Альпинисты Северной Столицы

 Трагедия на Победе. 1960 год.

Клокова Агнесса: «Борис Михайлович Шапошников мастер спорта по альпинизму, двукратный чемпион СССР, почетный спасатель, инструктор альпинизма, начальник учебной части альплагеря «Эльбрус», уполномоченный Госкомспорта СССР по альпинизму.

С 1947 г . работал в шахте №10 им. Артема забойщиком (рубил уголь отбойным молотком, весом 6 кг. на крутопадающих пластах, крутизной 75-90 градусов), в последние годы - бурильщиком по дегазации угольных пластов

В 2006 году киевляне обратились к пенсионеру Б.М. Шапошникову, живущему в своём родном Артёмовске, с просьбой написать пару страниц своих воспоминаний в одну из книжечек, выпускаемых ими по инициативе Михаила Мироновича Алексюка. Так сложилось, что Б. Шапошников давно подумывал написать о горах в прозе. А свои любимые стихи приложить к ним. Агнесса Клокова, главный редактор Информационного бюллетеня 1999-2004 годов, стала получать в течение четырёх месяцев по конторской книге-тетради, написанные убористым и четким почерком его рукописи. Набрав на компьютере текст, распечатывала его и отсылала Борису вместе с рукописью. Он проверял, присылал замечания. К тому времени, когда книга была полностью сверстана(текст и фотографии), председатель федерации альпинизма Донецкой области МСМК, сильнейший на сегодня альпинист Украины Сергей Ковалёв, согласовал спонсирование книги с донбасскими угольщиками. Анатолий Романович Вовченко, инструктор альпинизма, начальник управления угольной промышленности Донецкой области обеспечил оплату печати книги. Эта книга вышла к празднованию 60-летия УМЦ «Эльбрус», любимого лагеря Б. Шапошникова, альпинистов Донбасса, Украины и многих спортсменов из бывшего СССР. К сожалению, в 2008 году не стало Бориса Михайловича Шапошникова.

Текст воспоминаний Б.Шапошникова не обрабатывался литературным специалистом. Сохранен полностью его живой рассказ событий, того времени, который передает переживания и своё видение альпинизма спустя много лет. Мы предлагаем читателю «Альпинисты Северной столицы» небольшую главу о трагедии на пике Победы, о которой многие слышали. Вот что сказал нам Б.М. Шапошников о своих воспоминаниях: «Я пишу все, то, что со мной произошло на Тянь-Шане, что видели мы все (оставшиеся в живых) собственными глазами, а не рисую картины ужаса специально. Нам было нелегко. Многие тогда из нас поседели и я в том числе. Эта трагедия навечно осталась в моей памяти».

 Трагедия на склонах пика Победы

Победа, лавина

Летом 1960 года, отработав в «Эльбрусе» одну смену командиром отделения разрядников, я вылетел в г. Фрунзе (ныне Бишкек), а оттуда последним автобусом в г. Пржевальск (сейчас Каракол), где собиралась молодежная сборная команда, состоявшая из альпинистов ДСО Профсоюзов и Туркестанского Военного округа (ТУРКВО).

Всесоюзный Совет ДСО Профсоюзов обеспечивал эту экспедицию в Тянь-Шань снаряжением, питанием, медикаментами, проездом и всей необходимой документацией по маршрутам на пики Хан-Тенгри и Победа. ТУРКВО - всю радиосвязь и все виды транспорта от «бронекопытной» части и автотранспорта до вертолетов и АН-2. «Бронекопытная» часть – это последний караван вьючных лошадей в альпинизме, их потом вытеснили АН-2 и вертолеты.

Прибыл я в Пржевальск ровно в полночь, город незнакомый, куда идти не знаю, спросить не у кого, и я решил в маленькой автостанции дождаться утра. Зашел, в ней всего лишь один небольшой зал и касса. В зале вдоль стен стоят три длинных скамейки, на двух храпят какие-то подвыпившие, затрапезные бомжи, а третья свободная. Положив свой рюкзак под голову, я тоже лег и заснул. Через некоторое время слышу сквозь сон, как меня тормошат. Открываю глаза и вижу над собой капитана милиции и лейтенанта с сержантом, выводящих из зала этих бомжей. Капитан попросил мои документы, посмотрев мой паспорт, улыбнулся и сказал: «Привет, земляк!». Я тоже спросил, откуда он, а он смеется и говорит, надо же где встретиться. Из Алчевска я, а ты почти сосед из г. Артемовска, всего каких то 5 км нас разделяли. Но потом говорит: «Вот что, друг, спать тебе здесь не нужно. Я сейчас еду в гор.отдел милиции и подброшу тебя в воинский гарнизон, там собираются ваши альпинисты».

Довез меня до гарнизона, постучал в окошко, вышел дежурный. - «Это к вам», сказал капитан и поехал дальше. Дежурный попросил меня подождать и зашел в дежурку, вскоре вышел старший лейтенант Снегирев с заспанным лицом, посмотрел на меня и пробурчал: «Не мог приехать раньше». Однако повел меня в здание и сказал: «Заходи тихо, все уже спят, найдешь на полу свободный матрац, он уже застелен и с подушкой, раздевайся и ложись».

Осмотревшись, я увидел у окна спящего парня и рядом с ним приготовленное пустое ложе. Осторожно обходя спящих, прошел к окну, снял рюкзак, стал раздеваться. Вдруг слышу шепот: «Ты откуда?». – «С Украины» – говорю. – «Значит земляк» – ответил он. – «А ты откуда?» – спрашиваю. – «Из Одессы» – сказал он. – «Тоже Украина» – говорю я. – «Как звать тебя?» – спрашиваю. – «Орест Глембоцкий».«А я Борис Шапошников». – «Ну, вот и познакомились, а теперь давай спать, утром на зарядку надо».

Проснувшись утром и заправив свою постель, я побежал со всеми в парк на зарядку. Зарядку проводил с нами москвич Анатолий Севастьянов. Прибежав в парк и сделав один круг вокруг футбольного поля, мы разбрелись по парку к спортсооружениям. Парк этот был для спортсменов Пржевальска, его там так и называли «Парк культуры и спорта». Зарядку делали произвольно, кто подтягивался на перекладине, кто лазал по канату и шесту на трапецию, гимнасты выпендривались на брусьях, кольцах и шведской стенке, остальные кто как мог на чем. Прыгали в длину, в высоту. Я больше тренировал мышцы ног и рук, приседал с грузом, ходил на руках и катался колесом, крутил фляки, а самое удивительное то, что никто не филонил. Позанимавшись полчаса, мы снова гуськом побежали в гарнизон. После завтрака я отдал Антоновичу паспорт, Кузьмину (поскольку он главный тренер сборной) спортивные документы. Получив взамен «бегунок», я получил по нему все полагающееся мне обмундирование и снаряжение. И сразу же включился со всеми в работу по распределению, упаковке и маркировке всего груза экспедиции. Так продолжалось примерно дня четыре, а потом приехал этот «змей» (в самом хорошем смысле слова, так мы прозвали его) Анатолий Овчинников, который сменил Севастьянова, и стал проводить с нами зарядку.

Боже, что тут началось! Вместо получасовой зарядки стала часовая, вместо одного круга вокруг стадиона – шесть кругов. Вместо каната и шеста повесил на трапеции альпинистские веревки, сказав при этом, что в горах канатов и шестов нет, разбил нас на пары, и, выбрав себе партнера, показывал, как правильно нужно делать то или иное упражнение. И завертелось, понеслось – день в парке, день на Иссык-Куле, заплывы, ныряние, прыжки с вышки. Отвезет на лодке буй метров на 100 от берега потом мы плывем и он с нами, гребем изо всех сил, подплываем к бую, а Анатолий командует: «Таким же темпом назад, и не отставать!». Альпинист должен умело распределять свои силы, кто отстанет, тот не попадет ни на Хан-Тенгри, ни тем более на Победу. То же самое во время бега и подтягивания на перекладине. И мы бегали, плыли и подтягивались до помутнения в глазах. После таких тренировок никакие котлеты, бифштексы и гуляши с картофельным пюре в горло не лезли, выручала только клубника со сметаной и сахаром. И что самое интересное, мы все его боготворили и делали все, что он показывал, и не просто делали, а делали с удовольствием. Первые три дня было тяжеловато. А потом организм втянулся и все пошло как по маслу, и мы стали есть все то, что готовили нам повара. В общем, за 10 дней таких тренировок я сбросил 9,5 кг ., зато чувствовал себя в горах, как джейран.

Через 14 дней все эти тренировки закончились, прибыли воинские машины и мы стали перебрасывать грузы в Кенсу в долине реки Сары-Джаз, а оттуда лошадьми через перевал Тюз к Чон-Тшу, т.е. Большому камню, стоящему у языка ледника Инылчек в самом начале долины. Возле этого камня хорошая ровная площадка. Там мы стали благоустраивать 2-й базовый лагерь. Грузы из Пржевальска перебрасывались в Кенсу машинами, а оттуда караваном через перевал Тюз в долину Инылчека. В нашей «бронекопытной» части было 40 голов выносливых лошадей. Сделав первые две ходки в долину Инылчека, эту часть разделили на две. 20 лошадей стали ходить от Кенсу до Чон-Таша, а 20 на третий день отправились прокладывать тропу до ледника Звездочка там, где он впадает в ледник Инылчек, т.е. напротив пика Победа. Там на моренах мы организовали третий базовый лагерь. За 2 днядо выезда в Кенсу в Пржевальск прилетел Миша Хергиани. В первый караван, выходящий на Звездочку, которым руководил Кирилл Кузьмин, попали Миша Хергиани, Эдуард Нагел (капитан ТуркВО, мс), Володя Данилов, два Анатолия – Ковырков и Севастьянов, Виктор Потапов, Вадим Эльчибеков, Борис Ряжский и я. Кирилл Кузьмин сказал, что для меня, как для шахтера, работы там хватит.

Первый караван нес на себе продукты питания для нас, палатки для базового лагеря, часть медикаментов и раций, овес для лошадей. Переночевав на поляне Мерцбахера, мы рано утром пошли на Звездочку. Трудность первого перехода заключалась в том, что нужно было по леднику Инылчек прокладывать тропу для лошадей – где срубить лед, где подмостить камни, ставить вешки с красными лентами и т.д. Рюкзаки наши несли лошади, мы шли налегке и работали. К вечеру добрались до назначенного места. Установили палатки и принялись готовить ужин. Рано утром, позавтракав и взяв с собой овса и продукты, коноводы отправились в обратный путь, а мы принялись за расчистку площадок и установку палаток. Сначала установили и хорошо укрепили 4 шатровые армейские палатки под кухню, столовую, амбулаторию, склад снаряжения и продуктов, потом для всех остальных участников экспедиции. Когда были установлены 4 шатровые палатки, Кузьмин вручил мне, Мише Хергиани и Эдуарду Нагелу по пешне, показал на ледовый холм, обрывающийся с одной стороны стеной, и сказал, что нужно вырубить в нем пещеру для хранения скоропортящихся продуктов и медикаментов, которым вреден резкий перепад температур. Нужно сказать, что в ясную и тихую погоду солнце на морене припекает, дай Боже. И добавил: «Это ваша основная задача». И мы принялись за дело. За двое с половиной суток мы вырубили и оборудовали приличный грот, с таким расчетом, чтобы лучи солнца в него не попадали. Следующий караван к нам пришел через полтора дня. И пошел работать конвейер. Караван так и работал двумя частями, один приходит, разгружается, ночует и рано утром уходит, навстречу ему идет другой. Это была как бы своеобразная подстраховка друг друга при переходах. Короче говоря, все основные грузы экспедиции были на Звездочке. Большую часть овец забили во втором базовом лагере у Чон-Таша, а 10 голов оставили пастись до нашего возвращения, после выполнения всех намеченных целей.

И началась наша активная акклиматизация. 6 человек во главе с Даниловым понесли грузы на перемычку между Звездочкой и ледником Дикий. Эти грузы предназначались для тех, кто должен был делать траверс Победы. Одна группа понесла грузы под Хан-Тенгри. Бориса Ряжского и еще троих забрали пограничники искать какой-то шар, опустившийся в горах. Верхних застав с Китаем не было, но километров 20 ниже, там, где идет современная дорога на Пржевальск, стоял, или вернее базировался погранотряд. Его разъезды или дозоры ежедневно осматривали верховье долины Инылчека. Оставшиеся 32 человека стали носить грузы под начало маршрута на пик Победы. Задача у нас была такая: взойти на пик Победы по маршруту Абалакова (по маршрут А.А. Летавета 1938 г . Абалаков повторил маршрут только в 1956 – прим. ред.), оставить на вершине часть груза для группы, которая будет делать траверс Победы, а на обратном пути снять и спустить вниз тела Ананьева, Доронина и Солдатова, альпинистов группы ЦСКА, погибших на Победе в 1959 году. 

Победа по Летавету

Как нам сказали, они находятся где-то на высоте 6900- 7100 м . Сделав свои заброски под маршрут за два дня и отдохнув трое суток в 3-м базовом лагере. 16 июля мы вышли с небольшим грузом, можно сказать налегке, под маршрут и, переночевав под ним 17 июля, забрав все необходимые грузы, начали подъем по наклонному ледяному полю, засыпанному снегом. Это поле представляло собой такую картину: площадка, небольшая ледяная стенка, снова площадка и стенка и т.д. Прошли четыре широких полукруглых снежных гребешка или вала, тянувшихся поперек этого поля, и где-то на высоте примерно 6100- 6200 м это поле кончалось. Вверх уходил чистый снежный склон, заканчивающийся широкой снежной мульдой, которую окаймляли два снежных гребешка, спускающихся со второй скальной гряды – она начиналась немного выше конца первой, спускающейся с вершины. Высота этой мульды около 6700 м . Дойдя до еще одного такого вала, мы остановились на ночевку. Выше был только снежный склон. Утром 18 июля выяснилось, что Эльчибеков, Плотников и Хатый дальше не пойдут - Плотников себя неважно чувствует, будут спускаться вниз. Кузьмин разрешил и вместо 8-ми связок по четыре человека пошло 7.

Если смотреть на маршрут с ледника Звездочка, то мы шли по левому краю этого снежного склона, т.е. по восточной его стороне. Кузьмин дал команду: разрыв между связками не менее 40 м , каждая связка топчет ступени 50 метров , а потом становиться в хвост. Я шел в связке с Борисом Коршуновым и двумя Анатолиями – Ковырковым и Севастьяновым. Впереди по ходу подъема стоял большой ледовый серак на краю снежного склона, связки обходили его слева. Оттоптав во второй раз свои 50 м , и пропустив группу, мы стали в ее хвост. После нас стала топтать следы группа Романа Перского, затем, пройдя свои 50 м , встала за нами. Обходя этот серак, мы снова вышли на край снежного склона.

Вся группа остановилась, последовала команда снять лишние теплые вещи. Сняв один свитер и капроновую анораку, так как становилось уже жарковато, я засунул их в клапан рюкзака. Одеты мы были капитально: шерстяное нижнее белье, пара хороших свитеров, капроновая анорака, пуховая куртка и высотная штормовка. Снова тронулись в путь. Эдуард Нагел уже вышел на край мульды, снял рюкзак, и воткнув ледоруб в снег, принял свою связку. Это последнее, что я видел, в который раз посмотрев наверх. Пройдя еще метров 15, я услышал голос впереди идущего Анатолия Севастьянова: «Ребята, небольшая лавина! Загнать ледорубы в снег!». Одновременно услышал треск и шипение, и в следующий миг меня бросило вверх, вырвав и мой ледоруб.

Падая, я старался грудью вогнать его в снег, но видимо, промахнулся, он оказался у меня ближе к правому боку, но я все равно вогнал его в снег, потому что почувствовал рывок и снова очутился под снегом, чувствуя какие-то судорожные рывки. Как оказалось, это ребята старались зарубиться. Потом меня еще раз выбросило наверх, и я снова вогнал ледоруб в снег, последовал не очень сильный рывок и наступила тишина. Я оказался наверху, но правая нога и правая рука с ледорубом оказались крепко схваченные снегом. И я, как подбитая птица, махая левой рукой и левой ногой, старался вытащить правую руку и ногу, но все было тщетно. Я все же успел увидеть жуткую картину: на склоне из-под снега торчит голова Ковыркова и орет благим матом, а Севастьянов ее фотографирует и говорит: «Потерпи немного, потом скажешь спасибо за этот снимок». И щелкнув еще три раза, он стал откапывать, а ко мне подошел Борис Коршунов, помог мне выбраться из снега и мы втроем быстро освободили Анатолия. Выше нас, в другой связке Виктор Потапов, удалив у Лябина изо рта снежную пробку, делал ему искусственное дыхание, а второго парня, к сожалению, откачать не смогли. Ниже увидели картину тоже не для слабых: из снега торчат четыре пары ног и тоже судорожно дергаются. Мы бросились к ним, подошла связка Кузьмина и мы быстро извлекли их из под снега, там я знал только двоих Логвинова и Муратбекова. А еще ниже мы увидели на одной из площадок большой снежный конус, наверху которого лежал мертвый Володя Буянов с окровавленным затылком. Вскоре к нам подошел Вадим Эльчибеков, и мы стали раскапывать этот страшный конус. 

Ковырков в Китае. 1958 г.

Через час к нам подошла связка Перского, им пришлось спуститься, так как в лавине они не летели. Съехавший рыхлый снег оголил более плотный и они, где глиссируя, где быстрым шагом, спустились к нам и принялись тоже раскапывать этот конус. В нем оказалось 8 человек. Все они погибли. Если бы мы сначала наткнулись на Глембоцкого, он был бы жив. Он стоял в снегу вертикально и руки держал перед грудью, видимо освобождал голову и грудь от снега, потому что от пояса и чуть выше головы было небольшое пространство для воздуха. Но от теплого дыхания стенки этой воздушной камеры оледенели и доступ воздуха сквозь снег прекратился. Когда мы открыли его камеру, он смотрел прямо на нас, но от притока свежего воздуха красивые его глаза стали заволакиваться дымкой. Еще помню, как Вадим Эльчибеков сказал: «Какие у него длинные красивые музыкальные пальцы». Нашли его предпоследним, он был в связке с Эдуардом Нагелом. Последним откопали Нагела по веревке, шедшей к нему от Глембоцкого. Он был без рюкзакаи ледоруба. Ледоруб его так и остался торчать на краю мульды. Видимо, он сам не успел ничего понять, когда его затянуло под снег. Он лежал в эпицентре конуса и был раздавлен им.

Счастье всех оставшихся в живых было в том, что в момент схода лавины они были на восточном краю снежника. А метров 100-150 выше серака тропа наискосок поворачивала на запад к мульде, и две связки по 4 и 5 человек, идущие по этой косой, погибли, они были ближе к центру лавины. В общем, этот снежный склон в верхней его части подрезали мы сами. В газетах потом писали, что было землетрясение в Китае. Никакого землетрясения не было, и никаких толчков мы не ощущали, когда пошла лавина. Это позже было придумано для отвода глаз, спасая честь и звание ЗМС Кирилла Кузьмина как опытного высотника, который повел нас по глубокому рыхлому снегу на маршрут. Ведь ему Нагел в начале подъема сказал: «Кирилл Константинович, снег-то ведь глубокий и рыхлый, может, на день-два отложим выход?». Но он сказал, что на больших высотах всегда так. Все это произошло в 12 часов дня, а к двум часам дня мы откопали всех. Выше этого конуса, примерно метрах в 7-8 шел поперек один из валов, о которых я писал выше. Мы подняли на него всех погибших и уложили рядом, а потом вытоптали рядом площадки, поставили свои палатки и стали на ночлег. Но ночью почти никто не спал, во всех палатках слышны были приглушенные голоса.

Утром 19-го начали спускаться и спускать погибших. Первой подошла к нам группа Володи Данилова, которая носила груз на перемычку между Звездочкой и Диким. Саму лавину они не видели, но видели (как сказали), что мы тянем по снегу какие-то черточки и решили, что мы спускаем тела Ананьева, Дронина и Солдатова. Но когда насчитали 10 таких черточек, поняли, что произошло ЧП с нашей группой. Быстро спустились на Звездочку, и пошли к нам. Писать об этом не хочется, но и молчать не могу. От места ночевки примерно метров 250-300 мы спускали погибших по одному следу с верхней страховкой. Трудно было спустить первого, остальных по проложенному следу спустили быстро, и в нижней, более пологой части, уже спускали одновременно всех. Когда спустились на ледник Звездочка и посмотрели на свой путь, увидели жуткую картину. Сверху густо окрашенная кровью спускается одна широкая полоса, а внизу десять таких полос, но только меньше запятнанных кровью. Дело в том, что когда солнце осветило склон, у погибших пошла сукровица и все следы, по которым тянули погибших, были запятнаны ею. Это была жуткая и удручающая картина. Спустившись на ледник, мы приготовили чай, перекусили, кто-то сказал, может, остановимся здесь на ночевку, ведь силы наши с каждым днем убывали, но, посмотрев на Западное плечо пика Победы с его карнизами, решили идти дальше, так как мы увидели группу, которая носила грузы под Хан-Тенгри и теперь спешила к нам.

Дойдя до середины ледника, мы все же стали на ночлег. Закопав в снег погибших товарищей, стали ставить свои палатки. Не успев их поставить, услышали грозный грохот лавины. С западного плеча Победы оборвался один из мощных карнизов. Ударной волной повалило наши палатки, кого то сбило с ног, а после накрыло снежной пылью. Утром рано до подъема, двойка пошла посмотреть на то место, где кто то предлагал стать на ночевку. Если бы мы там остановились, то сейчас бы дрейфовали во льду ледника Звездочка в направлении Инылчека. Вернувшись, та двойка рассказала, что то место засыпано огромными кусками льда и снега высотой примерно 6- 8 метров , до самого места они не дошли метров 100, побоявшись повторного обвала. 20-го июля мы, измученные, наконец-то пришли в свой базовый лагерь. Сутки отдохнув, утром 22–го, взяв наиболее ценные и калорийные продукты, укрепив на лошадях тела погибших, двинули наш печальный караван в обратный путь, навсегда покинув наш 3-й базовый лагерь. А мы, растерянные и удрученные, понуро брели вслед за караваном на бывшую верхнюю погранзаставу Майдаадыр, расположенную в урочище того же названия. Тогда мы с китайцами были еще братья навек, до Даманской трагедии было далеко. А на бывшей погранзаставе располагались фельдшерский и ветеринарный пункты, обслуживавшие чабанов и скот, пасшийся в долине Инылчека, забойная площадка, а так же небольшой полевой аэродром, на который приземлялись АН-2 и вертолеты, увозившие мясо в Пржевальск, а оттуда его уже отправляли вглубь страны.

Из Пржевальска я улетел на Кавказ, в а/л «Эльбрус» к жене, дорабатывать летний сезон 1960 г . А потом вместе вернулись домой к нашей дочери, которая оставалась с бабушкой. Так печально закончилось мое знакомство с Тянь-Шанем и вторая встреча с лавиной. Добавлю еще, что после всего пережитого моя душа долгих еще 5 лет вздрагивала от характерного звука оседавшего на ледниках наста, а сердце словно тиски сжимали. Но потом постепенно все это прошло, время брало свое, и жизнь продолжалась.

Не хочется эту часть заканчивать на такой печальной ноте. Расскажу вам забавный случай, как над нами подшутил летчик самолета АН-2. На бывшей заставе мы пробыли неделю, пока врачи под руководством высококлассного армейского хирурга генерал-полковника Гомера Ивановича Селиджанова обрабатывали и приводили в порядок тела погибших. Из Пржевальска доставили 10 цинковых гробов и мастера по их запайке, вертолеты доставили в бочках авиационный бензин для АН-2. Самолет за один рейс брал два цинковых гроба и 8 человек сопровождающих. Когда были отправлены все погибшие и сопровождающие, нас на заставе оставалось 8 человек. Врачи улетели раньше вертолетом. На следующий день за нами прилетел АН-2, и мы, погрузившись, взмыли в небо. Набрав положенную высоту, самолет лег на курс. Так как дверь кабины была открытой, я подошел и спросил пилота, можно ли отодвинуть боковое стекло и сделать несколько снимков панорамы верховьев ледника Инылчек, уж больно она была красивая. Он, подморгнув стажеру, сказал, чтоб тот уступил мне место. Тот встал с кресла, а я сел, отодвинув стекло, принялся щелкать панораму. Сделав несколько снимков и поблагодарив пилота, я встал с кресла, а он и говорит мне: «Сядь, хочешь порулить самолетом?». Ну, какой же дурак откажется от такого заманчивого предложения! «Хочу» – сказал я и сел в кресло за второй штурвал, добавив при этом, что не знаю как. – «Это очень просто» – сказал он. – Я тебе буду объяснять, а ты рули. Бери штурвал обеими руками и легонько отжимай от себя» Я начал отжимать и самолет пошел вниз. – «Теперь тяни штурвал на себя». Я потянул, и самолет пошел вверх. «Теперь тихонько поверни штурвал влево». Я повернул и АН-2 послушно повернул влево, не дожидаясь команды, я осторожно повернул вправо и самолет тоже повернул вправо. «А ты сообразительный» - сказал пилот - Видишь, как все просто. Ну, теперь веди машину, а я покурю, да смотри, чтоб крылышки на этом приборе были в строго горизонтальном положении, тогда не собьешься с курса». А я, как тот лопух, полный гордости, что веду машину и управляю ею в воздухе, замурлыкал песню про берег Чукотки и стоявший там самолет ЛИ-2. А пилот, кончив курить и посмотрев на меня, видя, что я очень внимательно веду машину, улыбнулся, и в следующее мгновение меня бросило грудью на штурвал, и я вместо того, чтобы тянуть его на себя, стал отжиматься от него, стараясь снова сесть в кресло. Потом завалился на правый бок, стукнувшись головой о стенку кабины, и тут меня снова бросило, но уже в кресло, так как самолет взмыл вверх. Когда он снова пошел ровно, открылась дверь кабины, которую стажер, выходя, закрыл, в дверях стоит Боб Ряжский с большим фингалом под глазом и кричит пилоту (передаю его слова): «Выгони этого м...ка из кабины, пока он нас всех не угробил!». В салоне, когда самолет резко пошел вниз, все слетели с сидений и покатились по салону. Не упал только стажер пилота, видимо он знал эти штучки своего командира и сидел, крепко держась за вертикальную штангу. Летчик, чтобы успокоить ребят, предложил каждому порулить, но уже без своих штучек. Все остались довольны этим полетом. Когда в Пржевальске я его спросил, почему самолет падал вниз, заваливаясь на правое крыло, ведь я вроде бы вел его нормально, он ответил, что все очень просто. В кабине два кресла и два спаренных штурвала. Его штурвал главный. Когда он берет свой штурвал, второй автоматически выключается. Я, говорит, когда увидел, как ты внимательно ведешь самолет, да еще мурлычишь песню, решил пошутить, т.е. сначала отжал штурвал от себя, затем чуть повернул вправо и снова потянул на себя. В общем, у каждой профессии свои шуточки. Моряки салаг заставляют драить рашпилем якорь и, с часок понаблюдав, вдоволь потешившись над бедолагой, прекращают издевательство. Так же в других профессиях свои неповторимые шуточки. И те, кто их прошел, став классными специалистами, так же потешаются над новичками, и тут уж ничего не поделаешь, это своеобразный юмор в нашей жизни. Но на то и молодость, чтобы учиться на ошибках и набираться опыта.