Альпинисты Северной Столицы

ПРЕДЕЛ УСТРЕМЛЕНИЙ

 О, горные орлы, что вас влечет сюда,
где снег в любое время года?
Расул Гамзатов

 Очень интересными оказались наблюдения над местными видами животных, обитающих зачастую весьма значительным «высотным потолком».

Альпинист сэр Дж. Хант видел на высоте 7.900 м летящих птиц, а летчики наблюдали их даже на высоте 9.000 м. На высоте 7.500 м могут жить пауки, питаясь тем, что занесет ветер. Иногда сюда же добираются зачем-то снежные барсы, очевидно лишь для того, чтобы не уступать в этом отношении людям. В.И. Рацек отмечает в своей книге «Загадка снежного человека», что при восхождении на пик Ленина он и его спутники видели на высоте 7134 м отпечатки лап снежных барсов. Но барсы натуральные, как исчезающий вид, все менее и менее оставляют свои следы. Не то, что альпинисты («снежные барсы»), количество которых только увеличивается и поэтому им не грозит оказаться занесенными в «Красную книгу».

Э. Хемингуэй упоминал в своем известном рассказе об иссохшем мерзлом трупе леопарда, лежащем почти у самой вершины западного пика Килиманджаро (5.895 м). Что его туда занесло, так и осталось невыясненным.

Однако установлено, что выше 5.000-5.500 м нет постоянно обитающих животных. В Вогезах, на скалах Гибралтара, в Тибете живут «снежные обезьяны», хотя температура там иногда доходит до —20°. На высотах от 4.500 до 6.000 м могут встречаться пищухи, на 5.200 м — волки, горные козлы. Антилопы канны поднимаются иногда до 4.600, буйволы, гиеновые собаки — до 5.000 м.

Стали разбираться, за счет чего отдельные животные оказываются такими приспособленными к недостатку кислорода? Оказалось, что в крови горных козлов, собак и птиц в два раза больше миоглобина (красного пигмента мышц), чем у домашних. Это позволяет горным видам сохранять высокую активность, для человека мы бы сказали — работоспособность. «Никакой карниз, никакой скат, никакая щель не задерживают горного козла. Пропасти и щели в 5 — 6 м шириной он перепрыгивает легко и свободно, даже не приостанавливаясь в своем беге... По каменным осыпям, по которым мы пробираемся с большим трудом, медленно и осторожно, тщательно рассчитывая каждый шаг, козлы бегут полным ходом, словно по гладкому месту». Эта выдержка взята из редкой книги В. Шнитникова — «Звери Казахстана» (Алма-Ата, Казахское объед. госизд-во, 1942).

Очень интересную гипотезу выдвинул советский исследователь П.А. Коржуев. Он разделил всех животных, обитающих на больших высотах, на живущих там постоянно и животных равнины, попадающих туда на ограниченное время (например, овцы, козы, коровы, пригоняемые на высокогорные пастбища). Именно у первых — аборигенов можно наблюдать признаки, отсутствующие у вторых. В частности, П.А. Коржуев обратил внимание на сильно развитый скелет у такого чисто горного обитателя, как архар. На долю костного мозга у него приходится до 7,6% веса тела, в то время как у равнинных видов эта величина колеблется от 1,5 до 3%.

Как известно, у архаров имеются мощные рога, но только у тех, которые живут на больших высотах (в отличие от предгорных архаров). Выдвигается предположение, что в данном случае рога не являются турнирным оружием в борьбе за самку, как это принято считать. Оказывается, в рогах архаров и содержится как бы «дополнительный» костный мозг, помогающий им не только проживать, но и весьма активно жить на высоте — быстро бегать, прыгать.

Теория красивая, но против нее имеются и некоторые возражения. Такие животные, как ламы, также хорошо себя чувствуют на высоте, но они лишены рогов. Выяснилось, что у них имеются иные механизмы адаптации: гемоглобин крови более жадно соединяется с кислородом, чем у других видов. Но не все так просто, ибо если бы дело сводилось только к составу крови, то изучать уже было бы нечего. Проблема значительно шире.

Таким образом, отдельные виды животных имеют скорее специфические экологические, чем альпинистские качества, вариантов которых, уже опробованных природой, весьма много.

НАЙТИ СЕБЯ

Теоретически наиболее хороших восходителей можно было бы готовить из постоянных жителей высоты. Но вот что интересно. Как отмечает А. Кузнецов (ссылка) («Горы и люди». М., «Молодая гвардия», 1970): «существует, видимо, общая для всего мира закономерность — среди горцев альпинисты не рождаются.

Исключение составляют шерпы в Гималаях и сваны на Кавказе».

Немногочисленные шерпы, что значит «люди с востока», проживают в районе, окруженном частью Главного Гималайского хребта. Их всего около 100.000. Здесь не редкость, когда пастухи поднимаются с яками и овцами на горные луга на высоте 5.500 м. Выполняют они, как правило, обязанности проводников-носильщиков. Это, как отмечал шерпа Тенцинг, настолько естественно, что со временем ноша становится все равно, что частью тела. Сейчас покоритель Джомолунгмы, которому под семьдесят, все еще продолжает водить экспедиции. Он же является и президентом ассоциации носильщиков-альпинистов в Дарджилинге. Именно здесь формируются экспедиции, причем в строгой очередности.

Для маленького народа шерпов, о которых все путешественники и спортсмены отзываются как об очень сердечных людях, умение находиться там, где могут быть лишь немногие, является предметом национальной гордости. Очевидно, рядом с такими горными исполинами не могут жить мелочные люди, не имеющие большой духовной силы, люди, духовно не слившиеся с горами.

Гималаи представляют в распоряжение альпинистов ведь не только всем известную Джомолунгму (Эверест). Есть еще и Чогори (8.611 м), Канченджанга (8.585 м), Лхоцзе (8.501 м), Чо-Ойю (8.153м), Манаслу (8.128 м), Нангапарбат (8.126 м), Гашербрум (8.035 м) и др. Обилие восьмитысячников обусловливает множество вариантов. А всего в Непале насчитывают 32 пика, существует даже специальное министерство туризма, учитывающее очередь жаждущих приобщиться. Она уже расписана до 1990 года.

Когда около трех десятков лет шерп Тенцинг и новозеландец Хиллари достигли высочайшей точки земного шара, мало кто представлял себе диапазон возможного. С тех пор свыше сотни альпинистов уже побывали на высоте 8.848 метров. Теперь начат новый отчет побывавших там не весной или осенью, а зимой — в несоизмеримо более трудных условиях. Впервые это удалось в феврале 1980 года польским альпинистам (Лешек Чихы и Кшиштоф Велицкий). (Но самое опасные условия в Гималаях – период муссонов1/. Первое соло в альпийском стиле на Эверест в период муссонов совершил Рейнхольд Месснер в августе 1980 года. Оно было совершено в тактике абсолютного соло, без кислородного прибора и других технических средств – Месснер отказался не только от скальных крючьев, но и от веревки… Но главная новизна этого восхождения – муссонный сезон, то есть время, немыслимое для восхождений в Гималаях…! До сих пор никто не решился повторить!… Читайте книгу Р. Месснера «Хрустальный горизонт»: М., «Планета», 1990. – Прим. ред.).

Как и шерпа, жителя Сванетии (Грузия) нельзя представить себе вне гор. Они рождаются здесь, охотятся, там же сванов и хоронят. На душу населения здесь приходится, пожалуй, больше, чем в других местах, мастеров спорта по альпинизму. Лучшим среди них был легендарный Михаил Хергиани. Владимир Высоцкий писал о нем: «Если в вечный снег навеки ты ляжешь, над тобою, как над близким, наклонятся горные хребты самым прочным в мире обелиском». К сожалению, так и получилось.

Но если вы и ваши друзья не родились в горах, то кому же легче, а кому тяжелее, исходя из особенностей строения тела, стать восходителем?

Антропологически альпинисту желательно быть худым. Когда в 1973 году в СССР тренеры отбирали сборную для подготовки к восхождению на восьмитысячник в Гималаях, выяснилось следующее. У 36 кандидатов мужчин средний рост оказался 173 см, средний вес 75 кг, средний у этого числа людей размер обуви — 42,5. По сравнению с ростом спортсменов в других видах спорта, а также на фоне всеобщей акселерации рост альпинистов высшей в нашей стране квалификации весьма и весьма скромен.

С конца 1981 года в Москве функционировал Гималайский комитет, объединявший представителей ведомств и организаций, принимавших участие в подготовке нашей первой экспедиции в мае 1982 года на «третий полюс». Здесь считаю нужным напомнить, что много сил в свое время вложил в организацию этой экспедиции Рем Викторович Хохлов — тогдашний ректор Московского университета (МС СССР, академик, член ЦК КПСС – прим. ред.). Тогда и был намечен первый вариант сборной команды Союза, а в окончательном варианте было отобрано после всесторонних исследований шестнадцать кандидатов, а также утвержден вспомогательный состав. Оставшиеся — это следствие всесторонних проверок, ибо, чем больше предварительных испытаний, тем меньше субъективизма, без которого, однако, полностью обойтись еще ни кому не удалось. А в республике наша Лаборатория высокогорных медико-биологических исследований включилась в разработку некоторых научно-практических вопросов подготовки этой экспедиции, в частности испытания ряда средств профилактики и лечения горной болезни, ускорения восстановительных процессов и повышения работоспособности. И тренировки — предгималайскую проверку — сборная проводила в горах Таджикистана, причем не только люди, но и снаряжение (палатки, кислородное оборудование; пища, напоминающая по калорийности космическую). Кстати, условия высокогорий Памира испытывали на своих организмах и участники предстоящей нашей экспедиции на Южный полюс (или через Северный полюс до берегов Канады).

Тучным всегда тяжелее, чем худым. В особенности это проявляется на высоте. Излишний вес усугубляет кислородный запрос организма, способствует большему изнашиванию всех функциональных систем. Кстати, памирцы в Таджикистане, как и горцы повсюду, как правило, худые. Мы тоже все худели, выезжая в горы. Причем не только те, кто активно поднимался с ношей ввысь от базового лагеря, но и те, что «пассивно» жили в нем постоянно. Описаны случаи, когда альпинисты, жившие по 6-7 недель на высоте 6.095 м, теряли в весе от 13 до 22 кг. Особенно заметное падение веса происходит в начальный период адаптации. Но все обычно нормализуется после возвращения на равнину. Жир все-таки нужен, иначе нечему сгорать.

В опытах на животных установлено, что на высоте в организме происходит уменьшение количества жира и воды. Предполагается, что жир используется в качестве источника энергии. Московский физиолог профессор Ф.3. Меерсон отмечает, что, наряду с исчезновением части жировой массы и потерей воды, адаптация к Гипоксии (недостаток кислорода в организме) сопровождается также распадом белков.

Возвращаясь к внешней характеристике участников нашей экспедиции, укажу, что большинство из них было весьма умеренного роста. Естественно, кого не было, так это излишне «сдобных».

Это все, так сказать, в физическом плане. А в психологическом, как поведал ответственный в то время за соответствующую подготовку наших «гималайцев» М.А. Новиков, всем им оказались присущи такие качества, как упорство и настойчивость, обостренная интуиция и убежденность в успехе предстоящего дела, самокритичность. И, в общем-то, неудивительно. Психолог также отметил у них сочетание упорства и — неожиданно — чувствительных черт. Вопрос, в котором еще предстоит разобраться. Возраст кандидатов колебался от 30 до 40 лет, а наилучшим признан 35-37 лет. Это именно тот период, когда спортсмен уже обладает специальной выносливостью, сочетает опыт с высокими физическими и моральными качествами. Я бы сказал — максимально насыщен коллективизмом в действиях и терпимостью ко всему.

Как теперь всем известно, одиннадцать советских спортсменов — участников 25-й по счету экспедиции, штурмовавшей эту вершину, причем четверо из них в ночное время, — в весьма неблагоприятных условиях поднялись за шесть дней на Эверест. То есть на высоту 8.848 метров, а, если совсем точно, 8.848±2,44 метра. А один из этих одиннадцати — Владимир Балыбердин — даже и без кислорода.

Это так просто пишется: в ночное время. А ведь дело даже и не только в темноте, а в том, что, как установили специалисты, от двух ночи до пяти утра наш организм в силу определенных биоритмов наименее работоспособен.

Выяснилось, что не все участники, даже пройдя специальные тренировки, хорошо перенесли столь предельную для организма высоту. Сошлюсь при этом на первого из советских покорителей Эвереста: «Организм вошел в ритм какого-то безразличного состояния, когда непонятно — то ли он будет работать бесконечно, как вечный двигатель, без притока внешней энергии, то ли внезапно откажет в совершенно непредвиденный момент. Казалось, что в палатку я вполз на самом последнем пределе. Но где этот последний предел? И что после него? Пожалуй, никогда за свою альпинистскую жизнь я не был так близок к концу. И до сих пор не могу толком понять, в чем причина, где ошибка...».

А итоги, кроме спортивных и моральных побед?

Как заявил руководитель экспедиции доктор физико-математических наук и мастер спорта по альпинизму Е.И. Тамм — это и проверка кислородного оборудования, палаток, которые до гор испытывались в аэродинамической трубе при скорости воздушного потока до 40-60 метров в секунду; рюкзаков, страховочных поясов, гетр, утеплителей, штурмовых лестниц, специальных рационов питания. И выяснение условий: сколько необходимо организму кислорода из занесенных баллонов, и обработка результатов проведенных геологических и медицинских наблюдений... А вот с чем я не могу согласиться, так это с ответом Е. Тамма на вопросы журнала «Наука в СССР» (1983, № 1). Тогда глава нашей экспедиции заявил: «Так, врачи запретили одному из опытнейших альпинистов Эдуарду Мысловскому подниматься выше 6 тысяч метров, а он смог «обойти эти ограничения» и вместе с Владимиром Балыбердиным взойти на вершину, что лишний раз говорит о больших (почти не предсказуемых) возможностях человеческого организма».

Но, во-первых, врачи были правы и случай с Мысловским лишь по счастливому везению не закончился трагично. Во-вторых, не надо гордиться «победой над врачами. Выше я уже приводил слова В. Балыбердина, что за всю его альпинистску16 деятельность он, пожалуй, не был так близок к концу. А ведь этот спортсмен моложе и физически выносливее Э. Мысловского. Добавлю к этому и слова знаменитого горовосходителя Ханта: «На Эвересте нет победителей, только уцелевшие». В-третьих, я согласен лишь с тем, что врачи пока не могут учесть опыт и волевые качества спортсмена, а в активе Мысловского они колоссальны. Надо приветствовать моих коллег, что они максимально стараются определить «запас безаварийности» спортсмена.

Отнюдь не случайно в числе награжденных орденами и медалями СССР участников и организаторов этой экспедиции не только спортсмены (Владимир Балыбердин и Эдуард Мысловский удостоены ордена Ленина), но и тренеры, врачи, специалист по питанию_? швея-мотористка, портниха, обувщик.

НЕЗАРАЗНАЯ БОЛЕЗНЬ

Восточный писатель, перс по происхождению, Ибн Хордабех, написавший свою «Книгу путей и государств» в конце IX века, приводит следующее описание одного горного маршрута в районе современного Куляба. «Тюрки, называемые шикина, снаряжаются в городе Хутталян. Затем они направляются в горы по берегу большой реки (река Вахш — Л.Э.), но никто не в состоянии подняться на эти горы, кроме специально подготовленных и привычных к этому делу молодцов».

В гористых местностях население уже давно знало и по-разному называло горную болезнь и сопутствующие ей состояния, связывая это с ядовитым воздухом, источавшимся из трещин. Так, в Южной Америке — «сороче», «вета», «пуна», в Средней Азии — «тун», «тутек», в Гималаях — «бишкахава». Степные монголы были убеждены, что «сур» («сила земли») возникает от запаха травы, выросшей по заклятию нечистого духа.

Крупный исследователь этой проблемы профессор М.М. Миррахимов указывает, что у таджиков можно встретить упоминание об «удушье, захватывающем дыхание» — «дам гири», наблюдаемом в горах. «Дам гири» понимается и как дурная или вредная гора, а «дам гирифма» — гнилой запах. Приведенное М.М. Миррахимовым толкование неточно. В таджикском языке «дамгири» означает отдых, привал, что, естественно, далеко не всегда идентично болезненному состоянию. Словосочетания «дам гирифма» вообще нет, имеется лишь «дам пирифтан», но оно означает отдохнувший, вдохнувший. Удушье, на которое ссылаются в ряде работ, по-таджикски будет «дик,и нафас», «на-фаетанги», «гирифти нафас». На Памире горная болезнь из-за отсутствия кислорода именуется как «ту-так», «тутак задан», или как угар — «самос задан».

Дело, конечно, не в семантических спорах.

Горная болезнь возникает не обязательно на больших высотах (4.600-5.500 м), а и значительно ниже (1.500-2.500 м), когда уже учащается дыхание. А еще выше — происходит не только учащение, но и извращение ритма сердечной деятельности, появляются признаки декомпенсации в виде синюшности, отеков конечностей и легких. Отсюда следует, что при горной болезни поражается ряд систем организма: нервная, дыхательная, сердечно-сосудистая, эндокринная, выделительная, органов пищеварения.

По поверью, бытовавшему ранее в Киргизии, на вершинах гор живет злой дух женского пола – тутек. Одержимый ею заболевает горной болезнью. По тому же поверью, спастись можно только заклинанием и произнесением непонятных слов, лишь бы они были подобраны в рифму. Однако, как остроумно было замечено еще в 1881 году А. Фетисовым, «иногда дева жертвует своей стыдливостью и упорно продолжает мучить свою жертву».

Если одна дева поставляла свои жертвы терапевтам, то другая... специализировалась на травматологии. Сидя на высокой горе, по поверью жителей Северной Италии, чудесной красоты фея притягивает к себе восхищенные взоры. Если же кто-то попытается дотронуться до нее, то с осыпи его неудержимо влечет вниз. Фея сама страдает от того, что ей запрещена любовь. Поэтому она горько плачет; ее слезы падают на землю и прорастают в виде белых цветов — эдельвейсов. Но так как эдельвейсы растут в Европе только на опасных горных склонах, то они тут являются зачастую причиной травм или гибели неосторожных.

В наших местах таковой, как говорится, не водится, и мы спокойно рвали и любовались на вид такими невинными эдельвейсами.

Но вернемся к горной болезни. Ее описывали и венецианский купец Марко Поло (1298), она поразила в свое время Акосту в Перуанских Андах. По существу, в записках всех путешествовавших в горы и, в частности, в горах Средней Азии, упоминается эта болезнь, в частности, в записках П.П. Семенова-Тянь-Шанского (1858, 1867), А.П. Федченко (1871), Н.М. Пржевальского (1873), И.В. Мушкетова (1877) и др. Следует признать, что мы до настоящего времени не знаем в деталях всех ее проявлений. А самый лучший способ лечения, несмотря на все успехи фармакологии,— спустить, пока не поздно, пострадавшего вниз.

Эта болезнь незаразна, но от нее трудно уберечься неподготовленному организму как человека, так и животных.

Как на курьез могу сослаться на доклад доктора Мануэля Фон-и-Торне, сделанный на Международном конгрессе альпинистов в Париже в 1900 году, «Несколько соображений о горной болезни». Сводились они к тому, что на высоте постепенно происходит малокровие спинного мозга, лечение от которого самое простое — выпить рома или коньяка. По другому рецепту, с головокружением в горах можно бороться питьем козьего молока или теплой крови серны. Доктор явно основывался на так называемой механической теории Галлера (была предложена в 1761 году) об отливе крови от внутренностей и мозга на высоте. Теория неверна хотя бы потому, что жидкости не сжимаемы и падение барометрического давления отражается на всем организме, а не на избранных органах. Сейчас эта теория имеет лишь исторический интерес. Горную болезнь объясняли и наличием в воздухе удушливых газов.

Выдвигались и другие причины возникновения этого заболевания. Впервые горная болезнь была упомянута еще в 1540 году врачом и профессором физики в Цюрихе Конрадом Гесснером, поднимавшимся в горы. Через пятьдесят лет иезуит Акоста, сопровождавший испанскую армию в Кордильерах, писал о том, что воздух на больших высотах «становится таким нежным и тонким, что не может приноровиться к человеческому дыханию». Очевидно, ему и принадлежит термин «горная болезнь».

Затем в дело ввязались химики. Здесь и наши знакомые по школьным учебникам. Лавуазье подчеркивал необходимость кислорода для дыхания. В 1777 году он опубликовал «Эксперименты по изучению дыхания животных и изменения, которые претерпевает воздух при проникновении через легкие». Другой ученый, опять же знакомый из курса химии, Гей-Люссак, сам поднимался на аэростатах до высот 4.000 и 7.016 м. При этом отметил только незначительное влияние (? — Л. Э.) высоты на организм.

По теории Роберта Бойля, горная болезнь возникает из-за образования вследствие быстрого разрежения в крови и тканях пузырьков газов, разрывающих сосуды и ткани. А по теории Дюфура (1874) — от переутомления при подъеме, накопления в мышцах кислых продуктов.

Но постепенно, отбросив все частные причины, ученые пришли к выводу, что возникновение горной болезни связано не с одним каким-либо фактором, а является сложным патологическим процессом. Еще в 1786-1787 годах французский ученый Соссюр, испытавший на себе горную болезнь при восхождении на Монблан, определил, что все дело в недостатке кислорода на высоте. Позднее с несомненностью было доказано, что причина лежит в наступлении кислородного голодания из-за пониженного парциального давления кислорода во вдыхаемом воздухе.

Установлено также, что определенную роль в развитии горной болезни играет и недостаток углекислоты (гипокапния).

По самым последним сообщениям, при быстром подъеме в горы меняется характер свертывания крови, а это, в свою очередь, ведет к образованию «микротромбов» в капиллярах. Если же такие «тромбы появляются в головном мозге, то отек и повышение в ну три мозгового давления вызывают головную боль, тошноту и другие симптомы горной болезни.

НА ВОЛЮ, В...

Как я уже указывал, мы проводили свои исследования на органах животных. Полученные результаты, о которых упомяну ниже, конечно же, можно лишь с оговоркой перенести на человека. А затем? Надеюсь, читатели не ожидают, что в плане наших будущих экспедиций планируется умерщвление альпинистов и изучение их внутренних органов. Но жизнь — наш величайший экспериментатор — поставляет врачам такой материал, хотим мы этого или нет.

В те годы, когда сочетание альпинизма и научны* исследований было редкостью или просто невозможно, влияние на организм недостатка кислорода изучалось при помощи аэронавтов. В 1874 году Кроче Спинелли, Сивель и Тиссандье поднялись на аэростате до высоты 8.600 м. Двое первых погибли. Тиссандье спустился на землю в глубоком обмороке.

В 1934 году на территории СССР опустился субстратостат «Барк фон Зиксфель», поднимавшийся уже до 11.000 м. В нем оказались тела двух аэронавтов — Иеренка и Маяуха. Вскрывал трупы наш крупнейший патологоанатом А.И. Абрикосов и нашел у них признаки удушья. Помню также из своей детской довоенной коллекции три квадратных марки, выпущенные в 1934 году в память о П.Ф. Федосеенко, А.Б. Васенко и И.Д. Усыскине, погибших на стратостате, достигшем высоты 22 тыс. метров.

Симптомы горной болезни наступали у аэронавтов на значительно большей высоте, чем у альпинистов при восхождениях. Дело в том, что подъем у первых производился при относительно незначительной физической нагрузке. При этом как бы выпадала или почти исключалась часть сложно Действующих на организм факторов высокогорья. Кроме того, полеты эти были непродолжительны по времени, да и заканчивались нередко трагически.

Человеческая мысль искала более безопасную замену горному климату. В тридцатых годах XIX века был построен «воздушный колокол», под который мог поместиться человек. Оказалось, что разрежение воздуха оказывается на дыхании, пульсе и мочеиспускании. Одним из первых в России врач М. Жирмунский еще в 1885 году добивался в барокамере разрежения воздуха до 434 мм ртутного столба (это соответствует высоте приблизительно в 4.400 м). При этом он вначале наблюдал появление неприятного ощущения в ушах, затем головную боль, усталость, сонливость, мышечную слабость, вздутие живота, посинение, ухудшение зрения.

Постепенно барокамера вытеснила аэростаты. Однако нельзя было закрыть глаза на «минусы» таких исследований: опыты не могли быть продолжительными, такие условия, как частые перепады барометрического давления, скорость движения воздуха, его влажность, электрическое состояние воздуха и почвы, интенсивность ультрафиолетового и инфракрасного излучения не могли быть достигнуты и имитированы в барокамере.

Но было бы абсолютно неправильно зачеркнуть все то, что исследователи достигли благодаря опытам в барокамерах. В частности, снабженные весьма сложной аппаратурой, которую пока еще не удается поднять в горы, эти устройства позволили выявить психофизиологическое состояние человека при недостатке кислорода. Другой их плюс — это то, что, оставаясь за пределами камеры, экспериментатор мог правильно оценить состояние подопытного; в горах же все г этом отношении равны.

Оказалось, что на высоте 7.500 м в барокамере человек уже с трудом следит за пультом управления и секундной стрелкой. Описан случай, когда ученый при подобных условиях опыта впал в полубессознательное состояние, а его ученик лишь смеялся, глядя на него. Дело тут не, в их личных взаимоотношениях а в наступлении состояния, напоминающего алкогольное опьянение: ослабление внимания, притупление бдительности, неконтролирумые поступки, речевое возбуждение, головная боль, мышечная слабость, нарушение координации движения.

Налицо упрощение психического облика, а веселое настроение может смениться сварливостью или даже драчливостью, различными агрессивными взрывами. Экспериментально установлено, что время, необходимое для выполнения летчиками и курсантами истребительной авиации элементов операторской деятельности на высоте 7500 м, возрастает. Параллельно увеличивается и число ошибок. Люди, даже находящиеся 9 условиях смертельной опасности из-за недостатка кислорода, не стремятся что-либо изменить в этой ситуации.

К крупному исследователю этой проблемы Баркрофту пришла жена в то время, как он, по условиям аутоэксперимента, находился уже пятый день в барокамере. Когда она, благодаря переговорному устройству, поинтересовалась «высотой подъема», то муж ответил, что раньше было 5.485 м, а теперь 4.570 м, но «что, в конце концов, это не имеет никакого значения». Эксперимент, ввиду несоблюдения заданного режима, пришлось прекратить.

В первую мировую войну, когда самолеты были, с нашей нынешней точки зрения, примитивными, и кабина не изолировала летчика от окружающей среды, один из них на высоте, 5790 м приветствовал самолет противника и не завязывал с ним бой, несмотря на упорное желание второго пилота сразиться. Можно привести еще ряд аналогичных примеров, случавшихся с летчиками, альпинистами при экспериментах в барокамере.

Академик Николай Николаевич Сиротинин, крупный специалист в области горной физиологии, еще в 1929 году указывал, что одним из первых проявлений горной болезни является изменение психики. Он же писал: «Мы много раз испытывали состояние горной болезни на высотах 5.000-6.000 м и много раз ощущали болезнь высоты в условиях барокамеры на «высоте» 7-8-9 тыс. м, когда наступает угнетение психики. Психика при этом как бы перестраивается, возникают новые ощущения, которые трудно поддаются описанию. Это сумеречное состояние, когда трудно удерживать свое «я», когда теряется чувство действительности. В это время, особенно в горных высотах, хочется лечь и ничего не делать, причем эта адинамия доставляет большое удовольствие».

Альпинисты, побывавшие на больших высотах (восьмитысячники), описывали слышавшиеся им голоса, видения, разговаривали с отсутствующими товарищами, которые, как им казалось, были рядом. Так что точен Илья Фоняков: 

Слышал я: в краях высокогорных,
Где весьма разрежен кислород,
Где на каменных, нерукотворных
Бастионах блещет вечный лед,
Высшее блаженство — эйфория —
К путнику приходит иногда,
И, заметив это, все другие
Говорят: «Внимание, беда!»

 Для условий барокамеры даже была выработана шкала: на «высоте» 1-3 км — повышенное настроение, 4-5 км — нарушение психических реакций, снижение способности к самокритике; 5,5-7 км — утрата работоспособности; 8-9 км — потеря сознания. Но эти показатели не для всех. Обследование многих сотен людей в барокамере позволило советскому ученому В.Б. Малкину подразделить их на четыре группы в зависимости «от высотной устойчивости». К первой группе отнесены те, кто хорошо переносил недостаток кислорода длительное время; представители второй быстро «скисали» на «высоте», соответствующей 5.000 м, правда, затем их умственная работоспособность восстанавливалась. У оказавшихся в третьей группе указанные расстройства возникали не в начале, а в конце опыта. Но есть и четвертая группа, представители которой и получаса не могут провести на высоте 5 км. К счастью, среди здоровых людей таких набирается не более 3%. В Киргизии овец теперь стали пропускать через барокамеру, чтобы выявить устойчивых к высоте и лишь их использовать в селекционной работе. Отдельные люди могут в барокамере достигнуть «потолка» в 9.000 м. Так что отнюдь не роскошь смонтированная недавно в одном из сел Непала на высоте 4.221 метр специальная барокамера. Здесь альпинисты будут подвергаться комплексному «карантину». Выдержал — шагай дальше, нет — не умножай статистику несчастных случаев.

Если же в барокамере находятся настоящие альпинисты, которые уже покорили естественные высоты в 7000 м, то их «потолок» около 9.100-9.300 м. Еще лучше у индейцев — уроженцев Марокоча (живут постоянно на высоте 4.500-5.000 м). Они переносили барокамерную «высоту» в 11.500 м в среднем 100 секунд, «высоту» же 12.000 м — 88 секунд. Также значительно выше среднего (до 30%) будет в барокамере «высотный потолок» у тех лиц, которые предварительно прожили полтора-два месяца в горах. Кстати, во время подготовки нашей гималайской сборной ее участников также пропустили в Москве через барокамеру. Один из альпинистов выдержал «высоту» в 11.000 метров целых десять минут.

Таким образом, естественные высоты гор и «подъем» в барокамере абсолютно неидентичны по выраженности своего воздействия на организм.

Как в свое время барокамера вытеснила субстратостаты, так уже в наши дни ученые в ряде случаев отдают предпочтение комплексу горных условий по сравнению с одним - двумя факторами, достигаемыми в барокамере (чаще всего это недостаток кислорода, иногда — заданная температура).

Таким образом, когда вы слышите, что группа альпинистов успешно взошла на пик высотой 6-7-8 км, то это означает, что победа далась им — подготовленным предыдущими тренировками и восхождениями — лишь в результате огромного напряжения всех моральных и физических сил.