Альпинисты Северной Столицы  

ЧО-ОЙЮ –  55 ЛЕТ ПЕРВОВОСХОЖДЕНИЮ

По материалам Криса Бонингтона

«Я не альпинист, в строгом смысле этого слова. Горы, хотя я их очень люблю, не являются для меня самоцелью, когда я могу показать свою техническую подготовленность и физические данные, а только частью того большого мира, где я так хорошо себя чувствую. Я люблю вершины, как отдельного человека, как равнозначные части большого целого».

Тихи Герберт – первовосходитель на Чо-Ойю

Герберт Тихи, сорокадвухлетний австрийский путешественник, геолог, альпинист и ученый, возвращался после четырехмесячного бродяжничества по диким, мало изученным горам Западного Непала. Компанию ему составляли четыре шерпа; они взошли на несколько еще никем не покоренных вершин – шеститысячников, побывали в долинах, еще не посещавшихся европейцами, и теперь пребывали в той печальной стадии завершения путешествия, когда предстоит возвращение к суматохе цивилизованной жизни.

Тихи Герберт

Идея экспедиции на Чо-Ойю родилась на расположенном в виде террасы на склоне горы крестьянском поле у берега небольшой реки в Западном Непале. 

Чо-Ойю. КАРТА

Тихи принадлежал к плеяде восходителей-романтиков; до войны он совершил путешествие на мотоцикле из Европы в Афганистан, провел семь лет в Китае, где занимался изучением буддизма и тибетской культуры в пограничном монастыре; переодевшись тибетцем, совершил паломничество к священной горе Кайлас и попытался взойти в сопровождении всего лишь одного шерпа на высокий тибетский пик Гурла Мандхата. Ростом выше 1 м 80 см , с крупным, выдающимся носом и очках в тонкой оправе Тихи вел в основном частный образ жизни, но никогда не был аскетом, он не чурался удовольствий и обладал большим чувством юмора.

Тихи вернулся в Непал вместе с двумя своими спутниками – Зеппом Йохлером и Хельмутом Хейбергером – осенью 1954 года. Под проливными муссонными дождями они добрались до Сола Кхумбу родины шерпов, где их встретили как старых друзей.

Минуя Намче Базар и Тхами, они продолжали путь к Нангпа Ла – главному торговому перевалу между Сола Кхумбу и Тибетом. Тихи решил поискать вместе с Зеппом Йохлером подходящее место для базового лагеря за перевалом.

На следующий день они организовали базовый лагерь и немедленно приступили к поискам подходов к вершине. Хейбергер первым ощутил влияние высоты, но он никогда и не намечался на какую-либо иную роль, помимо вспомогательной. Так что Тихи и Йохлер вместе с шерпами начали прокладывать маршрут наверх, придерживаясь традиционной тактики: разведка, заброска грузов к месту очередного лагеря и его разбивка, затем снова разведка и т.д. Однако было и отличие. Оно состояло в ином подходе Тихи к вопросам руководства. «Мне полагалось быть руководителем экспедиции, однако она не была организована по военному образцу: когда приходилось принимать какое-нибудь решение, мы присаживались все вместе и обсуждали вопрос. Обычно чашу весов перевешивал больший опыт Пасанга. Никто из нас, надеюсь, не чувствовал, что я - руководитель экспедиции».

Тем не менее, именно Тихи был движущей силой всего предприятия. Через несколько дней был установлен третий лагерь на высоте 6590 метров , все перебрались туда и приготовились вступить в борьбу с гигантским барьером ледопадов, который нанес поражение Шиптону в 1952 году. Эд Хиллари, который был тогда в передовой группе, считал, что на преодоление этого барьера понадобится, по меньшей мере, недели две. Зепп Йохлер, который приехал в Гималаи впервые, страдал от горной болезни и повернул назад из лагеря 2, так что Тихи остался один со своей испытанной группой шерпов.

Прибыв к месту лагеря на гребне, он тоже начал чувствовать влияние высоты, поэтому хотел побыстрее поставить палатку, заползти в нее и провести в ней остаток дня. Однако Пасанг считал по-иному, и, пока остальные шерпы расчищали площадки для палаток, он уже начал копаться в рюкзаке в поисках ледовых крючьев и веревки. Тихи покорился необходимости продолжить изнурительную послеобеденную работу и вместе с шерпом Аджибой последовал за Пасангом по направлению к ледовой стене, которая преграждала им путь к верхней части горы.

Инициатива была в руках Пасанга, который шел впереди. Он выбирал путь под ледяной стеной, заглядывая в ледовые камины и пытаясь нащупать слабые места в ее обороне. Тихи с радостью выдавал веревку, когда Пасанг перебрался за край стены и скрылся из виду. Веревка медленно уходила из рук Тихи, затем он услышал крик: «Поднимайся!».

Он пошел следом по узкому проходу, прорезавшему ледяную стенку, затем преодолел карниз и выбрался на широкую полку. Вскоре он понял, что за час с небольшим им удалось решить главную проблему на Чо-Ойю. До вершины, казалось, теперь рукой подать.

Чо Ойю

Спускаясь вниз, Пасанг и Аджиба навесили веревку и вырубили ступени, чтобы легче было пронести здесь палатки и снаряжение для очередного лагеря. Изможденный Тихи, шатаясь, добрался до лагеря 3; ему пришлось сконцентрировать все свое внимание на том, чтобы только переставлять обутые в кошки ноги.

На следующий день, 4 октября, они были прикованы к месту неистовым осенним штормом, который словно сорвался с ясного синего неба. 5-го погода смилостивилась, но ненамного, однако пять шерпов и Тихи двинулись в путь, чтобы установить четвертый лагерь. Они шли очень медленно из-за сильных порывов ветра и влияния высоты и только поздно к вечеру с трудом добрались до места над ледопадом на высоте примерно 7000 метров . Двое самых молодых шерпов спустились вниз, предоставив четверым оставшимся копать площадки в плотно утрамбованном ветром снегу и устанавливать две палатки. В ту ночь Тихи был полон оптимизма, надеясь, что на следующий день они достигнут вершины. До нее было все еще далеко, однако они видели, что на их пути нет больше серьезных преград.

Он был разбужен тем, что поначалу ему показалось кошмарным сном. Было темно, хоть глаз коли, и что-то холодное, мокрое и тяжелое давило на него, стараясь задушить и лишая возможности двигаться. Вой ветра был приглушен. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы разобраться, где он находится, и несколько минут для того, чтобы понять, что же произошло. Растяжки палатки, очевидно, порвало, а стойки сломало жесточайшим ветром, она совсем завалилась и удерживалась на месте только благодаря весу тел его и Пасанга; это и не позволяло, чтобы ее унесло, подобно снежному кому вниз по крутому склону на территорию Тибета. Пасанг стонал и бормотал что-то во сне. Они не могли ничего поделать в темноте, и все же палатка, по-видимому, прочно удерживалась на месте. Тихи расширил небольшое пространство вокруг рта, чтобы можно было дышать, и снова погрузился в беспокойную дремоту.

Они утратили ощущение времени. Потом Тихи почувствовал, что сквозь стенки рухнувшей палатки начал пробиваться свет, а затем яркие лучи солнца, что так не вязалось в сознании с воющим ветром и жестоким морозом.

«Ждать? Вниз?» – спросил Пасанг, но Тихи и сам не знал, что предпринять. Он даже не был уверен в том, брезжил ли за стенами палатки рассвет или был уже закат? Может быть, уже прошел целый день? Холод, высота, но прежде всего непрерывный вой ветра и его удары словно заморозили их способность к восприятию времени и пространства. Однако нужно было что-то делать, и Тихи стал выбираться из спального мешка, а затем – из палатки, что было не так-то легко, потому что ее полотнище прижимало их распростертые тела. Вскоре они уже копошились в снегу. В другой палатке дела были не лучше, и шерпы дошли до того состояния отупения, которое отнимает у человека желание и волю продолжать борьбу за жизнь. У шерпов это состояние, кажется, наступает быстрее, чем у европейцев такие случаи бывали уже не раз во время критических ситуаций в Гималаях. Только накануне именно Пасанг владел инициативой, стоял во главе всего, выбирал место для лагеря, а теперь он утратил эту инициативу и просто лежал с посеревшим лицом в обвалившейся палатке.

«Никогда не видел такого урагана, кричал он, – мы все умрем». И повторял эти слова снова и снова.

Сила ветра подавила их всех. Ветер срывался с совершенно безоблачного неба, набрасывался на склон горы и, подхватив, гнал снежинки и льдинки, которые впивались им в лица, словно тысячи крошечных кинжалов. Они были не в состоянии разомкнуть веки, не двигались из-за опасений быть сметенными вниз по склону и едва могли думать о чем бы то ни было. Когда порыв ветра поднял палатку, грозя сбросить ее со склона, он бросился на нее сверху, глубоко погрузив в снег свои руки. Сгоряча он совсем забыл, что его ветронепродуваемые рукавицы каким-то образом затерялись, когда он с трудом выбирался из палатки. После этого он сидел, скорчившись на снегу, и почти не думал о руках, которые засунул в карманы брюк. «Руки чувствовали себя в общем неплохо по сравнению с остальными частями моего дрожащего от холода тела».

Шерпы, тоже выведенные из состояния ошеломления, набросились на палатку и закрепили ее. Пока они возились с ней, Тихи обратил внимание на свои руки. Их начало жечь, словно огнем, затем боль стала невыносимой. Он растирал их, хлопал ими по бокам, но ничего не помогало. Руки продолжало словно жечь огнем (повреждения, причиняемые огнем и холодом, одинаковы), он уже не мог сдерживаться и стал кричать от невыносимой боли. Шерпы сгрудились вокруг него; они быстро расстегнули брюки и попытались отогреть его руки собственным теплом, однако было уже поздно, он успел получить обморожение.

Затем Аджиба принес ему рукавицы, которые Тихи натянул на свои побелевшие распухшие руки. Это вернуло его к действительности. Внезапно он осознал, где находится, как близко к смерти они были и до чего же хочется жить. Тогда он закричал: «Если мы хотим жить, надо спускаться вниз, а не сидеть здесь!».

Шерпы пробудились от оцепенения и начали действовать: спешно подбирать предметы снаряжения, бросать которые было бы неразумно, но палатки оставили на месте. Почти беспомощный Тихи не мог даже самостоятельно надеть кошки, держать в руках ледоруб, однако, оказавшись в связке с остальными, он почувствовал себя в безопасности, поверил наконец в то, что его так или иначе спустят вниз.

По мере того как они теряли высоту, ветер постепенно ослабевал. В лагере 3 они нашли Зеппа Йохлера, который пробился наверх, преодолевая сопротивление ветра, однажды его даже приподняло в воздух и швырнуло вниз метров на пятьдесят, к счастью в рыхлый снег. Они продолжили спуск в лагерь 2. Там был Хейбергер, который сумел сделать Тихи несколько инъекций, улучшающих кровообращение.

Надеясь на быстрое восхождение, они оставили большую часть продовольствия и топлива в Намче-Базаре. Теперь они почти израсходовали свои припасы, и Тихи поручил Пасангу спуститься вниз за продовольствием и топливом, в то время как все оставшиеся отдыхали у подножия горы.

Тихи провел это время, восстанавливая свои силы, греясь в спальном мешке на солнце, впитывая его тепло и разглядывая махину Чо-Ойю. Физические силы стали понемногу возвращаться к нему, и он снова ощутил прилив энергии и честолюбия, чтобы принять личное участие в следующей попытке штурма вершины. Появление  в базовом лагере команды швейцарцев заставило ускорить выполнение этой задачи.

Тихи колебался, их команда была слишком слабой, а запасы продовольствия для шестерых шерпов и трех европейцев-смехотворно скудными. Затем один из шерпов сообщил, что швейцарцы начали заброску лагерей. Тихи не стал дожидаться дольше, и они выступили из лагеря 1, направившись сразу же в лагерь 3. Наступило 17 октября, осенние ветры проносились над вершиной. Для того чтобы их палатки не снесло снова, они вырыли снежную пещеру самое безопасное и комфортабельное убежище в горах. На этой стадии восхождения они планировали, что Зепп Йохлер и три шерпа переместятся в лагерь 4, а затем Йохлер и Аджиба предпримут попытку подняться на вершину. Руки у Тихи все еще были в плохом состоянии, и он не мог самостоятельно обуваться и даже застегнуть пуговицы на своей одежде без посторонней помощи.

Йохлер и три шерпа попытались достичь места лагеря 4, но были отброшены пронизывающим до костей холодом и диким ветром. Тихи испытывал смешанные чувства: отчасти он был сильно обеспокоен тем, что у них в случае неудачи не появится больше шанса покорить вершину, отчасти чувствовал облегчение оттого, что настоящая задержка увеличивала его собственные, хоть и слабые шансы достаточно окрепнуть для того, чтобы отправиться на вершину самому.

Шторм бушевал еще двое суток, не выпуская альпинистов из снежного логова. Каждый день Тихи получал усиливающие кровообращение инъекции в область бедра, которые делал Хейбергер. Замерзшие ампулы приходилось оттаивать над примусом, прежде чем их содержимым можно было заполнить шприц; затем Хейбергеру нужно было как можно скорее отыскать вену, чтобы не замерзло содержимое шприца. Это была очень болезненная операция на холоде, т. к. температура в пещере постоянно держалась чуть ниже точки замерзания, однако Хейбергер проявлял настойчивость, и Тихи терпел, ибо решил быть при штурме до конца, даже если бы это грозило потерей пальцев.

Рассвет 18-го был ясным, но – что еще важнее ветер утих. Они решили совершить новую попытку подняться в лагерь 4. Когда они готовились к выходу, то увидели три человеческие фигуры, поднимавшиеся снизу. По-видимому, это были швейцарцы, готовые теперь обогнать их. Затем, когда фигуры приблизились, они, к своей радости и изумлению, увидели Пасанга и двух других шерпов. Он прослышал о нашествии швейцарцев накануне утром в Марлунге, приютившемся на высоте около 4000 метров , в тридцати милях от их базового лагеря. Большая часть пути оттуда проходила через лишенную каких бы то ни было троп морену долгий, утомительный переход. Узнав про швейцарцев, трое шерпов немедленно уложили свое снаряжение и тяжело нагруженные продовольствием шли целый день и достигли базового лагеря поздно вечером. Выступив оттуда с рассветом, они достигли лагеря 3 в то же утро. Это было невероятным достижением само по себе, однако самое удивительное последовало далее.

Пасанг не хотел и думать об отдыхе. Он тут же добровольно вызвался нести груз вместе с остальными до лагеря 4. Он был полон решимости принять участие в штурме вершины. Тихи, воодушевленный достижением Пасанга, и, не желая оставаться сзади, решился дойти хотя бы до верхнего лагеря. Шерпам пришлось надеть ему ботинки и кошки, он не мог работать с веревкой, однако медленно и упорно брел за другими. Преодоление ледовой стенки потребовало от Тихи невероятных усилий - он не мог воспользоваться навешенной веревкой, и его пришлось буквально вытаскивать наверх. На полпути крепление одной из кошек на его ноге ослабло, однако Тихи не мог самостоятельно исправить положение. Он чуть не плакал, однако не от пульсирующей боли, которую причиняли ему помороженные руки, а от чувства беспомощности и вины перед товарищами, для которых стал обузой. Однако после преодоления ледяного барьера они смогли развязаться; теперь все дело заключалось в том, чтобы переставлять ноги одну за другой, и медленно, с превеликим трудом он продолжил движение. Других следов не было видно. Швейцарцы были еще где-то внизу на «безопасном» расстоянии. Ветер был вполне сносным, а снег под ногами плотным. По всей вероятности, им удалось попасть в то самое трудноуловимое «окно» между концом после муссонных штормов с их ветрами и началом настоящей зимы, когда выпадают всего несколько дней хорошей погоды. Однако этот спокойный период длился совсем недолго. К середине дня, когда они находились все еще ниже своего самого высокого лагеря, созданного ранее, ветер задул с прежней яростью, снова сорвавшись все с того же ясного бледно-голубого неба; он рвал на альпинистах одежду, сдувал с плотной снежной поверхности кристаллики льда, загоняя их, словно иголки, в незащищенные участки кожи. Они поднялись всего на сорок шесть метров выше своего предыдущего лагеря и остановились на ночлег. О том, чтобы вырыть пещеру, не могло быть и речи - снег был слишком плотным. Все, что они могли сделать – это разровнять две небольшие площадки для палаток. Руки у Тихи ужасно болели, покуда он, скорчившись на снегу, ожидал, когда его товарищи поставят палатки. Они связали палатки вместе и как можно лучше укрепили растяжки, помня о том, что случилось во время предыдущей попытки. В палатках альпинистам было не очень удобно, потому что теперь в лагере 4 их было шестеро по трое на двухместную палатку. Им было трудно готовить пищу, даже двигаться лежа было невозможно без того, чтобы не побеспокоить товарищей.

Они не знали точно, на какой высоте разбили лагерь, – судя по фотографиям, которые были у них с собой, на высоте приблизительно 7000 метров , однако по показаниям альтиметров всего 6862 метра . Как бы там ни было, им оставалось 1200 метров до вершины. Преодолеть это расстояние, особенно без кислородных приборов, казалось делом почти безнадежным. Тем не менее, Йохлер, Пасанг и Тихи решили на следующее утро выйти на штурм, а остальные двинутся следом, чтобы установить выше еще один лагерь, которым первая группа могла бы воспользоваться при спуске.

И вот по утренней темноте, не связываясь, Йохлер, Пасанг и Тихи побрели вверх по склону, который вел к далекой вершине. Было страшно холодно и ветрено. Идти пришлось по глубокому снегу. Очень скоро Йохлер перестал чувствовать ноги, которые он обморозил еще при прохождении северной стены Эйгера. Он попытался согреть их, ударяя по ним ледорубом, но безуспешно. Йохлер ослабил фитили кошек, чтобы не затруднять кровообращение в ногах, и продолжил подъем. Они были на той самой высоте, которую ранее достиг Тихи. Они двигались медленно, делая по несколько судорожных вдохов на каждый шаг, но неуклонно продвигались вперед. Наконец, они достигли крутого подъема с выходами скал. Тихи совсем не мог браться за скальные выступы – его руки превратились в бесполезные культи, а боль стала невыносимой. Пасанг выбрал веревку, а затем несколькими мощными рывками втащил Тихи наверх. Склон шел теперь отлого до самой вершины. Они оставили веревку и побрели к вершине, каждый погрузившись в собственные мысли и переживания. Тихи не страдал галлюцинациями, которые наступали у некоторых альпинистов на большой высоте. Однако он испытывал глубокие эмоциональные и интеллектуальные чувства: «Здесь же эти «врата» широко распахнулись, и меня заполнило неописуемое, сверхчеловеческое блаженство. Однако ничто не помешало мне уверовать, что в этот день все мы погибнем. Мое пробудившееся сознание было уверено в этом. Мы очень поздно доберемся до вершины и не сможем вернуться в лагерь 4, или к палатке, с которой Хельмут и Аджиба выйдут нам навстречу. Нам придется остановиться на бивуак где-то наверху, и мы наверняка замерзнем. Эта мысль тоже была частью охватившего меня блаженства. Я не видел в этом ничего героического или угрожающего, и эта мысль даже не заставила меня поторопиться. Почти все религии на свете стремятся освободить людей от страха перед смертью и сделать так, чтобы они принимали ее спокойно, поэтому мое состояние можно было назвать религиозным экстазом».

Они поднимались все выше и выше и совершенно неожиданно оказались в таком месте, где все склоны уходили вниз. Они увидели дальше, за Эверестом, пики Сола Кхумбу, окутанную облаками долину Намче Базар, где Пасанг был всего двое суток назад. Таким образом, за три дня он преодолел свыше тридцати миль и, набрав при этом 4000 метров высоты, стоял теперь на вершине Чо-Ойю (19 октября 1954 г .), то есть совершил, вероятно, один из самых замечательных подвигов в истории альпинизма, пожалуй, уступающий только поступку самого Тихи, его невероятной решимости, которая заставила его отказаться покинуть гору, а затем медленно возвела его вверх, пока он не утвердился на вершине своих мечтаний. Они все плакали от радости и ощущения единения, которые в это время испытывали. Но даже здесь Тихи ощутил присутствие нечто еще более великого: «Над нами было бескрайнее синее небо. Оно обнимало нас со всех сторон, подобно колоколу. Достичь вершины большая радость, но близость неба величественнее. Немногие бывали к нему ближе, чем мы в тот день. Именно небо доминировало над нашими чувствами в течение нашего получасового пребывания на вершине».

Им удалось вернуться в лагерь 4 с последними лучами заходящего солнца.

Что же касается победителей, то Пасанг спустился вниз и женился на молодой девушке из Кхумбу. Он был героем дня. Тихи вернулся в Вену, где его ожидал прием, достойный героя, прием, который слегка удивил и смутил его. Несмотря на всю серьезность обморожений, он отделался только незначительным повреждением пальцев. Сам он объясняет это действием больших количеством «чанга» и «ракши», которые он поглотил при возвращении в долину, утверждая, что эти напитки послужили ему сосудорасширяющими средствами. После Чо-Ойю Тихи так и не совершил каких-нибудь более или менее серьезных восхождений. Но так получилось не из-за его физической неспособности, а скорее благодаря более широкому подходу к познанию нового, не испорченного цивилизацией мира, что позволило ему встретить много других людей, побывать во многих других местах и познать другие философии. Пасанг тоже был близок к концу своей длительной и замечательной карьеры альпиниста, хотя и взошел на Чо-Ойю еще раз, когда участвовал в индийской экспедиции.

Экспедиция Тихи на Чо-Ойю была уникальной во многих отношениях. По современным стандартам эта вершина не считается трудной, однако во время ее первого покорения она была третьей по высоте из покоренных вершин. На ее склонах уже потерпела неудачу не одна экспедиция, более сильная и опытная, чем экспедиция Тихи. Не менее уникальными были и отношения, которые сложились в экспедиции Тихи между шерпами и восходителями – европейцами, они действительно работали как единая сплоченная команда, на равных. Большую часть времени Пасанг выступал в роли руководителя, довольно эффективно прокладывая маршрут и обеспечивая стимул к продолжению восхождения, однако, как и во всех малочисленных экспедициях, каждый член команды мог влиять на развитие событий и фактически брать на себя временами лидерство. Однако именно Тихи сплотил экспедицию воедино и именно на него равнялись и к нему прислушивались в критические минуты Пасанг и Йохлер.

Самыми замечательными за время всей экспедиции были проявленная Тихи, несмотря на серьезное обморожение, непреклонная решимость и невероятный трехсуточный переход Пасанга – достижение, которое по пройденному расстоянию и набору высоты остается непревзойденным и по сей день.