|
ГЛАВНЫЙ АМАНАУЗ ПО ЮЖНОЙ СТЕНЕ
июль
1966 года, спасработы.
«Алибек» – альплагерь известный в Союзе. Солнечный день, благодать. Мы поздно в ночи вернулись с прекрасной горы, готовимся снова на гору идти по утру... # А там далеко на шикарном отвесе группа идет по южной стене – третий день на маршруте ребята. Мы ночью пришли с той самой горы, маршрутом другим ее мы прошли. Сверху с вершины кричали: «Кира (Быков), вы сколько прошли? В лагере ждать вас когда?». Коварна, отвесна стена. Диретиссимой смотрит она – с ледника начинается путь прямо туда на вершину, но... с другой стороны перевала (Аманаузский перевал). Крючья поют под недюжим ударом железа. Все прекрасно идет – веревка уходит наверх, солнце нещадно печет. На душе благодать – до вершины рукою подать и сердце ликует, поет. Тупой звук от удара раздался: «Да, черт побери, - что-то не то, что-то не так получилось». Крюк железный уперся, но герой молодой рискнул и дальше поперся. Вывод простой не доходит: страховка – ни к черту! Идет и ликует герой – дальше попроще, кажется снизу. Но... уперся опять капитально в заглаженный лоб – в прескверные скалы. Постоял, поискал и нашел – щель небольшую. Крюк последний достал и забил, но... опять с хрипотцой – не надежно. Что делать теперь? Надо крючья поднять и страховку наладить серьезно. Но такая идея ему невдомек – скорее наверх, там же площадка... возможно. Поперся повыше... – завис. Секунда, другая – пальцы и ноги дрожат... и сорвался... Полет параллельно стене. Крючья со звоном летят – размечтался! Звон мелодичный, но жутко кошмарный. Мурашки по телу и дрожь при виде картины такой. Удар головой по стене, но каска спасла, а затем улетела прямо туда, далеко – в основанье стены, на ледник, а полет продолжался... Веревка внатяг, Кирилл на страховке стоял. Оглашенный рывок, результат несомненный – руки в перчатках горят, нестерпимая боль пронизало тело. Падению конец – завис наш герой, но теперь на веревке. Висит как тюфяк бессознанья. # К вечеру ближе – в пятнадцать часов по лагерю громко динамик орет: «Доктор, с группой в учебную часть!». «Все ясно предельно» – ворчат мужики, – «Коль доктор – значит беда, спасаловка плачет по нам...». Рукадельников лично нас принимал, но власть передал – он ведь начуч. Вам известно должно – при ЧП на горе руководство по лагерю все отдается немедля начспасу. Начспас – дядя Женя, тот самый наш милый Махатма Белецкий, задачу поставил: «В сознание пришел пострадавший. Группа на спуске, будет ждать под стеной». Сборы не долги – опыт большой. Рюкзаки поднабили и в путь – дорога большая у нас впереди: спуститься в Домбай, а затем до Медвежки1/. Возможно и выше – до высот Суфруджу. Дальше успеть невозможно – это факт непреложный. Время в обрез – темнота подпирает, лимитируя время предельно.
Но учтите, друзья, кто там не бывал. На подъем к Суфурджу и на спуск в «Алибек» дается два дня и не меньше. Надо быть у ребят под стеной – с той стороны Суфруджу рано совсем, по утру. Дядя Женя, он верен себе, лично нас проводил. Улыбнулся слегка, руки пожал, отошел на два шага, добавил: «Прите, ребята, надежно наверх. Идти до упора придеться. Что делать и как?... Вы знаете это прекрасно... Семнадцать часов на часах». И тронулись в путь – полетели в долину бегом – до просторов поляны Домбайской. А затем запыхтели наверх – в кулуар, на Медвежки, к снежным полям Суфурджу. Но силенок хватало и дальше рванули поверх – трещин, сераков, мостов, а затем и значительно выше. Суфурджу перешли. Траверснули её, между прочим, и спустились чуть-чуть к перевалу. И на скалах легли, просто так – без палатки. На часах в это время – двенадцать – двадцать четыре часа! Новый день наступил, но пока в темноте. Он втихую подкрался в черной сини, прохладе, в бесконечных просторах Вселенной, в чарующем глаз звездопаде. В долине черно. Только на севере, там в глубине море огней Теберды и Домбая. «Не плохо сработали, вы – мужики. Теперь можно и надо поспать. До утренней связи. СК. До свидания». Забрались в мешки с головой и затихли теперь до утра. Первый солнечный луч коснулся вершин и все заиграло вокруг. С погодой фортило – вершины как в сказке застыли рядами в солнечном блеске – аж сердце щемило. Синий бескрайний простор, блеск и сияние вершинных снегов. Попили чайку с бутербродом и вниз к перевалу, благо спускаться два шага, бегом. Туда заглянули – застыли слегка: снежный отвес до «центра Земли», но вынос прекрасный – прямо налево под самую стену, где парни ломились к вершине. Мурашки по коже легонько прошлись – такие крутые снега не видели раньше нигде! Ледоруб в снег засадил по самые уши, веревку накинул и по ней заскользил до самого низа... Но веревке конец – застыл, отдышался. Кацков подошел, чертыхнулся слегка, кислорода вдохнул и дальше пошел. И так без конца до самого низа связка за связкой сквозила. Ну, вот и конец бесконечным, крутющим снегам. Вон и ребята стоят у палатки под той вертикальной стеной. «Да, стена хороша! Вертикаль безусловно крута, но четверка слаба оказалась...». «Здорово, ребята! Кира, ты жив старина?! Где же Вадим – разгильдяй?». «В палатке лежит. Вон видишь – уже вылезает». Осмотрен больной – травматик лихой, страхом вчерашним пропитан насквозь – жалкий, побитый стеной. «Полетный анамнез», анализ и синтез – диагноз простой: Сотрясение мозгов и перелом небольшой – ключицы правой руки. По классики милой, родной – парня надо тащить и желательно очень – в положении лежа. Но обстоятельства выше – возможности нет поднять к перевалу тяжесть такую, живую. Риск небольшой – спокойно пойдем, собственным ходом, совсем налегке. «Нас мало, ребята, делаем так» – доктор вещал, укол засадив и бинт наложив по науке, – «Трое тихонько больного ведут налегке. Четверка другая – ликвидирует лагерь и тянет наверх барахло. Подмога придет несомненно, но где и когда – неизвестно пока...». И тронулись мы неспеша. К крутяку подошли. Первый бодро уходит туда – в облака, к перевалу. Веревка за ним – и перила готовы. Пострадавший пристегнут к перилам надежно, с одною рукой по веревке идет. Напарник страхует и следом бредет. Обратите внимание повторно: с переломом ключицы – идет, вверх выползает. Спасателей трое. Сравните теперь с вариантом на Джуге, где на спуске при травме такой же, спасатель погиб (см. Восточная Джуга. Земляк). Подъем продолжался томительно долго – совсем без конца, где нас поджидала толпа. Перевал от народа «кишел». Но хуже того – подкралась беда. Рыжий начспас КСП командовать будет парадом. «Олег (Шумилов), дорогунчик, здорово! Зачем он приперся сюда? Справимся сами. Акью притащили?». «Все нормально, о"кей! Как сами, ребята? Как наш пострадавший – больной?». Здесь вопли раздались, команды пошли – начспас по крутому схватил за грудки. ЦУ отдает всей этой огромной толпе: «Акью собирать! Больного в нее положить и к спуску готовить немедля!». А нам отдохнуть не мешало. Работали в поте лица ни мало, ни много – часов восемь подряд. На часах уже ровно семнадцать часов и минут пятьдесят. «Слушай, Олег, что творится вокруг? Что за черные толпы народа? По рации четко мы просьбу свою передали – чтоб шесть человек подошли. Ведь травма пустая – в акью положили и вниз...». «Слушай, старик, КСП подключилось, три лагеря там под ружьем. Сам понимаешь – активно включились. Разрядники здесь, а ниже в долине значкисты стоят наготове». Шумиха кругом, суета, толкотня и погода в добавок сломалась слегка – туман, облака, ветерок. Наш бедный больной ошалело глядит на толпу. «Ау, караул!...» – проблеял больной и его повалили в акью как бревно. Замотали веревкой беднягу втугую. Трудно дышать, неуютно весьма. «Доктор, милый, спаси и помилуй!». «Слушай, Вадим, бог видит – это не я... Ты спокойно лежи, сейчас помогу». Рыжий творить продолжал... Капалися долго, запутались все в бездумных, бездушных командах его. Но надо налаживать спуск прямо туда на ледник между сераков и трещин – к Конусной2/ выход прямой. Крутизна небольшая, но если акью упустить?... За тридцать секунд она будет внизу. Мы рядом идем и смотрим вокруг на толпу, как Рыжий творить продолжает - орет и вопит на серую массу людей. Наш бедный больной зажмурил глаза - ему страшно ужасно за жизнь и здоровье свое. Сердце ни камень: «Ребята, пора! Верхний ус3/ упустили!». Акья4/ понеслась, разгон набирает... Страшно представить такое во сне, а здесь на яву! Олег (Шумилов) – молодец рванул напрямик, грудью упал, руками вцепился в металл. Юрка (Логачёв) мгновенно бросился выше – веревку поймал на лету! Все застыли – мгновенье, другое. Тишина наступила в толпе. Больной еле слышно: «Слушай, доктор, я с жизнью простился...». «Ничего, старина, руководство берем на себя». Олег сказанул – Рыжий во мраке пропал! Тронулись мы неспеша, но надежно, эффектно в ночи. Отдельные кадры снуют по тропе, а главные массы рядами идут параллельно, просто так без страховки. Согнулся один, фанариком водит по снегу: склон ведь уходит туда – вниз, в темноту, в Неизвестность. Тень от ступеньки ужасна: трещина просто два метра – не меньше. Отошел, разбежался и прыгнул... Куда и зачем? Ведь трещины не было там ни какой – совсем ошалел молодой! Легкий снежок припудрил следы. Тени снуют в тишине, прожектор-фонарик по склону гуляет. Молча, спокойно идут мужики. Вадим – наш больной отошел и заснул. Конус марены в ночи замелькал. На встречу огни появились – идут... дядя Женя Белецкий и начуч-командир «Как живы, ребята?». «Все нормально у нас». «Отлично, ребята, вперед. В хижину быстро, орлы!». В хижине очень уютно, много тепла и море огня – свечи рядами стоят. Примус в углу зарычал. Но тесно в халупе – с трудом разместились. Дядя Женя Белецкий, Рукодельников наш и шестеро нас, включая больного: Шумилов, Данилов, Кацков, Логачев, наш доктор и бедный больной.
Не будем его называть - кто захочет, сможет узнать. Больной замурлыкал – наелся, напился, уложен, укутан и спит. Тишина расползлась. Дядя Женя ворчит: «Поели, попили?... Теперь немедленно спать, прямо тут на полу». «Что вы, нет, нет! Здесь тесно, мы будем мешать. На улицу мы, на марену...». И тут Рукодельников гаркнил на нас: «Что за глупый у вас разговор – вы трудились два дня. Размечтались поспать? Не выйдет у вас ничего. Три часа отпускаю и в путь – на рассвете подъем. В лагере будем своё досыпать. Вы разумные парни, что объяснять!». Как-то неловко... Разлеглись на блаженной пуховой горе, а наши отцы-командиры... в ногах приютились, сидят. Тишина. Свеча догорает одна. Притихли совсем и, конечно, мгновенно заснули. Вот, какие дела бывают в горах. # На следующий день мы вышли на гору – на первую гору пять "А".
23 сентября 1986 г., Валдай. 1/
Медвежьи
ночевки при восхождении на Суфруджу
( 2/ Конусная марена на Аманаузском леднике, где находится хижина. 3/ Ус – веревка, которая привязывается к акье для страховки. 4/ Акья – металлические санки-носилки для транспортировки пострадавших в горах. | |||||||
|