Альпинисты Северной Столицы

ДВЕ ПЛИТКИ ШОКОЛАДА

Особенно нравились рассветы в горах, когда ущелья еще чернели, полные мрака, а верхушки вершин уже пламенели золотом. Было поразительно, если во мраке ущелья ночевало серое облако. С рассветом оно просыпалось, пошевеливали мохнатыми боками и величаво всплывало на гребень горы. Становилось белесым, полупрозрачным, намокало от росы, блестевшей на загорелых камнях и на усиках травки. Затем взбиралось на вершину и попадало под обстрел солнца, вспыхивало серебром и поворачивалось к солнцу всеми боками, словно желая погреть их, залежавшиеся за ночь на холодных острых зубах скал.

Оно поджаривалось и становилось хрустящим, с золотистой корочкой, как пирог, что печет мама по торжественным дням. Этот пирог всегда был связан для дяди Саши с праздником. Праздником были и эти дни в горах.

Саша улыбнулся и толкнул спальный мешок, из которого доносилось тихое посапывание.

- Вставай! Смотри, какое утро! Го-го-го!

- «Го-го»,- эхом прокатилось по горам и застряло в ватном облаке.

- Сумасшедший романтик, – сухо заключил Сережка, открывая глаза. – Ну да ладно. Давай
подзаправимся. Только бы погода не испортилась. Завтра кончим эту зануду – стену. – И он
начал колдовать над примусом.

Лет пять назад они встретились в горах, и с тех пор шли рядом. Они учились на одном курсе, вместе ходили в горы, и даже были влюблены в одну девчонку с параллельного потока, что нисколько не мешало их дружбе.

Смена в альплагере подходит к концу. «Под занавес» сезона они договорились пройти вдвоем стену Кара-тага. Возражений со стороны лагерного начальства не было: оба на хорошем счету, маршрут им по силам.

Стена Кара-тага единым отвесом чернела над ледником. Лишь в средней ее части светлым пятном выделялось «зеркало» – огромная гранитная плоскость, отполированная ветром, непогодой и солнцем.

«Зеркало» было ключом к маршруту: малейшие неровности с трудом нащупывались пальцами. Только в середине была небольшая выемка, где едва можно поместиться вдвоем. В описании маршрута эта вмятина звалась «ласточкиным гнездом».

Саша мог и любил ходить первым. У него было чутье, которое он не умел объяснить. Провести группу по запутанному лабиринту трещин на леднике, выбрать путь по скалистой стене в обход вздыбившегося монолитом «жандарма», не сбиться ночью с тропы. Это чутье и вело его. Нельзя сказать, чтобы он целиком на него полагался. Нет: характерные царапины на скалах от стальной оковки ботинок... Обгорелые спички... Потревоженный рукой камень... Все это суммировалось в сознании и тут же перерабатывалось в решение – «здесь можно пройти».

Вот и сейчас Саша шел впереди. Его пальцы, словно пальцы пианиста по клавишам. пробегали по скале, находили нужную зацепку и застывали на ней, что бы через несколько секунд повторить свои «гаммы» на метр выше. Все это он делал почти не думая. В эти минуты он думал совсем о другом. Мысли перенесли его в город, где снуют машины и девушки в ярких платьях проходят по солнечным улицам. Он представил, как пройдет по этим улицам с Сережкой. Их загорелые мужественные лица будут выделяться на фоне смуглых лиц южан. Они купят в складчину букет экзотических георгинов и, разделив его пополам, поднесут каждый свою половину девчонке с параллельного потока.

А потом, улучив момент, он подарит ей букетик эдельвейсов с высокогорного луга, и Сережка будет завидовать ему. Ну и пусть! Но все-таки, Серега – отличный парень. Такой не подведет. Здорово он тот раз на Двузубке сиганул в головокружительную бездну, чтобы создать противовес, когда Саша соскользнул с ледового гребня. Вспомнишь – мурашки по коже.

Саша знал, что сейчас Сергей сидит в «ласточкином гнезде», свесив ноги в сторону ледника, посасывая давно потухшую сигарету, и вытравливает в такт Сашиному продвижению веревку. Так он способен сидеть часами.

– Сергей, еще метра три, и буду наверху. Веревка есть? – крикнул Саша, чтобы как-то
развлечь друга.

Он мог не спрашивать, Сергей в нужный момент сам скажет.

И вдруг Саша почувствовал, как его нога соскользнула, и он пошатнулся, потеряв равновесие. Он изогнулся мгновенно, ухватился свободной рукой за выступ над головой. Но выступ хрустнул под внезапной нагрузкой и отделился от скалы. Саша успел заметить промелькнувший рядом крюк, хотел схватиться за него, но, ударившись раньше, почувствовал острую боль в плече и потерял сознание.

Сергей разглядывал плавные изгибы ледника, когда каменная мелочь застучала по его каске. Затем – «Ох!» («Голос Сашки»), и веревка словно змея, поползла по ладоням. Сережка до боли сжал пальцы, но веревка поползла еще быстрее. Он стиснул зубы и вцепился в свистящий канат. На этот раз он почувствовал сильный рывок, но удержал веревку.

– Сашка!

Сашка висел на конце веревки, безвольно опустив голову и свесив длинные руки.

– Сашка, очнись, – снова закричал Сергей и даже подергал веревку.

Словно повинуясь окрику, Саша чуть приподнял голову и прошептал запекшимися губами, будто продолжил начатый разговор: «Всего три метра осталось». И снова уронил голову.

Тут Сергей случайно увидел свои руки, еще сжимавшие веревку. Они были в крови. Он сплюнул изжеванную сигарету.

– У меня, наверное, перелом, – снова очнулся Сашка, когда Сергей вытянул его на край
«гнездышка».

Шел снег, но было очень холодно.

Саша уже потерял счет времени. Какой день они сидят в «гнездышке», прижавшись друг к другу? Третий, четвертый?

- Серега, какой сегодня день?

- Третий. – Сережка слизнул с уголков губ капельку растаявшего снега. «Закурить бы», – он спрятал поглубже распухшие руки, – надо же так глупо влипнуть.

– Если бы был в рукавицах, спустились бы сами. А теперь сиди, жди. – Подумал он и закрыл глаза.
Когда они поняли, что самим не выбраться, они подсчитали запас «калорий». Несколько сухарей, баночка шпротов, девять конфет. Саша нашел у себя в рюкзаке еще плитку шоколада. Сережка в это время дремал. Саша отломил от плитки кусочек и положил под язык. На минутку растворилось чувство голода. Саша снова спрятал плитку.

Не сказал он другу о своей находке и на следующий день. Теперь он уже ждал, когда Сергей задремлет, чтобы снова ощутить во рту крохотный кусочек. «Сережа крепче меня, – наползали липкие мысли. – Он продержится дольше».

«Сейчас разбужу и скажу ему»... – и не решался. Пить хотелось вдвойне – от привкуса шоколада пересыхало во рту. Саша слизывал снежинки с рукава штормовки, но они не утоляли жажды.

Плитки хватило на двое суток, а затем Саша старался о ней не вспоминать.

Сергей, приподнял тяжелые веки и сквозь метельные облака стал в который уже раз изучать поверхность ледника. «Если спасотряд вышел сразу после контрольного срока, сегодня подойдут». Он снова оглядел ледник. «Черные точки на перегибе. Раньше их не было». Вгляделся пристальнее.

– Сашка, спасатели, – прохрипел он, – еще сутки и они будут здесь. – Саш, у меня в штормовке плитка шоколада. Прозапас сберег. Съедим?

Кровь прилила к лицу, стало жарко. «Как я мог жрать один этот проклятый шоколад». Он начал сбивчиво говорить Сергею всю правду, несколько раз повторяя одни и те же слова, словно пытаясь убедить его в чем-то.

Сергей полулежал, закрыв глаза, и, казалось, опять дремал и не слышал Сашиной исповеди. Тихо сказал: «Я же знал, Саша», – и снова впал в забытье.

Сумерки. Только полоска заката расплавленным золотом горела над ними. Черные точки – люди на леднике – превратились в светлячков. «Если будут идти всею ночь, то к утру придут» – подумал Саша. Он поправил над Сергеем укрывавшую их палатку-накидку и вздохнул.

Светлячки уже пересекли ледник и были у основания стены.