Альпинисты Северной Столицы

ГДЕ ЖЕ ТЫ, СНЕЖНЫЙ?

Для разрешения вопроса об изменениях, происходящих в человеческом организме в горах, здорово помог бы нам… снежный человек. Согласились бы на любого: живого и даже мертвого.

Сразу оговорю, мы не искали, не встречали его и вообще не собирались впутываться в эту проблему, хотя предпосылок было много.

Во-первых, одно время по стране ходили легенды, будто в Душанбинском зоопарке содержат «снежную женщину». Об этом можно даже прочитать в сборнике «Приключения в горах» (кн. 1, М., 1961). Но предупреждаю, В. Бианки, писавшая об этом, сама улыбается. Отмечаю, что в нашем зоопарке никаких снежных дам не было. И никто еще не видел того, чей облик оказался навеянным гидрологу А.Г. Пронину и фигурировал даже на страницах журнала «Огонек».

Второе. Занимаясь много лет изучением строения внутренних органов человека и животных, мы бы квалифицированно исследовали его (или ее) тело. Кстати, японскую экспедицию по отысканию снежного человека возглавил мой коллега, профессор анатомии Токийского университета Тейдо Огау. Но ему, как и членам экспедиции по советскому Памиру, возглавляемой душанбинским ботаником профессором К.В. Станюковичем, не повезло. Это общеизвестно. Душанбинский поэт Леонид Пащенко обратился во время всеобщего ажиотажа поисков к профессору с мольбой: «Не позволяй сомневаться в чуде, не отпускай меня в снежные люди». Сотворение чуда тщательно подогревалось, но... не произошло. Юлия Друнина писала об этом скорее в эволюционном плане:

 Мчатся века, эпохи, но неподвижно время
На высоте шесть тысяч, в царстве безмолвного льда.
Бродит под облаками страшных созданий племя,
Прошлое бродит — диких людей орда.

 Племя опять-таки бродило — раньше больше, а теперь меньше — только по страницам журналов и газет. К сегодняшнему дню зафиксировано несколько тысяч (!) более или менее правдивых впечатлений очевидцев.

Третье. По одной из легенд, на Западном Памире проживают неизвестные люди, оберегающие доступ в свои владения. А Павел Лукницкий в своей известной книге «Путешествие по Памиру» упоминает фантастические представления датчанина Олуфсена и некоторых других о том, что где-то на Памире водится племя карликов.

Четвертое. Снежный человек — он же пещерный, реликтовый, сноу мен, йови, мети, «ксы-гыик», «ми-ге», «жень-сю» (Китай), «алмасты» (кабардинское), «алба-ети» (таджикское, монгольское), «голуб-яван» (таджикское), «йети» (в Гималаях), «каптар» (в Дагестане), «лашкир» (в Осетии), «бибфут», «сасквотч» (в США и Канаде) и т.п.

Все эти названия чаще всего характеризуют какое-нибудь качество существа: значительный шерстяной покров, большие стопы или его с животными (медведями, например) родство. Обилие же обозначений свидетельствует о значительной географии если даже и не биологических особей, то, безусловно, слухов.

Судя по тому, каким его описывали видевшие его (или думавшие, что видели), как его представили по реконструкциям (или вообразили, мысленно поместив антропоида в стужу сияющих ледников), снежный человек обрисовывается весьма противоречиво. То же относится и к образу жизни. Все это очень интересно для анатома. О противоречиях судите сами.

Рост снежного человека оценивают от 80 до 250 см и даже больше, вес — от 40 до 100 кг, осанку — от безукоризненно прямой до преимущественно согнутой, размер стопы — от десятка сантиметров почти до полуметра, да еще с оттопыренным в сторону большим пальцем ноги; длина рук — от нормальной до очень большой (до середины голени), форма свода черепа — от яйцевидного до остро-гребневого. Волосяной покров сноумена — очень обилен и разного цвета, структуры, длины и плотности. Именно в волосах и воплощена, по верованиям таджиков, сила существа. Хвоста ни кто еще не видел. Зато неоднократны упоминания, что у самок (женщин?) молочные железы столь велики, что касаются земли. Последним в народных верованиях придается большое значение. В них и накапливается яд, вытекающий по соскам, количество которых колеблется от 6 до 740; однако может содержаться и сладкое как мед молоко. В зависимости от расположения, человеческому новорожденному давалась то одна, то другая грудь, что и вызывало их большую смертность.

Таджикский этнограф Отамурод Муродов, объехавший многочисленные кишлаки с целью сбора соответствующих упоминаний, писал, что население верило в поползновения албасти завладеть последом, легкими, сердцем, печенью людей.

Шерпы сумели даже классифицировать йети на бесхвостых и двуногих, покрытых шерстью «тельма», встречи с которыми предвещают несчастье — могут накликать болезнь, бедность, смерть детей и др. Другие — специализирующиеся на убийстве коров. Их величина превышает медведя. И третьи — «грабители», у которых ступни повернуты назад, поэтому их следы указывают направление, обратное их действительному движению.

Поведение этого загадочного существа оценивается от агрессивного (набеги, похищения и т. п.) до пугливо-скромного (постоянно прячется, всего и всех боится и т. п.). Рацион его — самый разный: от вегетарианского до каннибальского. Единодушно лишь одно — сильный неприятный запах, свидетельствующий либо о секреторной активности кожных покровов, либо, скорее всего, о негигиеничности (Р. Иззард. «По следам снежного человека». М., Географгиз, 1959; В. Рацек. «Загадка снежного человека». Ташкент, «Ёш гвардия», 1962; Э. Хиллари и Д. Дойг «На холодных вершинах» М., «Наука», 1983).

Так или иначе, но анализ фильма Р. Паттерсона и Р. Гимлина, которым посчастливилось в течение одной минуты запечатлеть на кинопленке встречу с этим удивительным существом, а также свидетельские показания ряда очевидцев позволяют выделить ряд признаков. Так, у него отличная от человека (якобы неуклюжая, как у обезьян) походка, иное строение туловища и изгибы позвоночника, посадка головы; шея отсутствует. Это самка порядка 213 см, а вес по глубине оставленных на влажном песке следов, что-то около 158,5 кг. Она покрыта, кроме ладоней и ступней, шерстью.

И газета «Известия» 5 января 1975 года сообщила о том, что на снегу одного из гималайских ледников можно было на протяжении многих сотен метров видеть оттиски пяти пальцев и широкой пяты двух особей. Пресса опять заговорила о таинственных йети.

Представляете — какой простор для изучения приспособительных реакций организма антропоида к высокогорным условиям! Ведь каждая из перечисленных характеристик — это итог адаптации (приспособления) в строго определенных географических условиях. Какой рост и вес рентабельнее (энергетически «выгоднее») иметь в холодных снежных высокогорьях? Какие пропорции тела, особенности рациона, черты поведения и т. п. должны соответствовать заданным величинам роста и веса, конкретным условиям каждого отдельного высокогорного района? Чем морфологически и функционально органы этого существа отличаются от органов рядового альпиниста?

Конечно, если бы я мог выбирать, то проголосовал бы, пусть в мечтах, за существование снежных людей, с ними как-то интереснее: большой простор к тому, что не все еще открыто, изведано на нашей планете. В этом вечная наша ненасытность к необычному, качество, разгорающееся лишь сильнее и сильнее, несмотря на все отрезвляющие успехи нашего космического века. Кстати, утверждают же американские ученые, что такие животные доисторической эпохи, как динозавры, гигантские пресмыкающиеся все еще сохранились в труднодоступных районах тропической Африки. Может и снежные где-нибудь бродят?

Понятен мне поэтому энтузиазм стартовавшей летом 1980 года из Душанбе общественной экспедиции, нацелившейся на поиски, скажем по-научному, реликтовых гоминид в гребневой части Гиссарского хребта. Понятны и надежды, высказанные в одной веселой песенке, что мол в семидесятых годах придет чудо на волосатых ногах, следы которого будут семидесятого размера. Обозначенные годы уже прошли, а мне остается пока лишь разделить сожаление академика Льва Андреевича Арцимовича в том, что красивая идея, дающая такой простор для фантазии, как существование снежного человека, ныне большинством специалистов развенчана. Из биологии неоспоримо, что столь незначительные популяции не могут длительно выжить, смена поколений в таких изолятах своевременно или несколько позже приведет к нулю. На земле уже неоднократно были подобные прецеденты и в среде отдельных групп людей и среди вымирающих животных

На всякий случай власти Непала приняли уже меры, затрудняющие иностранным экспедициям охоту на снежного человека. Определенно в этом вопросе дашь следующее: снежный человек — это голубая, затаенная мечта любого анатома-морфолога. Но... ничего не поделаешь. А потому перейдем, вернее, вернемся к нашим кроликам и крысам.

 ЭКСПЕРИМЕНТ: ХОРОШО И ПЛОХО

Приборы — приборами, опрос — опросом, обследование — обследованием, но необходимо было посмотреть под микроскопом, что же происходит в органах и тканях живого организма. Причем не просто посмотреть, а изучить процессы в динамике. Для этого оставался способ, издавна применяемый в биологии и медицине,— эксперимент. Так в горах и появились не по своей, а по нашей воле, новые временные жители — лабораторные животные.

Великий физиолог И.П. Павлов говорил: «Чем больше опытов на животных, тем меньше больных будет в положении опытного животного». Они, эти сотни животных, уже послужили и служат горной медицине, этому еще сравнительно молодому направлению науки. Жалко ли нам этих бессловесных? Конечно. Но мы, экспериментаторы, — не живодеры. Говоря словами самого Ивана Петровича, «излишнего мучительства» никогда не было.

Несколько отвлекусь. Когда убиваешь муху, поступаешь так ради собственного здоровья и здоровья окружающих, поступаешь правильно. Когда той же мухе предварительно отрываются лапки и крылья — это живодерство. Именно это кредо, пусть уж меня извинят за пафос, лежит в основе наших экспериментов: убиваем, но максимально стараемся не мучить. Животному не доставляется больших мучений, чем требуется для получения научного факта.

Так, бездомные собаки-дворняжки, а чаще кролики, крысы и мыши, хвосты которых прямо-таки природой уготованы для того, чтобы за них хватался исследователь, идут на алтарь науки. Мы не учитываем индивидуальных особенностей наших животных, их положение в собачьем и кроличьем коллективе, «мужскую доблесть и женские качества» и т. п. Все они рядовые солдаты, без участия которых нельзя выиграть научной кампании.

Даст ли эксперимент уже сегодня сиюминутный, «немедленный» рецепт, установку для практики? Нет. Я не боюсь в этом признаться. В свое время наш блестящий ученый, мыслитель-демократ Климент Аркадьевич Тимирязев высказал справедливую мысль, характеризующую роль и значение эксперимента в познании природы. Он говорил о том, что имеют право на существование две формы эксперимента. Один, называемый им experimenta fructifera — приносит непосредственный успех, дает ясный, четкий и исчерпывающий ответ на текущие вопросы научного творчества. Другой — experimenta lucifera — эксперимент высшего порядка. Он не отвечает на текущие запросы, не является плодотворным в смысле решения очередных насущных задач. Но зато он ярким светом освещает путь будущим исканиям, путь развития не отдельного вопроса, а целой научной проблемы.

Конечно, полученные нами результаты нельзя с полной достоверностью переносить на человека. Но проведенные эксперименты информируют о строении и функцич основных физиологических систем в условиях высокогорья. Такие опыты поставляют важную информацию, которую нельзя получить на человеке, выработка рекомендаций без них невозможна.

АНКЕТНЫЕ ДАННЫЕ

По профессии основной костяк научных работников экспедиции — это сотрудники открытой в 1973 году лаборатории высокогорных медико-биологических проблем Академии наук республики и кафедры нормальной анатомии лечебного и стоматологического факультетов Таджикского медицинского института.

После смерти анатомы исследуют органы и ткани, сопоставляют окончательное состояние (к моменту смерти) с течением предшествовавшей клинической картины. Анатомы — неумолимые судьи — оценивают правильность всех предшествующих врачебных действий. Зачем? Отвечу на это изречением, помещаемым довольно часто на стенах анатомических аудиторий: «Здесь смерть служит торжеству жизни!». Финал всего живого дает возможность оценить, проконтролировать, научить.

Начав исследования строения органов животных, поднятых на высоту, мы — медики, естественно, отошли от рамок нашей науки. Но настоящие работы имеют целью раскрыть неясные вопросы именно в медицине. А посему — кто же мы?

Думаю, что представиться можно следующим образом : мы морфологи (т. е. специалисты по макроскопическому и микроскопическому строению органов и тканей), работающие в области медицинской географии.

Ежегодно в горы выезжает большой отряд ученых, и будет ездить еще много лет, ибо гор много и тайн, связанных с ними, еще больше.

Мне хочется завершить главу строками из «Песни о себе» Уолта Уитмена: «Сегодня перед рассветом я взошел на вершину горы и увидел кишащее звездами небо, и сказал моей душе: «Когда мы овладеем всеми этими шарами вселенной, и всеми их усладами, и всеми этими знаниями, будет ли с нас довольно?». И душа моя сказала: «Нет, этого мало для нас, и мы пойдем мимо и дальше».