|
|
|
|
|
|
| Альпинисты Северной Столицы |
|
ПРОСТУЖЕННЫЕ ЗАПИСКИЮрий Макунин – Москва, журналист Предлагаемые вниманию две записки сняты с пиков «Пограничник» и «Мраморная стена». Жанр записок, снимаемых (или копируемых) более поздними восходительскими командами – особый. Подобные записки – тема персонального исследования, поскольку ни строжайший судья, ни даже педантичная судейская коллегия по многим причинам не адекватны авторам вершинных записок. Документальная ценность высокогорных фиксаций командных достижений, вне сомнения, родственна архивным актам. Нередко само написание записок на 6-7-8 – тысячных отметках требует усилий, сопряженных даже с риском для здоровья: низкие температуры, вьюги, рвущие из рук письменные принадлежности, возведение или восстановление тура над банкой с запиской – в высокогорье это нередко трудовой подвиг. Автор этих строк всего трижды оставлял записки. Первый – летом 1979 года на Восточной вершине Эльбруса, куда с помощью альпинистов и по заданию Оргкомитета Олимпийских Игр-80 поднял флаг с олимпийской символикой. Погода нам благоприятствовала, господствовало солнце. Но стоило мне поменять карманами мешавшую 25-рублёвую купюру, как на неё польстился своеобразный воздушный поток над Эльбрусом: выхватив из промёрзших пальцев купюру, кульбитами увлёк её выше вулканического гребня на пике и утянул в сторону ледника Терскол… Свидетели того – пять альпинистов, моих добровольных помощников. Информация о том, снял ли кто-то мою олимпийскую записку с Эльбруса, мне не поступала и по сей день. Второй эпизод имел быть в 1986 году на международных горнолыжных соревнованиях в Гудаури, на которых я был судьёй на трассе и журналистом одновременно. Используя часы отдыха, мы с приятелем поднялись на местный трёхтысячник, оставив там послание очередным восходителям. Уже на спуске резко испортилась погода и на обширных снежных полях мы наследили не одну заячью петлю, прежде чем едва заметные огни внизу не вывели нас на верный галс.
Третий эпизод – на перевале Кок-Джар (3510 м) хребта Терскей-Алатоо состоялся в 1987 году. 130 лет назад на лошадях и верблюдах сюда поднялся караван П.П. Семёнова (позже Тянь-Шанского). Понятно, что свою записку я составлял с историко-мемориальным трепетом. Но не только: а и с примитивным физическим страхом. Солнце закатывалось, а километров 7- до киргизской молочной фермы мне предстояло оттопать в полном одиночестве. Группа поддержки из Алма-Аты сюда не выбралась, а ясная погода вот-вот переломится на дожди. Отсюда и дерзко-авантюрное решение одолеть Кок-Джар в одиночку. Оно крепко изумило киргизов на плато Каркара: «Не ходи, там шайтан!». Подробности о Кок-Джаре излагаю с единственной целью: помочь тем, кто знает истинную цену научно-альпинистским подвигам Петра Семёнова и кто захочет повторить его маршруты в Тянь-Шане. Какие бы перестройки тому не мешали. Добираться до ущелья Кок-Джар не очень-то и просто. Из Алма-Аты в райцентр Кегень идёт рейсовый автобус – около 100 км на восток. Здесь мне, руководителю экспедиции «По следам П.П. Семёнова-Тян-Шанского» и корреспонденту центральных изданий местная власть выделила «газик» с сопровождающим. Вдоль реки Каркара, по столообразному одноименному плато мы отколесили тоже свыше 50 км. Ссадили меня в киргизском стойбище, оно же – молочная ферма. Когда-то здешних киргизов Пётр Семенов именовал дикокаменными и удерживал их от резни с иными ордами. От фермы до высоко поднятого ущелья мы с киргизом-проводником двигались на лошадях. На лесистых крутяках они храпели и останавливались, как бы осуждая наше восхождение. На верхней площадке проводник обещал меня ждать до вечера, то и дело предлагая вернуться сразу на ферму: «Даже пастухов там нет. Зачем один к шайтану пошёл?». Будучи в отличной спортивной форме, по тропе, петлявшей в арче, пробежками, я добрался до перевального цирка во второй половине дня. Здесь тропа лишь угадывалась, ручьи тремя пунктирами лезли под небо. Изматывающая осыпуха сменилась скальными и снежно-ледовыми крутяками. Конечно же, одному тут управляться нелогично, но хода назад нет. О потрясении увиденным уже сообщалось выше. Отснял 8 цветных и черных плёнок. Записку писал без происков мороза, комфортно. Солнце, коснувшееся хребтов на запад от Хана и Победы, беззвучно выстрелило в меня: бегом в обратный путь! Старательно пройдя ледово-скальные неприятности, я стал на длиннейшей осыпухе терять высоту по-горнолыжному. И получалось. Вредили острые осколки, привечаемые кроссовками. Перешнуровка и чистка обуви здесь аварийна: на эдаких просторах, при эдаком безлюдье – тут и в НЛО, и в шайтана поверишь. Хотя волк, или медведь реальнее шайтана. Будучи атеистом, я не верю в чудеса. Но той чёрной ночью, утеряв тропу, раз от раза скатываясь к ревущему потоку, громыхающему валунами, я упёрся в сосну. Толстая в обхвате, она имела удобные нижние сучья для влезания. Ещё выше насчитал пять стволов, расходящихся из площадки, ставшей для меня комфортным лежбищем. Тут уж подвывания ночного зверья ушли на второй план, а на первом – отжимание воды из экипа. Переодевшись в сухое, всю мокроту развесил на услужливых сучьях. Как и фотоаппараты… Разбудили меня ангельские трели пернатых, славивших восход Светила-Ярилы. Кошмаром ночной беспомощности полоснул и 200-метровый скальный срез в реку, до которого оставалось метров 30. Первая мысль: если б здесь сгинул – записка-то на перевале осталась! Вторая мысль: никогда не встречал такой сосны. И встречу ли в будущем? Киргизы фермы встретили меня посланцем с того света. Угощая айраном, один предположил, что я убежал в Китай. Надеюсь, будущие восходители обнаружат мою записку на Кок-Джаре. Что же до подробного описания здешней экзотики, то она содержится в мемуарах П.П. Семёнова-Тян-Шанского, моего кумира, титана подстать Ломоносову. На фоне этого, в общем-то среднего опыта, было бы интересно прочитать в «Альпинистах северной столицы» ощущения авторов записок на 7-8 тысячах метров. Привелось мне стать и посредником при передаче высокогорных записок. Давние и дружественные отношения связывают меня с Владимиром Шатаевым. Убедившись в моей обязательности (если приглашен в экспедицию, то даёшь публикацию, хоть кровь из носу), он стал приглашать меня на сборы сильнейших восходителей, к тому же в уникальных горных регионах. Восхождения мужской и женской команд в Баянкольском ущелье, при верхнем лагере у пика «Мраморная стена» (август 1984) – одно из таких взаимодействий. Вернувшись с восхождения на пик «Пограничник» (в ареале «Мраморной стены»), Владимир Шатаев вручил мне хрупкий листок с текстом, чтобы я опубликовал это в центральной печати. Отчёты об экспедиции к «Мраморной стене» дали несколько цветных журналов. Но они дружно сокращали копию записки с «Пограничника». Вот копия с того текста (на бланке): Казахская ССР. Комитет по делам физкультуры и спорта при совете Министров Казахской ССР. Республиканский клуб Альпинизма и туризма. 16 августа 1953 г. 17.00 №___ г. Алма-Ата Участники высотной экспедиции в Баянкольский цирк, организованной Казахским клубом альпинизма тт. Черепанов (рук.), Колодин, Городин и Брыксин совершили восхождение на п. Пограничник с подъемом по Центральному ледопаду, спуск по Северному ребру (4-й к/тр.). Погода: сплошной туман, временами просветы, сильный ветер. Восхождение посвящаем славному юбилею – 30-лет советского альпинизма. Руковод. мастер… Черепанов Р.S. Записки первовосх. гр. Т (автор – неразборчиво) не найдено.
Бывая в горах не только с альпинистами, но и с горнолыжниками, я вспомнил, что в Алма-Ате Колодина Владимира Алексеевича буквально боготворят все, кто неровно дышит к горному досугу.
А свидетельства того, что указанный в записке Колодин – МС СССР по альпинизму, горным лыжам и «Снежный барс», побудили меня писать очерк о столь крутом покорителе высокогорья. Стал «копать» факты из разных источников. Ну и как всегда убедился, что непревзойденным историографом альпинизма является Владимир Шатаев. Это не комплимент, а рабочая информация. Родился Колодин В.А. в 1926 году. Образование высшее, беспартийный, член общества «Буревестник» («Енбек»), русский. Инструктор-методист горнолыжной базы «Чимбулак». Побывал на всех пиках, видимых из Алма-Аты. С начинающими альпинистами более 100 раз одолевал пик «Комсомол». Старейшина среди тянь-шаньских горопроходцев. Как бы с ним увидеться? Фортуна пособила этому уже через год, когда с подачи федерации горных лыж и журнала «ФиС» (В.С. Преображенский) я отправился в Чимбулак освещать международное горнолыжное ристалище. Он, Владимир Алексеевич Колодин, сам подкатил ко мне по крутой трассе: «Корреспондент?» – «Так точно!». А далее мы общались, словно давние кореша. Много чего услышал я о проблемах Чимбулака, о национальном вопросе, актуальном уже тогда. Услышал и о том, что до 1941 года не присваивали мастера по альпинизму, если не имел хотя бы разряда по горным лыжам. И наоборот. Вечером, после душа, Колодин заглянул к нам в номер на чай. Про его семитысячники и про «Мраморную стену» мы слушали с разинутыми ртами. Вынул из твёрдой обложки серую мятую-перемятую бумажку, попросил читать, не мусоля пальцы. Уточнил, что дарит этот документ мне, журналисту, для опубликования в центре. На бланке спорткомитета Казахской ССР с круглой печатью излагалось: 27 августа 1953 г., 12:30. Группа высотной экспедиции Каз.респ.клуба альпинистов и туристов в составе: 1. Шипилов В. – руководитель, 1 разр. 2. Солодовников – участник, 1 разр. 3. Алек… – участник, 1 разр. 4. Чер… – участник, 1 разр. 5. Сели… – участник, 1 разр. 6. Колод… – участник, 1 разр. 7. Городин… – участник, 2-й разр. 8. Брыксин П.П. – участник, 2 разр. возвращаясь с восхождения на пик «100 лет ВГО» - «Пржевальский» - через пики «Мраморная стена» - «Гребешок» взошла на пик «Пограничник». Дальнейший путь через верш. «Узловая» на «Китайский перевал» и далее к реке Сары-Чайноу в базовый лагерь. С вершины снята копия записки группы Черепанова П. от 16 авг. Привет следующим восходителям. Нач. гр. (неразборчиво)
Взволнованный столь щедрым даром «Снежного барса», я чуть ли не всю ночь «колдовал» над эпистолой. Выходило, что Колодин штурмовал «Мраморную стену» и её не менее грозно-величественных соседей попервости под началом Черепанова, а через малую паузу и под началом Шипилова. Какое же восходительское дарование для этого потребно?! Сколь богатырское здоровье?! Следующим вечером я уточнил недостающие части фамилий в записке. Увы, те мои записи утерялись при переездах. Сфотографировав Колодина в Чимбулаке, я не раз разглядывал портрет атлета: богатырь – и только. Владимир Алексеевич мне пояснил: записку с «Мраморной стены» передал ему более молодой, но уже легендарный «Снежный барс» Борис Студенин.
Вне сомнения, каждый из восходителей, указанных в исторической записке, достоин описания его судьбы. Мне же удалось восстановить те детали альпинистской карьеры В.П. Шипилова, которые позволяют ему числиться рыцарем горовосходительства. Путь от перворазрядника в мастера В.П. Шипилов одолел исключительно на высотных, ледово-скальных маршрутах. Особой его страстью стали траверсы тянь-шаньских гигантов. Здесь-то коллеги и отметили его лидерство тем, что единодушно голосовали за Шипилова, как главу восхождений. Так случилось и при штурме «Победы» в августе 1955 года. Что такое «Победа»,
или кто такая «Победа»? Так для меня лично
звучал этот вопрос, когда в В 1955 году всё это сопутствовало восхождению группы В.П. Шипилова. Специалисты давно дали оценки той трагедии, когда из 12 спортсменов чудом выжил лишь один – Урал Усенов. Разрешив погруппно двигаться вниз, сам Шипилов остался в предвершинной снежной пещере. Примерно так же остаётся и командир корабля в рубке тонущего судна. До записки ли тут? Колодина на том восхождении с Шипиловым не было… Переданную записку с «Мраморной стены» (после снятия копии) я передал Геннадию Старикову для Музея альпинизма. Но перестройка СССР уподобилась лавине на склонах «Победы»: снесла многое, в том числе и музей альпинизма. | ||
|
