|
|
СПАСРАБОТЫ
– 1961 и 1969 годы
 Фред
Туник,
инженер, МС СССР с 1964
(живет в США уже 20 лет)
Много
их было, но два эпизода оставили самые
острые воспоминания…
Первый
– пустяковейшая по всем параметрам
спасаловка, но я в ней играл самую важную
роль – пострадавшего. В 1961 г. после
траверса Домбая в двойке я умудрился
провалиться в последнюю на Домбайском
леднике закрытую трещину в её самом
глубоком месте в каких-то 200 м от начала
тропы на бараньих лбах. С обвязкой на
поясе я пролетел до дна, почти на всю
веревку, протащив по леднику своего
напарника и завис сложенный пополам (ногами
и головой вниз, ягодицами вверх) под 1-2-х
метровым слоем снежно-ледовых обломков
моста. Только через пару часов мой
напарник Изя Литвак смог спуститься ко
мне, откопать голову и плечи и побежать
вниз за помощью.
Ещё
через час-другой, встреченная им группа
из 4-х разрядников, шедших на свою первую
тройку, уже спустилась ко мне. Лежа вниз
головой, в узкой яме в трещине и сменяясь
каждые 15 минут, они постепенно
выковыряли меня из ледяной могилы.
Последний акт – оторвать мои ступни,
примерзшие к уже разрезанным, но
вмерзшим в лед отриконеным ботинкам –
потребовало немало усилий. По моей
просьбе они даже писали мне в ботинки. Не
помню уж как, но часов через 8-10 после
падения я очнулся на леднике в палатке и
с блаженным чувством безопасности
слушал, как мои спасатели покрикивали на
стыдливую Зинку, сдиравшую с меня мокрую
одежду и запихивавшую меня в сухой
спальник: «Ну что ты отворачиваешься,
дура, растирай ноги покрепче».
А
потом прибежали из лагеря ассы - Боб
Кораблин и Юра Беляев,
побив все рекорды подъема от
Домбайской Поляны до языка ледника.
Упаковывая меня в акью, они устало
спорили: «Ну, ты меня загнал!». Я навечно
благодарен им всем, и разрядникам, чьих
имен, кроме Зинки, я так и не запомнил, и
Кораблину - Беляеву, и доктору, и всем,
кто нес меня много часов.
Другой
эпизод
– в противоположность первому –
уникальная во многих отношениях
спасаловка (шестерочная стена от 5000 до
6300 м, всего 8 спасателей и 3 раненых,
никакого спецснаряжения кроме акьи, 3
дня на всё). И моя роль в этот раз была,
слава Богу, много скромнее чем в первом
эпизоде. Пострадавшие – группа
многократных чемпионов СССР Гурия
Чуновкина, заканчивавших в 1969 г.
очередную рекордную стену на ЮЗ Памире (п.
Энгельса, 6500 м с Ю). Золотые медали были
уже почти в кармане (чуть ли не последняя
веревка стены перед вершинным склоном,
после 8-9 дней на
отвесе), когда камень с полкирпича упал с
неба прямо на ягодицу капитана, разбив
вдребезги и ягодицу и надежды на медали.
Более того, рикошетом от Гурия камень
чиркнул, стоявшего метром ниже Лёничку
Бакурского сломав ему ключицу. С двумя
раненными из восьми, причем Гурий -
тяжело, не могло быть и речи о подъеме
или спуске пострадавших своими силами.
Спасотряда у команды не было – только
наблюдатели, но в том же ущелье
находился наш сбор. В момент аварии наша
группа уже шла на тот же пик Энгельса по
Кустовскому, первую для всех нас
шестерку. Нас пятеро: Адик Грачев, Алик
Гутман, Исак Гилютин и Саша Соколов - он
самый младший по возрасту и разряду (лишь
несколько дней назад он сделал свою
первую 5б). Я старший по чину и возрасту, и
на мне руководство группой. Мы встали на
ночевку под стеной невдалеке от начала
обоих маршрутов. Вечер прошел в
радиопереговорах, без сна. Получив с
нашего сбора акью и подкрепление в лице
опытного и сильного мастера Саши
Смирнова, а также двух ассов из
Ростовской команды (соперников команды
Гурия за Чемпионские медали) с их
богатым арсеналом снаряжения, мы
повернули ночью на маршрут Чуновкина. Мы,
имея смутное представление куда идти и
явно недостаточную квалификацию для
такой стены: всего восемь человек и
только два мастера спорта. Нас должны
были подпирать 15-20 человек
вспомогателей из нашего и ростовского
сборов. По совету команды Гурия мы пошли
на 100-200 м левее их пути – не так круто, но
открыто камнепаду. Нижнюю часть стены
начала обрабатывать ростовская связка
Толи Задорожного, но без акклиматизации
(только что поднялись с равнины)
работать выше 5000-5200 м они не смогли. Не
представляю, сколько дней шли бы мы эту
стену, если б не мастерство и безумная
отвага Адика Грачева и Саши Соколова.
Адик - один из лучших скалолазов страны (он
легко мог ставить на стене ногу выше
головы), без остановки, как в трансе
пролезал очередные 50-55 м (у нас были 60-метровые
веревки), забивал сразу несколько
крючьев и обессиленный зависал в
забытье до подхода следующей связки с
новой веревкой и крючьями. После 2-3-х
веревок он позволял Саше Соколову
сменить его. Двадцать часов
продолжалась эта гонка по более чем
километровой стене.
Уже
в сумерках, подойдя в очередной раз к
заснувшему в измождении Адику, без
очередной новой веревки, в ответ на моё:
«Погоди, веревки кончились», я услышал
его хриплое - «Всё, пришли». Над нами был
крутой снежный склон, метров 60-80, и снова
стена, но у подножия её стоял Боб
Васильев из команды Чуновкина и
показывал мне на палатку на снежной
полке, поставленную ими для нас. Веревок
до палатки ни у нас, ни у Боба уже не было,
но это никого не остановило. Наутро мы с
Сашей Смирновым, взяв по половинке акьи,
уже карабкались по перилам к раненым.
Остальные начали организовывать перила
для спуска раненых от подножия перил
Боба Васильева. Наверху нас ждал сюрприз.
Ночью, во время связи, шальной камень
достал-таки палатку Гурия и угодил в
каску Коли Романенко в тот самый момент,
когда он поспешно одевал ее, услышав по
свисту что это к ним гость. Колина кисть
руки и каска вдребезги, но голова цела.
Нас двое, да пятеро целых ещё
чуновкинцев (Боб Васильев, Витя
Солонников, Жора Корепанов, Дима
Антоновский и Юра Комаров), три веревки,
помимо перил, и дюжина крючьев – не
густо чтобы спустить на 80 м акью с тяжело
раненым и двух ходячих одноруких
инвалидов. К тому же чуновкинцы,
классные альпинисты и скалолазы, не
работали в лагерях и практически
незнакомы с техникой спуска акьи по
стене. Из них только опытный инструктор
Лёня Бакурский знает это в совершенстве.
Но с перебитой ключицей он может лишь
объяснять, но не работать.
Несколько
часов ушло, чтобы организовать спуск,
маятник и перестежку на крохотных
площадках, где и втроём-то тесно, над
километровой стеной. Раз, переходя с
одной площадки на другую, я застрял на 2-х
метровой стеночке. Вибрамы мои
беспомощно скользили по невесть откуда
взявшемуся натечному льду, прусик
намертво затянулся, и ни кусочка
репшнура чтоб сделать другой прусик или
стремя. Акья с Гурием уже висит. Все
заняты страховкой, узлами, тормозами.
Мою отчаянную ситуацию заметил Коля
Романенко, сам занятый чьей-то
страховкой. Джентльмен в абсолютно
любой ситуации, Коля вежливо спросил
можно ли мне помочь и, не дожидаясь
ответа, зубами и раненой рукой (здоровая
была занята) выковырял откуда-то 2-х
ступенчатую лесенку, повесил на свою
ногу и держал её, пока я не выполз к нему.
Самую тяжелую, а на этой стене и самую
опасную работу, сопровождать акаю с
Гурием вызвался неизменно безотказный
Юра Комаров. Один он знает, что стоило
ему удерживать много долгих часов
хлипкую акью с мечущимся в ней от боли и
сознания своей полной беспомощности
Гурием. И прикрывать его своим телом от
свистящих рядом камней. И удержать акью,
не перевернув, когда маятник сорвался,
выдрав 2 крюка. Лишь к темноте акья с
Гурием была на снегу на 6200-6300, откуда
начинались перила 1,5 км вниз. Лёня и Коля
спускались почти самостоятельно, но в
тесном соседстве с кем-либо здоровым,
чтобы помочь на перестежках. На подъёме
нам повезло: был холодный день и камней
падало немного. А
день спуска с верхней стены был теплый и
камнями перебило немало перильных
веревок, да и в пустую палатку под
верхней стеной набросало с дюжину
булыжников. В день спуска по стене снова
похолодало, что, наверно, избавило нас от
новых аварий. Дальнейший спуск был столь
же стремительным, как и подъём. К вечеру
третьего дня спасработ Гурий уже был на
тропе. И мы с досадой смотрели, как
вертолет из Душанбе сбрасывает уже не
нужные нам тяжелые катушки с тросовым
спусковым снаряжением под самую стену,
выше нас, черт возьми. Смех смехом, но
потом нам пришлось подниматься за этим
железом, и тут уж добровольцев не было.
Все ссылались на усталость и геморрой.
Но устали все, а чей геморрой заслуживал
большей милости решал визуальным
осмотром наш командор Дмитрий Хейсин.
Мне не повезло, но это уже другая история
мало подходящая для книги.
|
