинизмом. Юсуф Мурзаев стал обладателем золотой медали за северную стену Тютю-Баши, Али Керимов – золото за п. Таджикистан.
Абиль Мурзаев стал руководителем базы «Динамо» в Приэльбрусье. Но сколько было бед с новой дорогой! Особенно в нижней части Адыр-су. Летом небольшой подъём воды в реке, буквально смывал часть дороги! Река, прыгая в теснине ущелья от берега к берегу, размывала дорогу и уносила всё вниз, не оставляя никаких следов. Приходилось вручную вгрызаться в склон: привычный (пешком) спуск до размыва, ледоруб, лопата и «раз-два взяли…». Отвоёвывали у склона два-три метра для новой дороги. И потом (нога за ногу) - вверх домой до своего лагеря. И это было не редко. Если ничего не делать – лагерь закроется. Не хотелось уезжать домой. Вот и работали иногда вместо восхождений и отдыха. Не щадили лагерь лавины и сели. Чтобы понять, почему – достаточно обратить внимание, где строят свои коши умудренные опытом балкарцы. Как правило, это – в окружении вековых сосен и уж, конечно, не на старом селевом выплеске. Но стихия непредсказуема, и однажды половина посёлка Верхний Баксан была смыта мощным селем из ущелья Ирик, а лагерь «Джайлык» просто перестал существовать. Его снесло «под метлу» из Куллумкола. Лагерь «Уллу-тау» работал зимой, предохраняясь от возможной лавины из большого кулуара над лагерем. А она, вдруг, плеснула из соседнего спокойного кулуара, перепрыгивая защитную бетонную стенку склада и превращая главный корпус в нежилое помещение. Лавина, выдавливая стекла, заполняла снежным цементом комнаты. Участников, успевших натянуть на голову одеяло, потом откапывали.… Более мощный хвост лавины ударил в торец павильона, сплющил и сложил перегородки между комнатами и, оставив целыми крышу и стены, выстрелил содержимое из своего чрева на противоположный берег ущелья. Помнится, как в июне из оставшегося лавинного снега выкапывали библиотечные «Ежегодники Советского альпинизма»… Была зима, когда лавины в нескольких местах перехлёстывали ущелье. Машины, конечно, не ходили. Нижнего этажа уже не было видно. Назревшие склоны над лагерем не сулили ничего хорошего. Чтобы не подвергать людей риску, отправили всех вниз по пояс в снегу с интервалами между участниками в 100 метров… Отстраивались после лавин. Нужен был строительный лес. Начальник лагеря Коленов создавал климат отношений между егерями и лесниками. Надо было (как говорят сейчас) «накрывать поляну» и, конечно, принимать в этом процессе активное участие.… Получив добро на вырубку в ущелье леса, надо было теперь ублажать прорабов,… потом главного инженера Тырныаузского комбината, полюбившего наше ущелье и одарившего нас упавшим с серпантина самосвалом. Самосвал был хоть и изрядно мятый, но сохранил своё могучее сердце и очень выручал нас. Не упускали случая регулярно приезжать в ущелье люди из санэпидстанции. Они очень заботились о нас и часто брали из заборника воду на анализ. Проверяли и всегда уезжали с мешком воблы и, конечно, с возлияниями. Наведывалось и начальство из Москвы и Нальчика. Положено угощать! Иначе по разнарядке новая грузовая машина уйдёт в другой лагерь… От такой жизни любой человек заболеет. К сожалению, пришло время, когда и Коленову Г.П. уже было трудно справляться со своим недугом. Получив разрешение на вырубку леса, инструктора «отрабатывали» приёмы подвесной дороги на трелёвке леса через реку. Верёвочная дорога, ролик и - за несколько дней весь лес для строительства нового здания и павильонов был на стройплощадке. Жили тогда прямо на делянке. Новый двухэтажный бревенчатый корпус и павильоны строились по проекту главного архитектора Нальчика (нашего инструктора) М.С. Манучарова.
Это был красивейший корпус, выполненный мастерски и спроектированный с большим профессиональным вкусом! Тёплый корпус позволял теперь работать и зимой. Из 19 альплагерей в Союзе, один лишь «Уллу-тау» работал зимой по чисто альпинистской программе. В нормативах на звание МС СССР нужен был опыт зимних восхождений. Штат инструкторов пополнялся известными и опытными спортсменами – методистами: Хергиани М, Кораблин Б., Захаров П., Кузнецов А. и другие.
Мощный опытный коллектив инструкторов позволял, кроме основной работы, совершать классные восхождения. Например, впервые в зимних условиях было совершено стенное первопрохождение на вершину Уллу-тау по диретиссиме. Мы, молодые мастера, имели возможность наблюдать на маршруте работу двух классных мастеров – Черносливина Ю.И. и Хергиани М.В. Это круто…! Но как, ни была высока противопожарная безопасность, лагерь Уллу-тау сгорел. В зимний январский заезд 1-ой смены, работяги, бегая по чердаку с паяльными лампами, отогревая прихваченные морозом паровые трубы, где-то заронили искру. Лагерь сгорел, как спичка! Хорошо не потеряли людей. Удалось отбить от огня павильоны, на которых от жары уже пузырилась олифа. Наши потуги спасти лагерь ни к чему не привели. В темноте (дизель ночью не работал) сначала натыкались на дым. Пару вдохов – и скорее выскакиваешь на воздух, почти теряя сознание. Беспощадный огонь деревянный дворец превратил в пепелище. Народ (всю смену) отправили вниз. Коленов предложил инструкторам остаться, и пока цоколь фундамента главного здания не завалило снегом, выгрести из него золу и пепел, чтобы ранней весной сразу строить новый корпус. Остались немногие. На морозе, с утра до вечера, в марлевых повязках, в скромных бытовых условиях разгребали ещё горячую золу. И всё это – за так! На энтузиазме! Не будешь же требовать зарплату за приборку сгоревшего родного очага? А весной, как только сошел снег, над фундаментом вновь стал расти сруб нового здания. Читая о бедах, настигших «Уллу-тау», можно подумать, что мы только и делали, что противостояли стихиям. Нет! Мы добросовестно работали, выполняя лагерные программы. Лагерь жил и получалось неплохо. Успевали еще и облагораживать лагерь. За 4 км ходили резать дёрн, укладывали его на все площади вокруг павильонов и главного корпуса, высаживали молодые берёзки и дорогие пихты из Нальчика. На высоте 2,5 км, одетый в зелень, вновь после пожара сверкал «Уллу-тау»! Упрямая речка Адыр-су частенько меняла своё русло. Приходилось её отбивать. Не дай Бог, подмоет строения! Помню, как ночью таскали камни, строили наспех отбивную стенку из кроватных сеток, чтобы в темноте кого-то не смыло водой, жгли импровизированный «факел». Ватный матрац облили соляркой и подожгли. Утром из Нальчика была радиограмма начальника лагеря: «Восхищен вашим подвигом, продолжайте!». Пустячок, а приятно! Как-то поощряет к действию… Но бывало и не успевали, и река бушевала у самых павильонов. Однажды в день очередного юбилея вода подошла к павильонам. Бросок воды сделал своё привычное дело и в очередной раз смыл внизу ущелья дорогу. Машины не ходили. Высокие гости из ФА СССР всё же прилетели на вертолёте, но вертолёт приземлился за руслом. Ануфрикова М.И. (ЗМС - 1952) переносили вброд. За праздничным столом Коленов сказал: «Дорогие мои! Я поздравляю всех с юбилеем лагеря, но прошу не обижаться. Свет сейчас выключат. Дороги нет. Солярки для дизеля не доставили, её надо экономить!». Народ быстро перелил содержимое бутылок в огромные чайники из-под компота, собрал со столов праздничный закусь и разбежался по своим комнатам. А утром уже привычный выход – отбивать речку и вниз с лопатами и ледорубами чинить дорогу. Кроме всех бед, мы пережили и реорганизацию ЦТЭУ ВЦСПС (Центральное туристско-экскурсионное управление). Вред от этой реорганизации был не менее чем от пожара. Вечной дружбы с туризмом не получилось. Коленов, отдавший лагерю практически всю жизнь, вынужден был… уйти. За ним последовали самые верные ему ветераны. Назревало омоложение коллектива. Лагерь смог на своей базе провести полный курс своей школы инструкторов. Молодые (свежая кровь) приняв эстафету от ветеранов, справились со своей задачей. Не уронили свой лагерь! Честь и хвала им! Особенно хочется отметить единственную женщину в школе, нашу землячку Нину Новикову, неоднократную чемпионку СССР и призёра международных соревнований по скалолазанию. Присутствие Нины в школе заставляло парней подтягиваться и быть всегда на высоте. Лагерь пополнялся выросшими в лагере инструкторами, МС СССР – Ланкин В., Непомнящий В., Хохлов Е., Распопов С., Задорожный А., Слесов И., Мерецкий Э., Липень Э. Своей командой они завоевали на Чемпионате СССР золотые медали, трое стали МСМК. Среди совсем молодых инструкторов ЗМС Онищенко В.П., представлявший в те годы Союз за рубежом. Перечисляя имена молодых, следует особо отметить тех «старых», без которых не было бы ни «Химика», ни «Уллу-тау». Кроме Коленова Г.П. и Манучарова Е.М., это, безусловно, Емельянов Е.М., наш чистый «химик» с самых его ранних лет.
Спортсменам, он более всего запомнился как начуч. Строгий в работе, он был очень добрым и человечным. За многие годы работы никто не слышал от него грубого слова или повышенного тона. Будучи отменным альпинистом и имея призовые места на Чемпионатах СССР, оставался предельно скромным, а как старший тренер, не поучая, ненавязчиво воспитывал молодых. После гибели своего друга Киндякова Виктора сильно переживал утрату. Бывало, мы находили Женю на могиле «Киндяка», мокрой от слёз и спиртного… Альплагерь «Химик» и «Уллу-тау» неотделимы от фамилий Черносливиных. Чемпионка ЦС Химик по лыжным гонкам Тамара Анатольевна (Канапышева) Черносливина, будучи женой Юрия Ивановича, стала МС СССР и старшим инструктором, неразлучной его спутницей.
От своих учителей и пионеров а/л «Химик» ЗМС-ов Белецкого Е.А. и Угарова А.С. Черносливин Ю.И. как бы перенял достойное место на пьедестале авторитета. Преданный горам и своему лагерю, высококлассный спортсмен и скалолаз, покорявший горы от Музтаг-Ата до Альп, не раз удостоен наград самых высоких проб. Его девиз – быть всегда выше среди равных. Сколько бы мы, молодые, не пытались его «накормить», он всегда уходил от нас на более высокую ступень. Но это ещё не самое главное. Черносливин – новатор! Он внедрял в альпинизм, придуманные и изготовленные его руками новые образцы снаряжения. Лидер, по характеру, а для команды – образец! Много лет, будучи начспасом, всегда сполна отрабатывал профилактику несчастных случаев, а если случалась беда, проводил спасработы грамотно и оперативно. Когда в Союз приезжали альпинисты из-за Рубежа – их везли в «Уллу-тау», показывать спасфонд и его хозяина. Никогда в горах мне не приходилось впоследствии видеть такого начспаса. Разменяв девятый десяток, единственный из четырёх оставшихся «Химиков» Богдан Феодосьевич Садовский профессор, доктор химических наук, лауреат Ленинской премии, мастер спорта, старший инструктор ещё хоть куда! Выезжает в горы на судейство Чемпионатов России. Дай Бог ему здоровья! После ухода из лагеря его начальника Коленова Г.П. началась чехарда начальников. Не всем из них удалось что-то привносить в лагерь. Бывало и уносили. С этих трудных времён, почти бессменно тащит на себе груз начуча Ю.И. Порохня. Опыт его работы исчисляется уже десятилетиями. Рядом с ним в работе прошла не одна сотня инструкторов. Бывало наезжали и инструктора-«туристы», каждый сезон «осваивая» в работе новый лагерь. Как правило, такие не задерживались. Не изменяя своему лагерю, рядом с Порохнёй проработали самые верные его помощники – Зайцев К., Рассказов А., Инюткин А., Кузнецов Х., Синакин Г., Монаенков Е. и другие. И всегда рядом супруга начуча – Александра Васильевна Порохня, старший инструктор, МС СССР. Все эти годы Юрий Иванович всячески старался сохранить не только лагерь, но и его неповторимые традиции. И то, что «Уллу-тау» ещё живёт – это его заслуга. Началась перестройка. Лагеря стали умирать. Как-то звоню Пал Палычу Захарову: – Павел! Как там поживает твой «Узункол»? – Да что ты спрашиваешь? Какой «Узункол»? – Говорят там разруха, лёжа на кровати звёзды можно увидеть через крышу. – Ну, приеду я туда и от горя сразу умру! Перестройка перекроила всё на свой лад. Изменения к худшему произошли и в «Уллу-тау» и, к сожалению, происходят постоянно. И с каждым новым приездом замечаешь перемены не всегда в лучшую сторону, несмотря на усилия Ю.И. Порохни. Понимаю, что нелегко ему. Подчас нужно быть гибким, но не прогибаться перед волей своего начальства. Пойдёшь поперек – придётся уйти и оставить лагерь. Ну, придет со стороны другой начуч? И что станет с лагерем? Не удалось воспротивиться начучу, когда из клуба лагеря кому-то продали откидные кресла на 200 посадочных мест, предоставив зал только для танцев туристов, которых сейчас в лагере 80%, оттуда же ушло пианино, да чёрт с ним! Разломали и уничтожили методкабинет, превратив помещение в «кормушку», увеличив выгодное для лагеря количество человекортов.… Куда делась начинка кабинета? В нём были собраны лучшие образцы снаряжения! Одна петрография чего стоит! В главном корпусе теперь бар. Довольно не плохо оформлен для высокогорного лагеря. Однако, в пойме реки, считай, на территории лагеря (!) ещё четыре ларька с навесом, столами и неплохим ассортиментом напитков. Удобно! А вокруг них антисанитария! Тоже самое – и вокруг палаток самодеятелей. Подходим к начспасу. Предлагаем ему потребовать от альпинистов – самодеятелей убрать вокруг себя. Начспас кратко ответил, что это прерогатива начальника лагеря.… А мне почему-то раньше казалось (да и сейчас я так думаю), что поддержание санитарного состояния территории – прямая обязанность начспаса. Правда, сразу после прибытия в свой лагерь, нам (видимо, как почётным гостям) предложили (!) убрать территорию… Убрали… Ведь туристов не заставишь, они за все заплатили. Теперь, если приедет ко мне в гости Порохня, предложу ему помыть посуду.… В один из визитов ходим по лагерю с Ю.И. Черносливиным. Навстречу с включенной радиостанцией начспас. В пойме вертолёт с ещё работающими винтами. Как бы с гордостью, ожидая похвалы, начспас изрекает: «Сразу три спасаловки!». Это надо же так, чтобы сразу три случая. «Рекорд» наверное? Наверное, профилактика на высоте? Не удивился, когда узнал, что в одном сезоне, сорвавшийся с гребня Уллу-тау альпинист пол сезона висел на верёвке не снятый. Некому было. А в ущелье есть КСП. Подобное в прошлом невозможно представить. И представить не могу, Черносливина с ключом на шее от спасфонда, чтобы от него уже с утра пахло сивухой, а вечером, при выпуске группы в высокогорную зону, с трудом попадающим авторучкой в нужную графу. Можно и не замечать и смолчать, но как бывает горько, когда на глазах безвозвратно уходит по мелочам и рушится что-то большое и бесценное. Но молчим и прощаем, как можно простить всё своей матери, если она станет и кривой и горбатой. И несмотря ни на что, всё-таки едем в свой родной дом. Там прошли лучшие годы жизни. Заканчивая грустную тему, нельзя не заметить, что земля вокруг лагеря просто устала. Устала от постоянного и назойливого массового её посещения. И как бы ни был человек аккуратным, он всё равно оставляет следы. Они во всём. Истоптаны наискосок изумрудные задернованные когда-то площади с генцианами по весне. Изрыта почва под палатками с кружками от костров. Ручей, где раньше можно было почистить зубы, надо чистить. Грибная эпидемия и тучи сборщиков грибов, наперегонки истоптали ближайший лесок, превратив его в отхожее место. Большие камни, на которых оттачивали своё скальное мастерство, сегодня желательно обходить. Полезешь, а спрыгивать некуда… «мины». Но самые популярные сегодня существа на территории – это, простите, скот. Им сейчас позволено всё и они прекрасно дополняют ландшафт… Устала земля, но, видимо, устали и люди от хвалебных тостов и однообразия, просто адаптировались и уже многое не замечают. А жаль! Ну, а пограничники планомерно сужают нашу зону пребывания. Сначала они закрыли верховья Адыр-су, потом возможность использовать маршруты на Уллу-тау. Без горы Уллу-тау скучно и грустно. Это как Петергоф без Самсона! Как Париж без Эйфелевой башни! Оставили нам Куллумкольский угол, а сегодня вообще никого не пустили даже в ущелье, предоставив лагерю возможность в одиночестве праздновать свой юбилей. За 75 лет работы альплагеря «Азот» - «Химик» - «Уллу-тау» инструкторами были совершены прекрасные восхождения: 1953 – Северная стена Уллу-тау центральная (3 место в первенстве СССР;
1954 – Северная стена Уллу-тау восточная (2 место в первенстве СССР);
1961 – Кирпич (2 место в первенстве СССР);
1965 – Северная стена Уллу-тау (первое в СССР зимнее стенное восхождение);
1965 – Чатын, диагональ ромба (1 место в Чемпионате СССР).
С юбилеем «Уллу-тау»!...
Послесловие В галерее портретов альплагеря были не только альпинисты, но и некоторые сотрудники, о которых особенно надо вспомнить.
Повар. Один из них яркий и запомнившийся, безусловно, наш повар – Николай Николаевич Зилитинкевич (Ник Ник). С его именем связаны десятки интереснейших эпизодов, всегда поднимавших градус настроения среди альпинистов, да мы никогда и не отделяли его от своей среды. Ник Ник был не молод. Прошёл войну. Был в плену. С территории Бельгии из плена бежал. Воевал в армии де Голля. Вернувшись домой, практически всю жизнь работал поваром в а/лагерях вместе со свое женой – добрейшей Лидией Денисовной. Небольшого роста, крепкий, постоянно заряженный на юмор, любил альпинистов и не плохо разбирался в нашем деле. Работал в те времена в лагерях известный повар Лейхнер (немец). Готовил отлично, но делал, как правило, только порционные блюда. Накормить неожиданно приехавших гостей, Лейхнер не мог… А Ник Ник всегда мог очень быстро сварганить из ничего и накормит хоть отделение. Ну, а если ему ещё и нальют!? Было у него такое слабое место. А в таком весёлом состоянии, он пересыпал свою речь французскими словечками, со вкусом разбавляя их нашим безобидным матерком и в такие моменты был неистощим на выдумки. Повар состоял в лагерной «группе» с радистом Петей и дизелистом Захаром («могучая кучка») и, не дай Бог, если они сразу всей кучкой примут «на грудь». Это беда! Дизель не работает, плита холодная, повар гуляет и ко всему нет ещё и радиосвязи. Коленов сокрушался: «Опять Джайлык совершил диверсию!». С радистом проще. Петю Донских, если его усадить и поддерживать – проблем нет! Запросто выстучит морзянкой и передаст, и примет любую информацию из Нальчика. К счастью, дизель включить мог не только Захар. А вот вовремя приготовить обед на 200 ртов, мог только Ник Ник. Уже все знали, где примерно может «отдыхать» шеф-повар. Быстро организовывалось прочёсывание леса и всегда находился Ник Ник в безмятежном сне в своём белом переднике. И не такой уж он был «уставший», т.к. при транспортировке сразу включал свой юмор: «Осторожно, не дрова несёте!». Кухня, видимо, заряжалась его магнетизмом. Мгновенно всё оживало, и весь персонал включался в работу, и приём пищи проходил вовремя. Конечно, нарушение трудовой дисциплины у строгого Коленова так не проходило. Бывало, повара отстраняли от кухни, переводя на уборку территории лагеря. Он добросовестно убирал сосновые шишки с плаца, бубня что-то по-французски… Но однажды, когда начальник уехал в Нальчик, Ник Ник закинул метлу, спустился в Баксан, сел на попутку и прибыл в Нальчик. Там, видимо, подзагулял и получил 15 суток. Рано утром идёт начальник и видит, как его повар метёт панель под надзором милиции… – Николай Николаевич? А почему вы здесь? Вы же должны быть в лагере!». – А мне что разорваться что ли?! И в лагере и здесь?!». Подобных эпизодов в биографии Ник Ника было предостаточно и мы часто вспоминали его, от души смеялись…
Врач. Не знаю, с чьей лёгкой руки, с чьей рекомендацией, но в лагере неожиданно появился нам ранее незнакомый московский врач Петр Акимович Власов.
До его появления в лагере работало немало врачей, опытных и даже ходячих врачей-альпинистов, однако они были эпизодами в нашей жизни с короткими сроками отпусков, и надолго в горах не задерживались. И вот новый врач! Не знаю почему, но очень уж мне не понравился. Это был период, когда вылинявшая ковбойка была основной нашей верхней одеждой. А здесь безупречный спортивный костюм! Гладковыбритый с ухоженными ногтями, идеально причесанный, с едва уловимым запахом парфюма! И ходит прямой, как струна, да ещё с утра успевший сварить для себя чашечку натурального кофе! Короче, противный и какой-то не наш. И гордый уж очень и независимый, и смотрит через свои идеально чистые, незалапанные стёкла очков, постоянно мурлыча мелодию. Короче, надо врача как-то осадить, чтобы не выпендривался. В этот сезон в лагере появился очередной «Ежегодник советского альпинизма» и в нём статья Салацинской «Гипоксия в горах». Наконец-то вышла нужная для нас статья о гипоксии! Статью «проглотил», но ничего не понял. Там было 100% медицинских терминов, в которых я ни «буб-бум». Приближалось время лекции врача по медицине. Строгий начальник требовал от инструкторов обязательного посещения этой лекции, чтобы мы постоянно, как ТБ (техника безопасности) на производстве, освежали свои медицинские познания. Вот и прекрасно! Придём на лекцию и зададим врачу вопросик из статьи о гипоксии! Пусть попробует ответить! Здесь-то мы его и осадим. Я переписал целый абзац статьи, где не мог понять ни одного слова и отдал бойкой своей разряднице из Ростова, чтобы она после лекции задала выученный наизусть вопросик лектору. Уже в конце лекции подошли инструктора, предвкушая крушение пижона. Врач не подал вида, но почуял неладное. Закончив лекцию, Петр Акимович спросил: – Что не ясно? Какие будут вопросы? И здесь Танечка из Ростова подняла руку, встала и произнесла выученную наизусть мою выписку: – Скажите, а почему искусственные гипоксимические условия улучшают коллатеральное кровообращение миокарда в основном за счёт увеличения просветов межартериальных анастомозов? Зал грохнул! Ну как я мог предположить, что простая с виду девочка так волокёт в медицине? Врач не растерялся (как потом признался, что слегка струхнул, уж если такие вопросы задаёт разрядница, чего ждать от инструкторов?) поправил на переносице очки, потом растопырил пальцы ладони и очень доступно объяснил всё на нашем языке. Второй заготовленный вопрос не понадобился. После лекции мы подошли к врачу. Он ткнул меня пальцем в грудь и сказал: – Ещё в Москве перед отъездом меня предупредили быть с тобой осторожным. Вот я и ходил по лагерю, как по минному полю… Мы обнялись и поверьте, с этой минуты стали друзьями, доверяя друг другу самые сокровенные мысли. А все, что было в начале – был просто «начёс»! Петр Акимович потрясающий мужик! Интеллигентный, профессиональный врач! Много лет работал в Уллу-тау, лечил, бегал на спасаловки, гонял с нами чаи, пел в терцию под гитару. Спасибо тебе, дорогой Друг, за дружбу! P.S. Да! Чуть не забыл! Петр Акимович все эти годы пудрил нам мозги, что он простой врач скорой помощи. На самом деле (сегодня можно об этом сказать) он учёный и занимался изучением действия радиации на человека.
Радист. Петр Донских имел музыкальное образование. Обладая исключительным музыкальным слухом, памятью и культурой, мог подбирать для трансляции соответствующую погоде музыку. Если назойливый моросящий дождь, – то получи мелодию, так необходимую душе именно в этот момент… Если с утра стеклянная погода – в динамике уже другой мотив!!! В эти годы некоторые радисты в лагерях буквально затаскали песни Высоцкого из к/ф «Вертикаль». Однажды, временно находясь в одном из таких лагерей, мы утром вскакивали (не просыпаясь), когда местный радист начал насиловать Высоцкого на все децибелы. – Вот это наши горы. Он… и…и помогут нам!!!... Наш радист обладал необычным чутьём и с утра поднимал нас безошибочным звуком нужной мелодии. В разгар сезона, когда на выходах находилось сразу несколько групп, Петя по каким-то признакам, мог безошибочно сказать, где находиться группа и в эти моменты связи никому не удавалось ввести его в заблуждение о своём место нахождении… Так прекрасно изучил за многие годы характер проходимой связи с различных уголков района. Материальная часть радиостанций, выдаваемая группам, содержалась радистом в безупречном состоянии, и не было никогда проколов из-за её неисправности.
Художник Иван Шаповалов. Перед открытием сезона в лагере жил и работал художник из худфонда Нальчика, друг Коленова Иван Шаповалов. Его знали не только в Нальчике, но и во всём Приэльбрусье. Но больше всего он любил Адыр-су и наш лагерь. Иван захватил конец войны, служил при штабе, рисовал маршалов. На гражданке сначала в кинотеатре «Победа» готовил афиши, потом уже в худфонде изготовлял рекламу и плакаты. Однако лучше всего у Ивана получались портреты вождей, но эта денежная работа уходила местным кадрам. Ваня рассказывал: «Приходит сосед по мастерской и просит»: – Ваня! Ты хорошо чувствуешь характеры, а у меня почему-то Ленин похож на кабардинца. Подойди ко мне, мазни, поправь пару штрихов. Ваня любил горы и альпинистов и часто проводил свой отпуск с нами. Природа щедро наградила его рыжими волосами, веснушками, лучезарной улыбкой и юмором. И мы любили Ваню. С ним невозможно было спокойно находиться рядом. От его неистощимых притч и баек люди были в состоянии нескончаемого смеха. Как особенно приближённый Иван жил в домике начальника Коленова. Они давно дружили, но часто ссорились по пустякам, а мы их мирили. Вставал художник рано, брал полотенце и шел на ручей. В выходной день вставали одновременно. Ваня берет полотенце, но Коленов вырывает его из рук. – Куда ты с этим полотенцем, я же им ноги вытираю! Опять чуть не драка и опять их надо мирить… Коленов не переносил бездельников в своём лагере. – Иван! Ты почему сидишь? – Я загрунтовал полотно для картины, оно сохнет, иначе краски поблёкнут. – Тогда иди маркировать бычков! И идёт художник маркировать бычков краской, которой красят бакены, с отделением разрядников в помощь. Бычки с броской надписью «Химик» на бедре ещё долго потешали альпинистов. Как-то в Нальчике идём с Иваном, а нам навстречу безбоязненно вышагивает по панели аспидно-чёрный ворон. – Вань! Вот бы и нам жить по 500 лет! – Посмотрел бы я на тебя, если бы ты носил один пиджак пол тыщи лет! Я представил себя в таком пиджаке, но от смеха двигаться дальше не мог… И так везде и постоянно с Иваном. Иван, как и все художники, не переносил стоящих за его спиной наблюдателей. Говорил, что он чувствует их ушами. В один из таких моментов Иван, заканчивая большой входной над воротами лагеря приветственный знак, почуял за спиной Коленова. Шеф долго молчал, оценивая работу, потом изрёк: – Что-то, Иван, уж больно синие у тебя сосны! – Георгий! Это грунт, поэтому синий. Когда закончу, тогда и приходи. – Подумаешь, Рерих какой?! Ничего не скажи! – И ты не Сталин! – бросил кисть и ушёл. И опять друзья мирили и ещё не раз. Иван наизусть знал Есенина и прекрасно пел есенинские песни, аккомпанируя самому себе на аккордеоне. Прошло много лет, а Ванины цветные эстампы всё ещё висят на стендах лагерной столовой, напоминая нам об этом удивительно интересном человеке.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
