Альпинисты Северной Столицы

Глава 1.

ЭТОГО ВСЕГО НАМ МАЛО

Горные массивы обычно недоступны. Лишь немногие из рода человеческого способны ценой всяких лишений подняться на вершины, или, как говорят, «покорить» их. Не думаю, что гора действительно чувствует себя покоренной, поверженной или как-нибудь растоптанной. Конечно, она просто не замечает тех пигмеев, которые тешатся мыслью о своих завоеваниях. Так или иначе, но есть горы и есть люди, которые пытаются с переменным успехом взобраться на их вершины. Эти люди подобно Магомету, не ждут, пока гора придет к ним, а проявляют лично-командную инициативу в своих походах. Таких людей, — альпинистов — явное меньшинство соотносительно с остальным населением земного шара.

 Я – НЕ АЛЬПИНИСТ

Настоящие записки не принадлежат перу альпиниста. Хочу далее заметить, что мне долгое время был чужд тот вид спорта. Конечно же, я читал и понимал сердцем, но не разумом, что это спорт мужественных и смелых. Но все это как-то не трогало меня, может быть потому, что «рожденный ползать — летать не может», а может быть и почему-либо иначе. И если я позволил себе передать настоящие строки на суд читателей, то не из-за альпинизма как такового, а скорее из-за желания разобраться в этом «проклятом» вопросе: зачем люди ходят в горы, что дают горы им взамен? Это первое.

Быть может, взгляд не альпиниста, а просто человека со стороны, не сагитированного многочисленными песнями о веревках и ледорубах, разборами и спорами по поводу тех или иных восхождений, не испытавшего на своих глазах гибели друзей, не имеющего «альпинистского комплекса» и никакого соответствующего разряда, да и не старающегося его получить, все же заслуживает внимания.

Вообще-то моя персона всегда служила своеобразным вызовом классическому представлению об альпинизме. Я упорно не желал ночевать в спальном мешке, где, по моему мнению, нормальный человек не может повернуться. Предпочитаю одеяла, матрацы и подушку. Вместо рюкзака, где все мнется, — обыкновенный чемодан. Вместо выцветшей пуховой куртки вечером я надевал более длинный и теплый тулуп, на ноги — валенки, а на голову — шапочку своей дочери. Все это в совокупности создает облик сторожа какого-нибудь охраняемого огорода.

Ежегодные месячные экспедиционные неудобства отнюдь не приводили меня в восторг и не компенсировали даже предоставлявшуюся возможность рассказывать о себе в героических тонах, находясь в более цивилизованных местах. У меня вообще есть тайное подозрение, что альпинисты в душе вежливо презирали меня, заранее еще в городе тоскующего об утраченном нормальном ночном сне, об отсутствии теплой воды для умывания и т.п. Бог, если он есть, всячески наказывал меня экспедициями за те удобства, которые я так люблю с детства. Но, махнув рукой на теплые коммунальные заведения, я вот уже ряд лет выезжаю в экспедиции не ради острых ощущений или преодоления себя, а ради ответа на вопрос: что же происходит с организмом в горах? Это второе.

Можно ли ответить на вопрос, который я уже ставил: зачем люди ходят в горы? В настоящих заметках я буду еще к этому возвращаться.

В медицине и биологии давно уже в ходу греческая приставка «пара-», информирующая о чем-то «около». Так, есть щитовидная железа и паращитовидная, тиф и паратиф. В таком понимании «пара-» имеет полное право на существование. Есть и еще примеры: психология, которую мы все уважаем и признаем, и парапсихология, которая обычно не оценивается столь же положительно.

Я начал в своем параальинизме буквально с нуля: Еще в Душанбе пришлось постигать значение таких слов, как трикони1/, репшнур2/, траверс3/, карабин4/, шлямбур5/, тур6/, жандарм7/, камин8/, кошки9/, кулачки10/ и т. д. Постепенно я разобрался, кто из них кто и что из них что.

Потом, наступила очередь альпинистской литературы: книг, журналов, газетных заметок и фотографий. Со временем пришло и убеждение, что никакое чтение, никакие рассказы, даже самые красочные слайды не могут дать настоящего представления об экспедиционных условиях.

Моя духовная эволюция в альпинизме была зигзагообразной и временами шла по явно тупиковым направлениям. Виной тому было и чтение без разбора всякой художественной литературы. Проштудировал я, к примеру, «альпинистское» произведение Альфонса Додэ «Тартарен в Альпах». Из него выяснилось, что для восхождения на Юнгфрау необходимы «железные шипы системы Кеннеди», похожие на железные калоши с тремя огромными и тяжелыми остриями. Далее, что надо опасаться глубокого проникновения шипов в лед, иначе их обладателя придется выкорчевывать. Желательно также не попадать себе «альпинистской палкой» по ногам.

Перепугавшись, я уже окончательно было все забросил. Но тут узнал с помощью Гашека, что, оказывается, есть горы, прямо-таки предназначенные «для захватывающих развлечений альпиниста: переломов рук, ног и позвоночников». Дело запахло знакомой медициной, и я решил довести его до конца. Согласитесь, что если я взялся после этого за записки, то смелости у меня не меньше, чем у альпиниста, нет только его силы, а главное — двигающего его ввысь спортивного азарта.

 Я — ПАРААЛЬПИНИСТ

Не знаю, как будет оценена эта книга, но хочу обозначить ее как «Записки параальпиниста». Она включает в себя описание многочисленных встреч с альпинистами во время экспедиций сотрудников Таджикского медицинского института им. Абуали ибн-Сина и Лаборатории высокогорных медико-биологических исследований Академии наук Таджикской ССР на высоту 4000-6000 м к подножью пика Коммунизма — высшей точке Советского Союза. Результаты научной работы в 1971-1983 годах по выяснению влияния комплекса высокогорных факторов на строение и функции организма, чтение специальной «горной» литературы, а также небольшое социологическое исследование, в процессе которого 243 альпиниста заполнили специально разработанные мастерам спорта В.С. Машковым (ссылка) и автором этих строк анкеты — вот материал, который лег в основу настоящей книги. На полученную таким образом информацию по тексту ниже даются соответствующие краткие ссылки.

Я постарался подойти к альпинизму как к явлению, но со стороны. Как он мне представлялся, что я увидел, мое постепенное возможное постижение и осмысливание того, что несет не только радость, чувство удовлетворения, победу, но иногда и приводит к смерти.

Надеюсь, читатель понимает, что моя первоначальная, отнюдь не восторженная по отношению к этому виду спорта, позиция основывалась не на личной неприязни и не только на общеизвестных заявлениях типа «умный в горы не пойдет, умный горы обойдет», или «среди памирских ледников шла группа вьючных ишаков», а на чем-то более весомом. Я вполне разделял мнение поэта Эмина, что «маршрутом опасным и трудным восходят, кто смел и свободен. Напрасно придумали трусы, что умные в горы не ходят». Но все-таки альпинизм мне не нравился, я даже не мог точно определить, чем именно. Об этом я и говорил при случае всем, кто соглашался меня слушать.

Одна из таких запомнившихся «жарких битв» произошла 15 июля 1974 года в альпинистском базовом лагере Московского спортивного общества «Буревестник», который располагался рядом с палатками IV Медико-биологической экспедиции на поляне Сулоева, расположенной на высоте 4000 м у подножья пика Коммунизма. Вечером того дня более ста альпинистов собрались в громадной палатке, где разместились на досках и ящиках, стояли, сидели и полулежали. Дело было после ужина, «домой» — в свои индивидуальные палатки — никто не спешил.

Появление персоны в вытянутых на коленях бриджах, валенках и тулупе, но бритого и представленного как профессор, сразу привлекло внимание.

Я начал с заявления, что альпинизм и альпинисты мне не нравятся, ибо первый вреден по всем пунктам (обещал рассказать ниже, каким), а вторые в своем большинстве одиозны как личности. После сказанного интерес ко мне приобрел некоторую густоту. В слабом свете лампочек, питаемых от движка, я стал красным и слегка влажным. А главное, почувствовал, что целым мне отсюда не выбраться.

Кратко, несколько разряжая обстановку, рассказал о результатах наших наблюдений над животными. Из них явствовало, что у неадаптированных крыс, и кроликов при подъеме на высоту развиваются клеток и тканей внутренних сделан, что такие подъемы в лучшем случае не полезны. От альпинистов не скрывалось, что аналогичное может иметь место и в их организме.

Если бы я ограничился только такой медицинской справкой, то все, может быть, и обошлось бы. Первоначальный выпад как-нибудь стерся бы из памяти. Но я привел еще и результаты анкетного опроса альпинистов, из которого, также сделал вывод, что альпинизм — это вредная вещь. Он вреден, а к этому, я буду еще неоднократно возвращаться, своей опасностью, перегрузками, изнашиванием организма, связан с постоянными тревогами родственников. Не идет из памяти трагедия, вычитанная уже позже в одной медицинской книге (Ю.В. Урываев и Г.И. Бабенков «Психосоматические расстройства», Москва, 1981): «Больная С., 52 лет. Имела единственного сына — студента 22 лет, увлекающегося альпинизмом. Сын — альпинист высокого класса, ежегодно в течение многих лет отправлялся в командировки для восхождения на горные вершины. В этот год он как обычно с группой товарищей поехал в. горы. Больная работала, занималась по хозяйству, испытывая обычное беспокойство за сына. Получив известие о его гибели неподвижно застыла. При обращении к ней не реагировала на сказанное. Лицо стало маскообразным и мертвенно-бледным. Во время госпитализации оставалась безучастной к обстановке. В больнице была малоподвижна, с выражением отрешенности на лице. В результате продолжительного лечения состояние улучшилось незначительно. У больной остались замедленность в движениях, тихая, монотонная речь. Утратила трудоспособность».

Альпинисты о многом подобном хорошо знают и напоминают мне поэтому членов религиозной секты, верующих, несмотря ни на что, в какую-то свою исключительность и видящих лучшую жизнь в ином мире. На этом следовало бы остановиться, но, разгорячившись (это я вновь возвращаюсь к словесной, баталии 1974 года), я добавил, что алкоголики и наркоманы также знают о вреде, который они наносят сами себе и обществу, но ведь редко кто из них окончательно порывает с этими пагубными привязанностями, так же как и лица, преступающие законы общества, далеко не всегда стремятся добровольно исправиться.

Вот это было, конечно, лишнее. Сравнение альпинистов с наркоманами и уголовниками не прошло для меня даром. Меня «били» крепко по нескольким пунктам. Первое — за жалкое дилетантство проведенного анкетного обследования. Выступивший альпинист, по основной профессии экономист, буквально разгромил анкеты, хоть я и подчеркивал, что последние не являются научной работой и не имеют какого-либо отношения к планам нашей экспедиции. Во многом мой оппонент был прав: когда берешься за дело, надо знать хотя бы его основы, а не делать все только потому, что это интересно.

Во-вторых, меня справедливо упрекали в том, что я говорил только о патологических явлениях организма при занятиях альпинизмом, не затрагивая других видов спорта. А ведь там нагрузки, да и вред при достижении высших результатов не меньше. Что же, надо отказаться вообще от большого спорта?

В-третьих, наш коллектив еще не располагал тогда данными о том, как происходит процесс восстановления нормального строения органов животных после их спуска или при ступенчатом подъеме. А отсюда, может быть, все и не так мрачно, и я слишком сгустил краски?

И последнее, за что меня упрекали, — это за чрезмерную аналогию анатомических страданий на высоте у крыс и у альпинистов, которая померещилась некоторым в моем сообщении. Здесь уже я взял реванш. Дело, конечно, не в тождестве крысы и альпиниста и не в прямом перенесении данных с четвероногого и горизонтального на двуногого и вертикального, а в полной правомочности постановки экспериментов на животных для выяснения ряда медицинских и биологических закономерностей. В свое время так же смеялись над опытами, проводимыми на горохе и мухе-дрозофиле. Досмеялись до того, что чуть было не похоронили такую науку, как классическая генетика. И далее: космонавты берут с собой в кабины не только крыс, о которых сегодня идет речь, но и пауков, водоросли!

На этом дискуссия закончилась. Она заставила меня многое передумать, переоценить. И теперь, когда смотрю на висящий дома подаренный мне вымпел Московского городского совета добровольного общества «Буревестник», мысленно благодарю альпинистов за все замечания и пожелания, а главное — за снисходительность.

На вымпеле написано следующее:

«Совершенно убеждены в безусловной пользе Вашей работы для нас, особенно при переходе на медико-физиолого-психологический уровень. Заранее благодарны. Альпинисты. Сии мысли пришли на высоте 6700 м перед последним броском на пик Коммунизма. Июль, 1974».

Когда ночью после доклада я проснулся в палатке и стал «проигрывать» в уме прошедший вечер, придумывать лучшие ответы на задававшиеся ехидные вопросы, то вдруг понял, что чувствую себя как-то необычно. Сосчитал пульс: оказалось 120! Так что же вреднее — заниматься альпинизмом или думать о нем? Так ведь и помереть можно на родной раскладушке, не успев «научно облагодетельствовать» альпинистов.