Альпинисты Северной Столицы  

МОЯ УШБА
(Глава из книги А. Клоковой «Альпинистская летопись Украинского Спартака»)

Агнесса Клокова – Киев, математик,  МС СССР – 1963.
Фото из архива Андреева Г. и Клоковой А.

Отыщешь ты в горах
Победу над собой.
                    Ю.Визбор

 Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.
                        В.Высоцкий

 В 1973 году меня пригласила Эльвира Шатаева принять участие в траверсе Ушбы в составе женской группы. Зимой Володя Шатаев приезжал на первые зимние соревнования по скалолазанию в Денешах. Я успешно выступила, выиграв индивидуальное лазание и связки с Раечкой Балалыкиной. Володя знал меня давно, с ним я «закрывала» норматив на мастера спорта в 1963 году в Безенги восхождением на «пятерку-пятитысячник» – Дых-Тау. Он и рекомендовал меня в группу Эльвире.

Я предложила включить Галину Белобородову из Алма-Аты, скалолазку, мастера спорта из команды Бориса Студенина. Идея была такая, чтобы команда женщин состояла из представительниц разных республик Союза. Так и получилось: Эльвира Шатаева – Москва (РСФСР), Агнесса Клокова – Киев (УССР), Любовь Морозова – Минск (БССР), Ильсиар Мухамедова – Душанбе (Тад.ССР), Галина Белобородова – Алма-Ата (Каз.ССР). Приглашена была шестая – из Ташкента (Уз.ССР), но она к тому времени готовилась стать мамой.

Мы, как спартаковки, базировались в альплагере «Шхельда». Опекали нас: Владимир Николаевич Шатаев – представитель спорткомитета, федерации, самый родной нам, как муж Эли. Самый именитый альпинист страны – Виталий Михайлович Абалаков, как тренер-консультант по новейшему современному снаряжению, любящий нас, как своих молодых одноклубниц-мастериц. Кроме них, нас опекали по дружеской доброте к нам много альпинистов нашего и соседних лагерей.

Мухамедова Ильсияр	Шатаев

Константин Клецко рекомендовал нам, как и Абалаков, множество технических средств, которые должны помочь восхождению. Больше «работал» со мной, он рассказывал подробно о маршруте, как проходить отдельные участки, но при этом подчеркивал, что круто, опасно. До восхождения он держал меня в напряжении от предстоящих трудностей, после я оценила, что оказалась хорошо подготовленной морально на эти преодоления.

Леопольд Кенсицкий подробно рассказал нам о вариантах спуска, что там ожидает альпиниста и как лучше преодолеть преграды. Владимир Моногаров подарил несколько тонких титановых скальных крючьев.

Крымские альпинисты-скалолазы из альплагеря «Эльбрус» – Александр Ларионов с друзьями сшили нам беседки-системы, возили на мотоцикле в Тырныауз за фруктами. Помниться, Виталий Михайлович огорчился, что мы не сами шили системы, назвал нас лентяйками. Нам трудно шить иглой-цыганкой, да еще ведь хотели развлекаться  –  вечером танцевать, петь под гитару.

Начуч Юрий Шульгин делал для нас все, что мог в лагере: лучшее из снаряжения и продуктов. Инструктора альплагеря «Баксан» (группа Валерия Болижевского) дали нам ледовые ввинчивающиеся крючья.

Если бы мы собрали все технические приспособления, которые нам рекомендовали наши благожелатели, нам бы их было не поднять. Например, там было приспособление, облегчающее выбивание крючьев слабыми женщинами, нелегкое на вес. Дополнительные верёвочки - петелечки для чего-то, особый крюк - только он подходит в особую трещину, и что-то многое еще.

Психологическая поддержка нам с Эльвирой, да и всем нашим подругам по команде, конечно, была нужна. Я и Эля ее получали от нашей подруги Зои Перовой, москвички, инструктора лагеря. С Зоей мы могли расслабиться, пожаловаться, поскулить, если припекло. Она, как мама, умела нас поддержать, пожалеть. В общем, была как громоотвод от наших психологических нагрузок. Просто мы любили друг друга, с Эльвирой они дружны были и в Москве. А я, приезжая в командировки по своей работе, останавливалась у Зои, она заботилась обо мне. Всегда были готовы завтрак и вкусный обед-ужин. С Зоей мы часто ходили на спектакли в лучшие театры столицы, на выставки живописи, возила она нас в знаменитые пригороды (Архангельское и др.) и т.п. Она, филолог по образованию, прививала нам хороший вкус к искусству и вообще к прекрасному. Потом, когда с нами уже не было Эли, мы тосковали, вспоминали вместе каждый мой приезд в Москву многие подробности и мелочи, которые связывали нас с Элей. С Зоей Викторовной и ее теперь взрослой дочкой Настенькой Чарушниковой я сохранила дружбу по сегодняшний день. Они мне продолжают помогать и поддерживать меня в самые трудные месяцы моей жизни.

Были у нас и недруги. Инструктора Антонина и Надежда – язвительно и громко высказывались при каждой на их взгляд нашей неудаче. Многие мужчины скептически относились к нашей затее, некоторые откровенно были против восхождения, были оскорбительные высказывания. Если бы таких не было, мы бы не совершили восхождение (они закалили наш дух), остались бы в лагере, расслабленные ласковым отношением доброжелателей.

В этот год мы оказались первой советской альпинистской группой, которая совершала восхождения в беседке-системе, сблокированной с грудной обвязкой, изготовленной из отечественного материала. Внедрял эту систему В. Абалаков настойчиво, последовательно, но не принудительно. Он проводил методические сборы для ведущих тренеров-инструкторов спартаковцев, затем всесоюзные семинары, где демонстрировал новые образцы альпинистского снаряжения. В этот год в первую смену Галя Белобородова и Ильсиар Мухамедова специально были откомандированы на методсбор В.М. Абалакова, они потом нас знакомили с образцами снаряжения и приемами страховки, которые освоили. Мне посчастливилось продолжить учиться у Абалакова в следующем, 1974 году в а/л «Узункол».

Наша пятерка готовилась к восхождению по плану, разработанному В. Абалаковым и В. Шатаевым. Ведь мы все инструктора альпинизма и мастера спорта. Эльвира руководитель восхождения и капитан команды. Я тренер команды. На скалах две связки Эля и Эла (Ильсиар), Галя и Люба. Лазили – первый с нижней страховкой, забивая крючья. Я бегала рядом и подсказывала, как лучше, т.к. сама натренировалась в Крыму и в Денешах со своими киевлянками. На льду мы все работали до полной усталости.

Еще в начале смены начуч предложил нам в столовой сесть в центре зала за столик всем вместе. Мне (из-за кокетства) хотелось сидеть с приятными мужчинами. Пока в столовую не вошла Эльвира, мы с Галей быстренько переиграли столики. Я и Галя подсели к Жене Гиппенрейтеру и Саше Литвинову. А девчатам оставили места за другим столиком. Они обиделись, что якобы мы не хотим с ними сидеть. Я, как могла, убеждала Элю и объясняла другим, что нужно разнообразие в общении. Иначе мы скоро надоедим друг другу, появится несовместимость.

Пожалуй, Эльвира это не смогла принять. И позже у нас возникали со стороны Эли постоянные подозрения, что к ней кто-то из нас относится недоброжелательно. Я позже поняла, откуда у нее такое настороженное отношение. В Москве у нее было много недоброжелателей и завистников, ее «подкалывали», язвили ей, у нее не было своей команды женщин, как у меня в Киеве. Столкнувшись с враждебными отношениями в горах, она очень сильно переживала. При нападках со стороны я яростно защищалась, словом и делом.

В альпинизме мне приходилось защищать себя или подруг. Подчас я делала это темпераментно и яростно, не жалея самолюбия нападавшего. Например, часто в ход пускала обвинения, что сам обижающий нас мужчина, не мастер альпинизма, а только мастер спорта: он не умеет ходить первым, маршруты прошел по веревке, в лучшем случае первым ходил по снегу! Или упрекала в прохождении маршрутов чисто индустриальным способом (на ИТО), иногда сравнением, что группа, где была я, «баба», прошла маршрут без ночевки или с одной, где он – дольше. Это был и остается мой самый сильный удар. А я участием в восхождениях женских групп доказала, что умею ходить первой.

Первое восхождение – акклиматизационное – на Виа-тау. Наши «азиатки» идут легко, а мы, «европейки» пыхтим. Галя идет, напевает песни. Утром от ночевок на «зеленой гостинице» за нами увязался начуч Юрий Пантелеймонович Шульгин. Наш темп для него был явно медленный. Ему приходилось сидеть, идти, догонять, опять сидеть. Это стало нас раздражать. Мы зарычали на него, пришлось Юрию держать постоянную дистанцию, метров сто от нас.

На перемычке, где связываются, мы вновь на него напали. Под предлогом, что в ответе за начуча, привязали его к одной из связок последним (он хотел идти один также на расстоянии), с приказом не высовываться, идти только в конце группы. На вершине Юрий от нас наконец-то отвязался, пошел контролировать отряд значкистов, взошедших на вершину по 1Б. Понятно, что он болел за нас, тревожился, присматривался, как мы одни, без мужчин, обходимся. Хорошим расслаблением на спуске был «попслей» по мягкому снегу кулуара (позже там обнажается осыпь), так неслись сами командиры и весь отряд, и мы с удовольствием, выкатываясь на пологий склон.

Следующий выход был на Ушбинское плато: заброска палаток, веревок, продуктов. Там мы встретились с отрядом туристов, совершивших восхождение на пик Щуровского по 2б, по пути они сделали большую заброску команде «Авангард» В. Моногарова, готовящейся на северную Ушбу по стене. Пока мы делали разведывательный выход на «подушку» Ушбы, моногаровцы захватили пещеру-склад, которую вырыли мы для себя на плато. Мы получили повод подтрунивать над известной мужской командой, у которой и женщины в «шерпах». А нам пришлось копать новую пещерку, куда  уложили свою заброску.

Началась непогода. В районе Ушбы шел снег. Чтобы не потерять форму, не расслабиться, вышли в «теплый угол» на траверс Ирикчат, 3а. Легко и быстро прошли маршрут.

Наконец наступило улучшение погоды. Ночевали на «подушке». Пока мы собирались, нас обогнала группа во главе с В. Моногаровым, побежавшим для разминки на Северную Ушбу по 4а, заодно за вымпелами, которые накануне оставила французская двойка. На пути от «подушки» к скалам Настенко снег плотный, шли в кошках. Подъем к скалам и по ним – первый психологически сложный участок: круто, есть куда падать, первой идет Эльвира Шатаева. Далее подъем по снежной «доске», по готовым, глубоким ступеням. Встретили спускающихся моногаровцев. Эльвира забрала у Володи один из вымпелов, сославшись, что в подарок – у Аси тоже в эти дни день рождения, как у него. Этот вымпел мы подарили лагерю после восхождения.

Заночевали перед седловиной. Недаром считается, что седловина, это «труба», где всегда дуют сильные ветра. Так было и у нас. Сильным порывом ветра свалило стойку, разорвало угол палатки. Ильсиар держала полночи этот угол в руках.

От Северной вершины к Южной мы прокладывали путь первыми в сезоне. Карнизы на седловине висели в обе стороны. Выделялись два высоких, первый как снежный пик, второй своей верхушкой напоминал застывшую волну. 

На волне	Под волной

Галя Белобородова работала первой. В одном из карнизов прорубила дыру на продолжение гребня, второй прошла через верх.

Под стеной южной вершины мы два часа расчищали от снега и льда площадку для палатки. Наблюдающие за нами с перевала Средний не могли понять, чем мы занимаемся в облаках снежной пыли. Пока одни ставили палатку и готовили ужин, я и Эльвира обработали две веревки под ключевой участок пути – скальную стенку.

На следующий день я прошла стенку. Внизу забила ледовую «морковку» для надежной нижней страховки. Поднялась, как скалолазка до середины, потом забила крюк, вышла на крошечную полку. В этом месте мы поднимали рюкзаки. У Эльвиры – самый тяжелый, – так она реагирует на то, что сегодня не шла первой. Дальше первой проходит скалы типа «бараньи лбы» Галя.

На снежный гребень выходит Люба. Туман, видимость 10 метров . Слышу ее тоненький голосок: «У меня галлюцинации! Я слышу мужские голоса!». Выхожу вперед. По острому снежному гребню сначала передвигаюсь «верхом», сбросив ноги по обе стороны, и вижу, как из белой мглы выступает фигура человека, смахивающего ледорубом снег с гребня. Поднимаюсь во весь рост, ледорубом делаю также, продвигаясь навстречу. Мы встретились в полверевки от вершины. Рукопожатие, улыбки.

Карнизы, палатка

На вершине группа московского «Труда», поднявшаяся по стене Ушбы с ледника Гуль. Они ставят палатки тандемом – входом друг к другу. Мы свою палатку – к ним вплотную окно в окно. Ребята передают нам пористый шоколад, мы им – куски жареного мяса. Ночевка на вершине, на утоптанной снежной площадке, доступная всем ветрам. К ледорубам привязаны стропы от стоек палатки. Самая опасная ночевка в моей практике. Только посапывание шестерых мужчин делало ее надежной.

На утро по-прежнему ни зги не видно. Нам надо искать «Красный угол» для спуска. Кто-то из ребят предлагает спускаться с ними в ущелье Гуль, к их передовому лагерю. Мы с Эльвирой оценили предложение как нормальное.

Мухамедова И., Морозова Л., Белобородова Г., Шатаева Э., Клокова А.

Две группы встретились на вершине. Восхождение совершено. Совместный спуск – частое явление в альпинизме. Эльвира спросила у Игоря Хацкевича – руководителя, планируют ли ночевку на спуске, и не помешаем ли мы им в скорости спуска. Мужчины ответили, что мы не помешаем, они путь знают, спускались по нему в прошлые годы. Позже мы оценили решение как правильное. Иначе в тумане долго искали бы свой спуск, к тому же ночью предстояла гроза, опасное явление в горах на скальных маршрутах.

Наши две группы спустились в полосу дождя, заночевали на полях пологих склонов. К полудню оказались в объятиях джайловцев, готовых к встрече двух групп: ужин, костер, песни. Радист сообщил через а/л «Джайлык» в а/л «Шхельда», куда спустились женщины. Утром мы попрощались и двинулись «домой» через верхнюю Сванетию, к перевалу Бечо.

В пути нас ожидали непредвиденные встречи. В селении Гуль мы попросили женщину дать нам попить чистой воды. Она исчезла в доме и долго не появлялась. Мы недоумевали. И вдруг их появилось две – со столиком, на котором лежали лепешки, зеленый лук, козий сыр, кувшин воды! За угощением разговорились. Они совсем не удивились, что мы прошли через Ушбу без мужчин. Это почти так же, как они справляются со своей работой по дому, когда мужчины в горах пасут скот или заняты в городе.

На молочной ферме перед поворотом в ущелье к перевалу Бечо, мы остановились на ночлег. И опять гостеприимство сванских женщин: накормили нас горячей мамалыгой. Мы в обоих случаях раздавали шоколадные конфеты «Красный мак» – это все, что осталось у нас из продуктов. Вышли к перевалу. Встреча с Володей Шатаевым и его товарищем нас обрадовала и расслабила. Мы плелись разгруженные, мужчины собрали два тяжелых рюкзака, несли их, часть вещей уложили в маленький рюкзак, который мы по очереди несли сами.

На спуске по ущелью Юсеньги «гарем» разбежался. Я с Галей и Эльвирой забежали «на минутку» поблагодарить друзей в а/л «Баксан». Я начинала занятия альпинизмом в спортобществе и в а/л с названием – «Искра», Эльвира работала в этом лагере уже «Баксан» инструктором. Наши друзья не могли отпустить нас без щедрого поздравления, Альберт Акопян принес коньяк, появились угощения.

Начуч Ю.Шульгин в «обмороке». Приехал с автобусом встречать, а мы не пришли на развилку к реке Баксан. Догадался Костя Клецко. Он хорошо разбирался в нашей психологии, где и почему мы можем «пропасть». Мы еще более были рады встрече со спартаковцами – так нам нравилось «купаться» в волнах славы.

В лагере нас встречали торжественно. 

Шатаева и Клокова. 1973 г. Поосле Ушбы.

Меня унесли на руках мои киевляне – разрядники. Душ – следующее счастье. Конечно, роскошный ужин, но мы, утомленные хотели спать. На следующий день мы притихли, не хотелось говорить, вспоминать восхождение. Отходили в текущих делах. Одни собирались домой и больше не желали женского восхождения. Эльвира в мыслях лелеяла восхождение на пик Ленина. Я закрутилась со сбором разрядников, налаживая не сложившиеся у них без меня отношения в лагере.

Воспоминания радостные пришли позже. А сначала появились вопросы у москвичей, осуждение нашего спуска с мужчинами. Мне пришлось отвечать на письмо Виталия Михайловича: «Почему вы спускались с мужиками, по не планированному пути?». Пишу: «Отвечаю словами Тенсинга, восходителя на Эверест, когда пытались унизить его тем, что он не первым ступил на вершину, а вторым – за Хиллари. Если кто-то считает наш спуск позорным, я согласна с этим жить, хотя позором не считаю. Вы бы нас не похвалили, если бы мы остались на вершине, не приняв варианта мужчин. Могли бы мы заночевать на вершине в ожидании, когда разойдется туман. Попали бы в грозу». На дюльферных спусках с Ушбы был не один несчастный случай, когда не находили Красный угол, а спускались по отвесным стенам.

Абалаков согласился. А понял, думаю, после трагедии на пике Ленина. Там Эльвира проявляла независимость женского восхождения так: по следам мужчин не пойдем. Первые годы после трагедии на пике Ленина, я часто говорила, что морально несу ответственность за это. Если бы я была с ними, мы не проявили бы ложной независимости, поступали бы по своим силам, я на высоте была бы еще более осторожной, так как сама с ней не на «ты», не планировала бы траверс, а только восхождение. Так мне хочется думать и теперь. К сожалению, это пустые мечты.

Впоследствии несколько лет подряд спартаковец Владимир Кавуненко в большом зале Центрального телеграфа организовывал вечера памяти девчат, погибших на пике Ленина. Он открывал вечер словами о том, что девчата любили петь песни. Вот для них и пели весь вечер Юрий Визбор, Виктор Берковский, Татьяна и Сергей Никитины. Зал слушал, затаив дыхание.

А я непременно приезжала в тот день в Москву, пробиралась за кулисы, чтобы поздороваться с Юрой Визбором и Володей Кавуненко.

Москвичи проводят кросс памяти восьми женщин, погибших на пике Ленина. В Сумах в музее альпинизма есть раздел экспозиции, посвященный женскому восхождению на пик Ленина, материал музею передал Владимир Шатаев. Руководитель альпинистского клуба им. Евгения Абалакова Вера Андреевна Паненко составила рассказ об этом восхождении, ребята клуба выступают с ним как экскурсоводы. Есть фильм, созданный за рубежом, по мотивам восхождения восьми женщин, сохранено в нем имя руководительницы – Эльвиры Шатаевой.

P.S. С книгой А. Клоковой «Альпинистская летопись Украинского Спартака» можно ознакомится в Интернете по адресу: http://files.mail.ru/0ANPPH.