|
|
А БЫЛ ТАКОЙ СЛУЧАЙ…
 Игорь
Виноградский – актер, драматург, КМС
1.
ЖИВОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
СЛОВО
Как-то
в далекие, славные, ранне-безенгийские
времена, один мой дружок Эрнест
Степанович Антипенко
где-то откопал, запомнил и привнес в наш
обиход хорошее ласково-ругательное
слово «животное». Наш тогдашний
спортивный лексикон и так не блистал
особыми перлами, и, хотя откровенная
ненормативная лексика была у нас в ходу
только выше снеговой зоны и
исключительно в экстремальных
обстоятельствах, место “животному” в
наших диалогах нашлось довольно быстро...
И вправду, как замечательно, энергично и
в то же время вполне интеллигентно
звучит:
–
Эй, ты, животное! Страховка готова?
Или:
–
Ну, ты, животное, что ж ты лед над головой
такими кусками рубишь? Руби мельче!
Или:
–
Слушай, животное, сегодня ты палатку
несешь, твоя очередь! Ничего, что она
обледенела, что вдвое тяжелее; тебе,
животному, это только на пользу пойдет.
В
общем и целом – «животное» да «животное»
– и так целых тридцать дней удлиненной
безенгийской смены! А в конце сезона, что
называется «под занавес», чтоб
дождаться хороших и дешевых сухумских
фруктов и молодого вина, поехал я в
Домбай инструктором отделения новичков...
Понятное дело, что при первом удобном
случае говорю им:
–
Ну, вы и животные!
Как
они обиделись, мать честная! Чуть ли не к
Начальнику Спасательной Службы хотели
идти с жалобой, как это инструктор,
понимаете ли, приличных людей животными
обозвать вздумал!
И
как я их ни убеждал, что слово это живое,
человеческое, с неким ласкательным
оттенком и при том вполне цензурное – ни
в какую. Обиделись! А с обиженным
отделением, что за удовольствие
работать?
И
вот настал наш день дежурить по лагерю. Я
самых обидчивых, естественно, на кухню
послал картошку чистить. Примкнувших к
ним – на склад снаряжения старые
веревки отбраковывать, а сам раскрыл,
взятую в библиотеке альплагеря, книжку «Петербургские
повести» и
читаю: «В именье помещика Тютькина, что в
Тверской губернии, заехал по дороге
домой его дружок и однополчанин, сосед
по имению помещик Финтифтиков, чему
Тютькин был рад ну просто несказанно. И
стал он обнимать своего старого
приятеля, и целовать в усы, и называть...».
Глазам своим не верю, но читаю: «...и
называть ЖИВОТНЫМ и всяко по-другому
исключительно ЛАСКОВО…!!!». И кто это, вы
думаете, написал? А великий русский
писатель Курочкин!
И
тут понял я, что оправдан в суде самой
высшей литературной инстанции перед
лицом своего заносчивого, но слабо-образованного
отделения! Не поленился я, вышел из своей
инструкторской каморки, быстрым шагом
прошел на «линейку», где возле мачты с
голубым флагом висела лагерная «рында»
– пустой газовый баллон со скальным
молотком, привязанным репшнуром, чтобы
не слямзили, и как ударю по ней от всей
души!
Двух
минут не прошло, как мое дежурное
отделение передо мной строем выросло.
Мордашки встревоженные. Глаза круглые –
«Что случилось?!». Поставил я перед
строем старосту отделения, девушку
красивую и потому особенно обидчивую, и
говорю ей:
–
Прочтите, пожалуйста, громко и с особым
выражением вот этот абзац из повести
знаменитого русского писателя
Курочкина...
Та
стала читать, а как до «ЖИВОТНОГО»
добралась, остановилась. Я говорю, мол,
вы как-то вяло, формально читаете, а
попробуйте эти замечательные строчки с
подъемом, с сердцем, от души произнести,
особенно вот эти слова о том, как один
помещик другого ласково называл, вот,
пожалуйста... Она поначалу в мою изощренную
издевку даже не врубилась, а ее коллеги
– тут же, и за милую душу стоят,
улыбаются и даже хихикают.
–
Так вот, – говорю я, – ваш инструктор
специально всю ночь не спал, искал
подтверждения тому, что слово «животное»
вполне легальное и обижаться на него не
следует. Понятно вам, животные вы этакие?!
А сейчас – марш по местам. Кто был на
кухне – те на склад. Кто на складе был –
те на кухню!
Славное
все-таки, помнится, было то, обидчивое
поначалу отделение, да и годы были
неплохие, что бы там о них сейчас ни
писали газеты. Может быть, и не вспомнил
бы я сейчас ту пору и друга моего Эрнеста
Степаныча – светлая ему память – если
бы в одной умной книге «Язык
телодвижений» не обнаружил одну цитату,
нужную мне для моей собственной работы,
посвященной шоу-бизнесу и адресованной
молодой студенческой публике: «Многим
людям трудно смириться с мыслью о том, –
пишет уважаемый австралиец Аллан Пиз,
автор многих бестселлеров, связанных с
механизмами человеческого общения, –
что человек – всего лишь ЖИВОТНОЕ, ХОМО
САПИЕНС, род приматов, существо,
лишившееся шерсти, научившееся ходить
на двух конечностях и обладающее живым
развитым мозгом. Как и другие животные,
мы подчиняемся общим биологическим
правилам, которые управляют нашим
поведением...».
«Замечательно
сказано, – подумал я, – браво, коллега!
Вот только не обидятся ли наши студенты,
наши «животные» на такое сравнение? На
эти академически верные, хотя, может
быть, в этом контексте и не такие уж, как
у Курочкина, живые и ласковые слова...
Животные – они ведь и есть животные,
особенно когда молодые!» – решил я и
вспомнил эту историю. Свою молодость.
Безенги. Друга Эрика. И железной рукой
переписал из книги Пиза его слова в свою
собственную работу.
2.
ВАС НЕ
ПОЙМЕШЬ, ТОВАРИЩ
ИНСТРУКТОР!
Давно
известно, что зимой и летом в горы
приезжает разная публика. В первую
очередь по
социальному составу. По материальному
положению. А, соответственно, по
привычкам, вкусам, манере поведения и
всему остальному. Горнолыжный спорт –
спорт дорогой, и в первую очередь – по
снаряжению. Лыжи, ботинки, палки,
комбинезон, даже очки – все это стоит
кучу денег, не говоря уже об оплате жилья,
подъемников, проблемах вечернего
времяпровождения... А альпинизм –
попроще, хотя и тут хорошо иметь
современный ледоруб, легкие «кошки»,
ботинки «Вибрам», газовую горелку,
непотеющую водоотталкивающую штормовку.
Сегодня всего этого добра в магазинах –
пруд пруди, были бы деньги... А тут еще
вдобавок к альпинизму, горнолыжному
спорту и скалолазанию новый вид спорта
появился – ледолазание, а там «свои
песни», как говорится. И в то же время
очень часто случается, что человек,
впервые приехавший в горы летом, «попробовавший»
рюкзака на крутой тропе и «отдавшийся»
мокрому спальнику при ночевке на
леднике, приезжает потом в горы зимой,
становится, кроме альпиниста, еще и
слаломистом. При этом бывает, что
попадает он к тому же инструктору.
Случайно или по предварительной
договоренности – всяко бывает!
Был
у нас такой инструктор Зинур. Молодой,
красивый, гибкий, курчавый «восточный
человек», гроза всех блондинок. И то, что
он был не традиционный ухарь-грузин, а
достойный сын великого казахского
народа, с нашей точки зрения только
украшало его, хотя вроде бы и нарушало
кавказскую монополию на
представительниц прекрасного пола.
Итак,
начало марта. В Домбае – праздник,
солнце, сверкают снежные склоны, вьются
на ветру разноцветные флажки слаломных
трасс, терпеливо ползут кресельные
подъемники, звучит музыка, фонтаны снега
взлетают из-под лыж мастеров,
кувыркаются новички – веселуха! И вот
летняя воспитанница инструктора Зинура
выходит на трассу и начинает «скоблить
склон» в «железном плуге», лишь
временами совершая поворот «методом
переступания»... При этом ноги она держит
не вместе, как полагается при нормальной
горнолыжной технике, а на расстоянии,
вдвое превышающем ширину плеч. Все
смеются, все довольны – это же
аттракцион! Однако надо знать, что летом,
при освоении альпинистской техники
хождения на «кошках» по льду или по
крутому гладкому фирну, команда
инструктора призывает участников как
раз именно к тому, чтобы держать ноги
шире, избегая зацепов «кошкой» за «кошку»
или за штанину наших широченных брюк.
Это известно и понятно почти для всех,
кто стоит на склоне. Инструктор Зинур,
увидя такое позорище, что было силы орет
в мегафон на пол - Русской поляны: «Лена,
Лена, сколько раз тебе говорил: уже ноги,
уже ноги, Лена, Лена, уже ноги…!!!». И тут к
Зинуру подъезжает Лена и возмущенным
голосом почти так же громко и обиженно
заявляет: «Да ну, вас не поймешь, товарищ
инструктор, все лето говорили – Лена,
шире ноги, шире ноги!».
Возможно,
что ее невольная шутка прозвучала
пошловато, но в тот момент, в той
обстановке, для понимающих людей, она
оказалась уместной и понятной во всех
горнолыжных тонкостях…
3.
ЧЕЛОВЕК С ДОБРОЙ ПАМЯТЬЮ
Фред,
друг мой далекий, как ты там поживаешь, в
своей Америке? Вспоминаешь ли те времена,
когда «бродили мы походами» по Кавказу,
Памиру, Тянь-Шаню? Фред, у нас сейчас все
как сумасшедшие, все вспоминают. И то,
что было, и, даже то, чего не было. Что ж
нам с тобой и вспомнить нечего? Про «Коммунизм»
я уже вспоминал. А про стену Восточного
Домбая с траверсом до Главного ты
помнишь?
И
чего мы туда поперлись, ты можешь
вспомнить? А просто так! Ради хорошей
кампании. И все у нас было. И были силы. И
стояла прекрасная погода. А потом,
приглашал в группу не кто-нибудь, а Гурий
Чуновкин.
Как отказаться? Еще обидится. В
следующий раз на сборы не возьмет. И
вообще… Чего не сходить на гору, на
первенство Ленинграда? Тем более, что
профсоюзного харча дают из расчета 2
рубля 52 копейки в день на человека. А это
уже – с собой не унести наверх. Надо
добирать шоколадом и оставлять внизу.
Правда, если ты помнишь, Фред, мы тогда «психанули»
и выписали на складе 800 грамм настоящей
черной икры! С ней потом неувязочка
вышла. Она была сначала в газету «Правда»
завернута и вместе с ней положена в
полиэтиленовый мешок. И в рюкзак. А на
рюкзаке потом сидели. На стене его
вытаскивали. В общем, перемешалась
черная икра с газетой «Правда», так, что
все ее есть отказались. А я сказал, что
мне, как работнику печати, это очень даже
кстати. И ничего, очень было даже вкусно…
А
как нам, вместо мяса живого гуся всучили?
Мы его еще собирались до Домбайского
перевала «своим ходом» ледорубами гнать,
чтобы не тащить в рюкзаке глупую птицу.
Но так, как резать гуся наверху
охотников не нашлось, внизу его зажарили
и даже раздели. Мне по жребию досталась
шея. Длиной с ледоруб. И такая же жесткая.
Было полное впечатление, что этот гусь
такой гордый был, что не разу ее не
сгибал. А еще я хорошо помню раннее утро,
перед выходом на стену. Туман. Полумрак.
Снежный цирк между Главным Домбаем и
Восточным – место мрачное. На половину в
камнях, ссыпавшихся с обеих вершин.
Подходим к скалам, а на них не
перебраться! Начало сентября. Жаркий
сезон был. Лед отошел от каменных плит
метров на пять – и не прыгнешь. Надо вниз
спускаться метров на 10-15, а там все
обледенело, и вода бежит ручьями,
мерзость… Плюс к тому, надо спешить –
над головой, где-то в середине стены –
висячий ледничок. Как на него упадут
первые лучи солнца, он оживает и валит
вниз глыбы льда. Не успеем уйти из-под
него – все будет у нас на голове. Помнишь,
еле вылезли из мокрого «рантклюфта» и
бегом наверх, чтобы не присыпало льдом.
Ну уж «бегом» по крутой скальной стене,
это, конечно, слишком, но что торопились,
как на поезд, это так.
Лезем,
упираемся, а я еще в верблюжьем свитере
под пуховкой, – жарко стало, пот глаза
заливает, раздеться надо, но как? Вижу
впереди скальный «козырек» нависает,
думаю – успею! Рюкзак скинул, лямку за
выступ, верх растянул, чтобы свитер с
пуховкой скинуть. Только стащил с себя
свитер, сверху как «шуранет»! Посыпалось!
Я голову с каской под скальный козырек.
Поток ледовых обломков за мной летит,
притихло все. Смотрю – у меня полрюкзака
льда насыпало! Нехорошо было, но
обошлось…
А
какой нас сюрприз на втором взлете ждал,
ты помнишь, Фред? Ни черта ты не помнишь.
Где тебе помнить, когда ты сам говоришь
– русские буквы забывать стал… Там, по
описанию, до Главной вершины – четыре «зеркала»,
четыре взлета и у каждого наверху –
площадка. Это важно, так как сам гребень
узкий, будто нож, сидишь верхом – одна
нога в одном ущелье, другая в другом. Но
весь путь – только вверх. По описанию. Ни
шага в сторону, ни шага вниз. Ты помнишь,
как мы после второго взлета к краю
площадки подошли… Мама родная! Провал!
Отвес! Вниз – метров 40. Откуда эта дырка
в гребне здесь взялась?! Потом
сообразили – после прошлогоднего
(1963 года – прим. ред.) Домбайского
землетрясенья. Отвалился кусок примерно
метров 40 на 100 и ушел в пропасть. Нам кто-то
внизу говорил о такой возможности, но мы
в толк не взяли. Что делать? Навесили
веревку, слава богу, что ее хватило,
только по линии отвеса пришлась она не
на гребень, а мимо, метрах в трех. Надо
пауком раскачиваться и цепляться за
выступы – удовольствие ниже среднего…
Но ничего – и спустились и вылезли.
Гурий тогда в полной силе был, никого
вперед не пускал, сам лез. Ну и ладно!
Помню,
как стояли мы на вершине. Даже какие-то
опустошенные внутренне. Очень много
горе отдали. А тут еще этот спуск
дурацкий. Помнишь? Все так и тянет вниз и
налево, на плато, ближе к дому, а туда
нельзя, там отвесы, надо вдоль гребня
лезть и со страховкой, и внимательно, ну
до чего противно, правда? Впрочем, тебе,
Фред, наверное было противнее всех, ведь
ты где-то там на плато пару лет назад в
ледовой трещине сидел, если мне память
не изменяет. Помню, что мы все активно
острили на этот счет, а ты всем своим
видом показывал, что шутки у нас
дурацкие… За это восхождение нам потом
на первенстве города какие-то значки
дали и бумажные грамоты. Помнишь? Ничего
ты не помнишь, Фред, но, слава богу, среди
твоих друзей есть еще люди с хорошей,
цепкой и доброй памятью!
4.
КОНЕЦ СЕЗОНА
Конец
сезона в горах – всегда событие
грустное... И сезона зимнего –
горнолыжного, и летнего, альпинистского,
– тем более. С каким-то особенным
надрывом и вполне искренней болью,
звучат в эти дни слова наших песен: «В
суету городов, и в потоки машин,
возвращаемся мы, – просто некуда деться…».
Или: «Лыжи у печки стоят, гаснет закат за
горой, месяц кончается март, скоро нам
ехать домой…». Это – традиция. Это –
ритуал. Это – незабываемо.
Другое
дело – начало сезона. В альплагере «Звездочка»
летний альпинистский сезон начинался
обычно в середине мая, с торжественно
объявляемого «Методического Сбора
Инструкторов». Практически, мы
занимались хозяйственными работами, –
отбраковывали на складе веревки,
штормовки, «кошки» и другое снаряжение,
таскали матрасы, осматривали и «актировали»
учебные скальные маршруты, проверяя, не
отвалилась ли за зиму та, или иная
зацепка, не откололся ли используемый
для страховки выступ, а на «большом
тренировочном камне» обычными вениками
прочищали маршруты от осколков
бутылочного стекла. У впавших в пьянство
участников соседней турбазы, была мода
бить пивные бутылки именно об этот
тридцатиметровый камень, возвышавшийся
посреди уютной лесной полянки… Кроме
того, на метод сборах мы читали и
обсуждали спецлитературу – «Анализ
несчастных случаев» предыдущего сезона,
документ серьезный и поучительный.
Любому
инструктору альпинизма следовало
помнить, что большинство несчастных
случаев происходит на спуске с вершины,
когда ослаблено внимание, и, вроде бы,
уже «все позади»… Что многие
неприятности происходят при переходе с
одного рельефа на другой: со скал – на
лед, со льда – на скалы, или снег… Что
значительный процент аварий дает на
нашем снежном Кавказе, именно лавинная
опасность, ледовые обвалы, коварные «закрытые»
трещины. Ну и плюс, как сейчас принято
говорить, «человеческий фактор».
Неправильный перерасчет времени.
Переоценка своих сил. Лихачество, а
иногда, наоборот – трусость…
Что
бы там сейчас не писали в газетах про
большевиков, но система подготовки
классных альпинистов в СССР была
разработана уникально…! И за многие ее
положения заплачено кровью… В тот
памятный, для меня год конец сезона
подкрался, как всегда, незаметно, как у
нас еще поется, – на «лисьих лапах»
подобралась золотая осень, обагрились
золотом леса, каким-то особенно
прозрачным и чистым стал воздух, группы
участников, одна за другой, уходили
через Клухорский перевал в Сухуми. В
душе разливалась грусть…
Между
альплагерями Домбайской поляны в те
годы существовали официальные
соревнования: по скалолазанию, например,
или по спасработам, и были еще
соревнования негласные – у кого лучше
повар, где поновее снаряжение и вкуснее
шашлыки. По шашлыкам чемпионом был,
конечно же, «Алибек». Перед входом в
лагерь, прямо возле дороги раскинул свое
заведение веселый армянин дядя Яша.
Заведение, то бишь шашлычная, состояла
из ларька, он же склад, он же спальня,
хорошего, просторного крепкого
деревянного стола, профессионального
мангала с углями, дырочками и шампурами
и большой (дяде Яше прямо по горло) бочки
с солеными огурцами и помидорами –
совершенно замечательного спецпосола.
Дядя Яша получал от альплагеря «за так»
электричество и потому инструкторов
всегда обслуживал вне всякой очереди,
более того, шашлыки у инструкторов были
длиннее, вкуснее и мягче, чем у рядовых
участников лагеря. А когда дядя Яша
запускал в бочку свою натруженную на
рубке мяса, волосатую лапу, и говорил: «Ну
на счастье, что попадется!» – то
инструктору попадался всегда увесистый
помидор, а участнику – средней величины
огурчик... И все были довольны, понимая,
это субординация, или каждому – свое.
Но
вот наверх, в «Алибек», пришел слух, что
внизу, в «Звездочке», тамошний начуч ЗМС Е.А.
Белецкий в честь конца сезона закатил за
счет лагеря потрясающий банкет с
шашлыками, сухим вином и песнями,
практически до утра. Это был вызов, и
альплагерь «Алибек» принял его. Дядя Яша
получил деньги и строгий наказ, срочно
привезти из Кисловодска в избытке
достойного алибекских
инструкторов, мяса. И выпивки,
разумеется.
К
алкоголю в альпинизме, вообще говоря,
относятся сдержанно, но многие помнят,
что для окисления известной молекулы ЦЕ-два,
АШ-пять, точка – пять АШ-два-О, требуется
большое количество кислорода. Так что с
некоторой точки зрения, потребление
алкоголя сродни обычному в горах
кислородному голоданию и может
рассматриваться, как тренировочный
процесс. Особенно в конце сезона...
Шустрый дядя Яша вскочил на свой
мотоцикл с коляской, оглушительно
газанул на пол-ущелья и... исчез. Время
шло, дни летели, как золотые листья с
берез, а ни дяди Яши, ни шашлыков не было.
Более того, выяснилось, что в лагерной
бухгалтерии нет нашей зарплаты! И мы
вместо денег получали только «железные
обещания» выслать деньги никак не позже
Нового года... Нет, конечно, тогда, как
сейчас, все-таки, не воровали, в
альпинизме, по крайней мере, и мы
понимали, что зарплату нам, в конечном
итоге, вышлют, но... дорога ложка к обеду!
А впереди – Сухуми! И мы решили – ждать,
стоять до последнего. Мы натаскали
матрацев в просторную Учебную часть,
запаслись бензином для примусов, и, так,
как кухня уже не работала, объединили
все продукты «случайно» задержавшиеся в
наших рюкзаках за три месяца
инструкторской работы. И поняли, харчей
столько, что до Нового Года мы здесь
и так проживем. В том смысле, что
будем стоять, то есть лежать, – до победы.
Стоять и лежать с нами до победного
конца мужественно согласились
несколько отважных наших воспитанниц.
Плюс к этому у нас была еще и гитара. И
вот на третий или четвертый день, ближе к
ночи, нас, что называется «прижало».
Выяснилось, что на исходе горючее, то
есть и бензин и, простите, водка. А за
окном, как говорят, валом валил мокрый
пушистый снег и завывал холодный ветер...
Солнечный Сухум в сознании начинал
меркнуть, – могли закрыть Клухорский
перевал...
Но
тут прошел слух, что тайно, «тихой сапой»
домой в свой ларек пробрался негодяй –
Дядя Яша. Гневу нашему не было предела!
Тут
же был организован карательный отряд...
Прошло около часа. Дверь в учебную часть
распахнулась. На пороге ее стоял Старший
инструктор, Командир отряда, Почетный
Мастер Спорта – не помню фамилию – в
овчиной дохе с капюшоном, припорошенным
тающим снегом. Под дохой, на голое тело у
него были одеты видавшие виды штормовые
брюки, а из нагрудного кармана и двух
боковых торчали 4(!) бутылки водки,
емкостью в ноль-пять литра, потому, что
большего разлива тогда, при большевиках,
не делали. Оказалось, что все было не так
просто. Хитрый Яша забаррикадировался в
своем ларьке, ни на какие переговоры не
выходил и делал вид, что его нет... Тогда
Старший Инструктор, Командир отряда,
Почетный Мастер Спорта, – фамилию не
помню, – пошел к бульдозеристу Лехе и
разбудил его. Тот понял ситуацию, завел
бульдозер, подъехал к Яшкиному ларьку,
стоявшему на самом берегу реки
Тибердинки, и ревя двигателем, стал
раскачивать этот «скворечник», угрожая
сбросить его в ревущий горный поток...
Шашлычник перепугался еще больше,
видимо, от этого протрезвел, и тихим
голосом спросил, а что, собственно, вам,
ребята надо?... Ему объяснили, он открыл
форточку. На самом деле бутылок водки
было 5 – одна пошла на оплату труда
бульдозериста Лехи, который в ведре
притащил нам еще и остатки помидор из
Яшкиной бочки… И пир пошел с новой силой.
Мы вспороли и вывалили на сковородку
последние банки тушёнки, рассыпали по
одеялам, служившим нам «дастарханом»
печенье с конфетами, вскипятили
последние остатки чая…
Банкет
удался на славу! Мы так громко и отчаянно
орали свои песни, что к утру в
бухгалтерии как-то сами собой нашлись
для нас деньги. А на оказавшемся, по
счастливой случайности, свободном
грузовике, верный друг, бульдозерист
Леха, доставил нас почти к самой высшей
точке Клухорского перевала… Нам
оставалось пройти только по берегу
озерка, после чего, путь шел вниз и
только вниз, до самого синего в мире –
Черного моря. Леха проводил нас до этой
точки, и даже дал каждому из нас
дружеского пинка – пониже спины – чтобы
нам быстрее спускалось… А тут и дождь со
снегом прекратились. И выглянуло
ласковое кавказское солнце…
Это
давно замечено, если ты хорошо поработал,
получил зарплату, устроил банкет,
прилично выпил вечером и ночью, спел
массу своих любимых песен, то наутро
жизнь в окружающем мире как-то
налаживается сама собой и снова над
твоей головой светит солнце, и ветер
разносит темные тучи…
|
