Альпинисты Северной столицы. Персоналии

Ну, черт-то что, ну, черт-то что, ну, черт-то что!
Кому смешно, мне не смешно. А вам смешно?
Александр Галич

Юмор в альпинизме? В этом виде ... даже не скажешь - спорта, юмор может заключаться лишь в самой идее - залезть на гору только для того, чтобы потом с нее слезть. А все остальное - риск, травмы, гибель людей, - какой тут к черту юмор.

Не так ли? Или напомнить мудрую пословицу: «Умный в горы не пойдет».

Но не будем ничего доказывать и тем более оправдывать этих людей, а обратимся к фактам и к авторитетам.

Начнем с Алма-Аты, а точнее, с маленького домика, в котором несколько лет тому назад размещался республиканский клуб альпинистов. Может быть и сейчас размещается. Начальник этого клуба, пусть простят казахские альпинисты1/, - забыл как звали этого прекрасного человека, в небольшом зальчике повесил большой стенд с высказываниями известных исторических личностей об альпинизме и вообще о горах. И каждый из тех, кто знакомился с содержанием этого стенда, с удивлением узнавал, что, например, В.И. Ленин совершил более 10 восхождений в горах, что в горы, и в том числе на вершины, ходили С.М. Киров, М.В. Фрунзе, А.Н. Косыгин и другие вожди тех времен; что многие наши знаменитые ученые, музыканты, писатели всерьез увлекались горными видами спорта.

Стенд, кстати, был многофункциональным. Кроме чисто познавательной функции он являлся весьма сильным аргументом при общении с многими комиссиями, инспекциями, финорганами, которые периодически появлялись в клубе с целью – ущемить, лишить, вообще закрыть это безобразие с хитрым евреем (какой позор!) во главе.

Вот так. Но при чем тут юмор? Минутку терпения.

Писатель и альпинист, мастер спорта Александр Кузнецов, он же ученый - орнитолог, в своей книге "Внизу Сванетия" (изд. "Молодая гвардия, 1971) привел высказывания известных людей о том, почему они полюбили горы. Приведем два. Гастон Ребюффа (французский альпинист, первовосходитель на первый восьмитысячник в мире – Аннапурну): «Горы, это особый мир, они составляют часть планеты, как таинственное, изолированное королевство, где символом жизни являются воля и любовь». М.Ю. Лермонтов: «Для меня горный воздух - бальзам; хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит - ничего не надо в эту минуту; так бы и сидел да смотрел целью жизнь».

Приведем так же несколько определений альпинизма, которые автор где-то услышал и немного добавил к ним, по своему разумению.

Альпинизм – длительное и монотонное перетаскивание больших тяжестей на большой высоте, связанное с риском для жизни и за свой счет. (Чувствуете легкое дуновение улыбки?). Пойдем дальше.

Альпинизм – не самый лучший способ перезимовать лето.

Альпинизм – вид полезного мазохизма, который дает возможность понять и прочувствовать прелесть зеленой травы на лужайке, чистой и тихой воды, обилия воздуха и ровной дороги, после того как слезешь с горы в мир, где все это есть.

Альпинизм – суровый, но полезный способ понять и осознать тщету и суету мирских дрязг, мелких ссор, недовольства начальников, политической возни и прочего в сравнении с тем, что испытаешь наверху.

У автора имеется сильное желание познакомить людей с миром, в котором все еще существуют честные, открытые отношения между людьми; где каждый может узнать, кто он есть на самом деле и на что способен, ибо подавляющее большинство из нас этого не знает. Вам предлагаются маленькие истории на разные темы, связанные с альпинизмом, горным туризмом и с горными лыжами. Рассказывая, автор, там, где это будет возможно и оправданно использует обращение от первого лица, но кое-где пришлось изменять фамилии. В первую очередь чтобы не обидеть (даже если очень хотелось) и, во-вторых, там, где присутствовал художественный вымысел. Ну а как без вымысла? Опять же, многое подзабыто.

ВОВРЕМЯ ВЫЙДИ НА ГОРУ или ИСТОРИЯ О ПАПУАСАХ

За два дня до появления папуасов на тропе войны автор, т.е. я, три раза подряд прошел пешком горными дорогами по 17 километров и все потому, что не хотел уезжать из гор после окончания смены в альплагере. Гордый своим свежеиспеченным 3-м разрядом я с радостью принял приглашение на сбор военных альпинистов от начальника этих сборов и вот почему намотал за день более 50 километров между альплагерем и Терсколом, где расположились сборы. Финиш был в 2 часа ночи в большой палатке начальника, в шикарном пуховом спальном мешке, с недоеденными банками тушенки и компота, которые не помешали автору уснуть.

Основной состав сбора ушел рано утром. В этот день отряд должен был сделать короткий подход на ночевки под первую вершину из трех запланированных, а заодно по пути преодолеть самый простой перевал в Приэльбрусье, т.е. Донгуз-Орун. Нужно было пройти в общей сложности с рюкзаками средней тяжести 7-8 часов. В лагере после выхода отряда остались, кроме меня, начальник, два водителя и три уже считавших себя матерыми альпиниста 2/, которые задержались с выходом потому, что проспали, а проспали потому, что смешно суетиться, когда предстоит переход, который матерые альпинисты могут сделать «одной левой».

Они, наконец, тоже собрались, выдернули меня по указанию начальника из мешка, угостили легким завтраком, подкинули в рюкзак горку продуктов и мы вышли примерно через два часа после отряда, причем взяли такой темп, что автор тут же и безнадежно отстал. После двух-трех унылых наблюдений за тем как я, обливающийся потом, сгорбленный и очень непохожий на бывшего летчика, а также бравого офицера СА, подползаю к ним, терпеливым и снисходительным к чужой слабости, было принято решение - мне идти первым. Темп, естественно, резко упал, корифеи устроились на некотором удалении от моей пахнущей потом спины и стали обсуждать на ходу темы, которые могут быть интересны молодым, спортивным и вообще обаятельным мужикам. Они, кстати, предварительно обсудили, что дальше делать, когда я упаду окончательно. Сначала предполагалось разгрузить, ну а если и это не поможет - отправить обратно вниз как человека, которому альпинизм противопоказан.

Так мы и шли, а я все не падал. Мало того, примерно через час корифеи с некоторым удивлением обнаружили, что это почти четвероногое прибавило скорость. С начала подумали, что это начало агонии, но темп продолжал увеличиваться и, наконец, достиг нормальной спортивной кондиции. Ведущий, т.е. я, шел без остановок на отдых, остальным было неудобно напоминать об этом и, наконец, мы увидели довольно близко тот самый перевал Донгуз-Орун, а в его верхней части на белом снегу - длинную цепочку черных точек, т.е. наш отряд. Мы сократили отставание примерно до одного часа, а может быть и меньше часа и поэтому руководитель нашей маленькой группы, он же сын старшего тренера сборов и сам альпинист, предложил передохнуть, а заодно и перекусить.

А надобно заметить, что наш руководитель – Костя очень любил и умел рассказывать байки, хорошо рисовал, сочинял стихи, имел прекрасные актерские данные, был неплохим боксером. Ну, в общем, очень разносторонний человек.

Мы неплохо устроились на теплых плоских камнях на берегу тихого ледникового озера, развели в одной кастрюльке банку сгущенного молока, а в другой - банку концентрированного томатного сока, стали потихоньку прихлебывать эти взрывоопасные (при их смешивании) напитки, лениво наблюдать за змейкой, которая медленно ползла по снегу к седловине перевала, а Костя приступил к повествованиям. Вставать не хотелось – было тепло и тихо, в озере отражались ближние склоны гор и леднички и оно нас вместе с Костей понемногу гипнотизировало и усыпляло своими бликами и искорками.

Змейка доползла до седла и скрылась на юг - в сторону Грузии. А с юга стал понемногу переливаться к нам безобидный туман - то ли разбавленная сметанка, то ли даже разбавленное молоко. Он не торопясь закрыл верхний снежный склон, потом скальную грядку, потом нижний взлет, испещренный тропами и наконец дополз до нас. Стало прохладно, неуютно и Костя, с сожалением прервав очередной рассказ, предложил выходить. Дорога на перевал и с него вниз в долину реки Накра была не трудной даже в тумане. Нельзя заблудиться, когда впереди прошло сорок мужиков с ледорубами и рюкзаками средней тяжести. Но в Грузии видимость упала не то чтобы до нуля, но близко к этому.

Впрочем, тропа по снегу была хорошо распаханной, и у нас оставались только очень маленькие проблемы: найти то место, где надо будет свернуть с основной тропы в ущелье Квиш.

Впрочем, для Кости, который все знал и эти места тоже, не было проблем. Он шел впереди, легко и уверенно рассекая туман своей боксерской грудью, даже после того как снежная тропа перешла в грунтовую и следы группы стали менее заметными. А мы старались не отставать.

Лихо, преодолевая многочисленные речки, которые к этому времени хорошо разлились и начали стучать камнями, мы неслись вниз к желанному повороту налево, где нас ожидали стол, кров и товарищи.

Так вот, мы должны были свернуть на восток. И, наконец, свернули. Но вместо того чтобы повести нас наверх в ущелье Квиш, тропа продолжала почему-то тащить вниз, вниз, завела в какой-то красивый лес, из леса на цветистые альпийские луга, стало весьма тепло и даже жарко. Спина Константина становилась все более безнадежной, он, наконец, остановился и произнес то, что и без него всем давно стало ясно:

- Мы, кажется, проскочили поворот часа два назад. Наверх до темноты к своим уже не успеем, так что ставьте здесь у тропы палатку, ешьте и ложитесь спать. Тут недалеко внизу есть альпинистский лагерь «Накра», я должен сообщить руководству лагеря нечто важное, там и заночую, а вы меня ждите здесь и никуда не уходите...

Утро было лучезарным и благоуханным. Мы хорошо выспались, запустили примусок, а тут и шеф явился, так сказать - прямо к столу. Он исполнил свои очень важные дела и горел жаждой разнообразной деятельности, кроме одной - идти наверх к своим.

- Ребята! До отряда хода три часа. Они сегодня никуда не пойдут и делать там сегодня нечего! 3ачем потеть под рюкзаками в такую чудесную погоду, когда можно…

Мы тут же разделись до трусов, а, подумав, сняли и их тоже.

Вокруг было буйство растительности, как говорят ботаники - зона гигантизма: огромные лопухи, большие листья на деревьях и сами деревья - все там было большое. А поскольку у Володи Кавуненко тоже все было большое он, наверное из скромности и чтобы не вызывать чувства зависти, прикрылся лопушком, потом сделал из них юбочку и тем самым подал пример остальным. Кто-то стал развивать его идею и вскоре осталось соорудить на голове что-нибудь, по вкусу нанести боевые узоры из глины на наши тела и лица и отключиться от мыслей о серой жизни там, далеко внизу.

Костя, который не любил менять привычки, развел в кастрюльках свои любимые - сгущенное молоко и томатный сок, нашел невдалеке от нашей палатки маленький симпатичный водопадик, который как занавеской отгораживал от тропы уютную пещерку и таким образом все реквизиты для начала действа были готовы. И действо началось. Экспромтом.

Описать его словами трудно, но чувствовалось, что славяне пытались всяк на свой лад и по своему разумению изобразить нечто вроде пляски папуасов на островах Полинезии, после того как они хорошо пообедали упитанным воином враждебного племени. В самый разгар плясок из-за поворота тропы сверху показалась группа сванских женщин.

Тут надо отвлечься и хотя бы чуть-чуть рассказать о Сванетии. Дело я том, что Сванетия - самый горный, труднодоступный район Грузии. Живут в нем сваны - народ, язык которого мало похож на грузинский. А в верховьях Сванетии, испокон века не признавали никакой власти извне. В их маленькой стране все суровое, величественное и прекрасное: горы, реки, пейзажи и, главное, - люди. Впрочем, лучше все же обратиться к той самой доброй книге А. Кузнецова «Внизу Сванетия», с помощью которой автор выразил свою любовь к самой Сванетии и к ее людям. Поэтому ближе к делу.

У сванов, в частности, очень сильно развита родовая память, они чтут старших и смерть родного человека для них очень большое горе. Траур длится до года, а поскольку смерть в такой суровой стране, к сожалению, не столь редкий гость, как, например, в благодатных долинах, - многие, особенно женщины, почти не расстаются с черными одеждами.

Так вот, женщины, которые вышли из-за поворота, все были в трауре. А теперь немного напрягитесь и попробуйте представить, что они ощутили, когда увидели четырех голых папуасов, исполняющих боевой танец на узкой горной тропе. Нет, они не закричали, не изумились, даже лица не дрогнули. Они просто рванули назад, взяв такое ускорение с места, что мы не успели даже рта раскрыть. Это был первый и единственный раз, когда я увидел, как бегают сванские женщины.

Кто-то, вроде бы Костя, попытался их догнать и извиниться, но вовремя представил, чем все это могло кончиться. Если бы догнал, не потеряв юбочку из лопухов и тем более, если бы потерял. Мы быстренько перенеслись из Полинезии обратно, обнаружили, что вообще-то уже не рано, поели, предварительно надев штаны и все остальное, собрались и вышли, ожидая за каждым поворотом удар кинжалом и в то же время, желая извиниться. Но ни кинжалы, ни женщины так и не появились. Тропа до поворота будто вымерла и даже природа затаилась. После поворота намотали на голову Кавуненко некую имитацию бинта, помазали лицо джемом из банки и, держа его под руки, медленно, уже в темноте, вползли на стоянку отряда. Там встревоженному начальству была повешена на уши маленькая лапша по поводу героической травмы Кавуненко, каковая и была причиной стол длительной задержки и обещали, что к утру все пройдет. Рано утром, кстати, мы должны были выйти на первое восхождение. В общем, все кончилось хорошо, но выходить, все-таки, надо вовремя.

ВОВРЕМЯ ВЕРНИСЬ или УПРЯМЫЕ ТВЕРСКИЕ МУЖИКИ

О том, что возвращаться или приходить надо вовремя, знают все, хотя сделать это многим труднее, чем вовремя выходить. Недаром говорят, что точность - вежливость королей, а также, что способность приходить вовремя - один из основных признаков культурного человека. Но это опять вообще, а в горах своевременное возвращение является зачастую суровым и обязательным требованием. Это требование, во-первых, может означать необходимость сойти с маршрута и вернуться, когда двигаться дальше становится слишком опасным. Во-вторых, вовремя вернуться бывает необходимо потому, что каждый человек или группа, которые уходят на маршрут в горы, должны сообщить руководству и (или) в спасательную службу контрольный срок своего возвращения. И если к этому сроку они не вернутся, и никаких сведений от них не поступит, выходит поисково-спасательная группа, которая должна найти, оказать помощь, может быть, спустить вниз и все это иногда с риском для собственных жизней спасателей. Потому, что их цель не спортивные результаты или что-нибудь подобное, а жизнь людей, которые не вернулись вовремя.

Вернемся в уже известный нам район - к перевалу Донгуз-Орун и к тому озерцу, которое тихо сопит у подножья этого перевала. Представьте себе цирк, ареной которого являются само озерцо и его берега общим диаметром более километра, амфитеатр возвышается над ареной на высоту 400-900 метров и выше. В цирк снизу есть вход из ущелья, а выход из него - через три перевала, один из которых тот самый Донгуз-Орун.

В этот цирк волею тренерского совета, в том числе по инициативе уже упомянутого Константина, вышла четверка альпинистов. Трое из них - инженеры из Твери (тогда еще Калинина), будучи сугубо гражданскими лицами, как-то умудрились попасть на сборы военных альпинистов и рвались в бой, чтобы закрепиться в нашем суровом, чисто мужском и почти сплошь военном коллективе. Четвертым был я, которому поручили непонятную роль - не то тренера, не то надсмотрщика или просто наблюдателя.

Примерно через три часа после выхода с базы «Терскол» мы поднялись на седловину основного перевала, удрученно вздохнули, связались и... пошли. «Жандармы» (обойдемся дальше без кавычек) «приятно» разнообразили дорогу. Ведь действительно обидно лезть на 30-40-метровую стенку только для того, чтобы сразу же начать такой же длинный спуск. И другого выхода нет, потому что слева и справа от гребня лучше не смотреть. Были, конечно, и обходы, полочки, но не часто.

Итак, мы шли через жандармы, которые молча сносили наш мат, не сбрасывали нас вниз и терпеливо готовили спасение четверки от больших неприятностей. Почему? Сейчас узнаете…

Часов через 8 почти безостановочного движения гребень вывел нас на чистенький белый холмик, который выглядел солидно, потому что имел гордое название - Ненскрыра Узловая. Действительно, холмик был перекрестком. Наш гребешок с его увлекательными жандармами после холмика через несколько сот метров выводил к нашей цели – вершине. Но чтобы жизнь не казалась медом, гребень продолжался с вполне приличной крутой башней, этак 70-80 м высотой.

Время было уже не раннее, мы прилично устали, хотелось что-нибудь поесть, а главное, - впереди на протяжении 9-10 часов хода не было места для ночевки, где можно поставить палатку, лечь, вытянув ноги и сказать: «Уф-ф!». А в случае чего - быстро спуститься вниз. Такое место было только на Узловой, вернее чуть ниже её купола. И мы приступили к приятному ритуалу. Кто-то ставил палатку, кто-то кочегарил примус и готовил еду, все было тихо - мирно, далеко внизу в цирке у озера копошились какие-то точки, скорее всего туристы. Тоже, наверное, хотели покушать и отдохнуть. Мы на всякий случай не развязывались, потому что было куда поехать, правда, не сразу. Но ведь снег - он скользкий, а береженого бог бережет.

К концу обеда стало наблюдаться какое-то кишение в атмосфере с юго-запада. Зашевелились не очень серьезные серенькие тучки. К ним снизу устремились другие, шустрые и беленькие. Чуть сильнее подуло, но все это, повторяю, было как-то несерьезно, во всяком случае, без больших намеков. Поэтому мы, сытенькие, уже забывшие о злости и вполне довольные собой и друг другом разделись, постелили на пол палатки свои теплые вещи, залезли в спальные мешки и быстро согревшись, стали не торопясь обсуждать свои дела на завтра. Спать было еще рановато. И тут нас тряхануло…!

Палатка устояла от первого порыва ветра, даже и от последующих рывков, но от послеобеденного кайфа не осталось и следа. Я выглянул наружу и увидел... Вернее ничего не увидел, кроме летящего горизонтально снега. Стало темно. Тут же вспыхнула первая молния. Она ударила где-то совсем близко, потому что между вспышкой и ударом грома почти не было паузы. А мы ведь лежали почти на вершине, в палатке, вокруг которой валялось много железа: ледорубы, пара кошек, крючья, молотки, карабины. Да и в палатке железа, которое так любят молнии, хватало.

Надо было срочно сматываться. Вернее, молниеносно. И я, сформулировав эту мысль вслух, без лишних слов и призывов начал быстро собираться. Путь был один - вниз в сторону перевала Западный Донгуз-Орун. Но упрямые тверские мужики были иного мнения: какой-то тип явно отбирал у них вершину, лишал возможности проявить героизм, продемонстрировать мужество, показать какими должны быть настоящие мужчины и альпинисты. Поэтому, на мое предложение спуститься на седло и там укрыться от непогоды был дан твердый отказ. Мало того, Юра - формальный руководитель восхождения, в довольно резкой форме потребовал от меня прекратить панику и вернуться в исходное положение. Я его послал в такой же резкой форме, кратко объяснил разницу между альпинистами и самоубийцами и, захватив рюкзак, нырнул в то, что творилось снаружи. Я знал, что поставил их в безвыходное положение - они не могли идти без меня дальше по маршруту. Вскоре выскочил полуодетый Юра и попросил подождать, объяснив, что они тоже будут спускаться, что виновником этого трусливого решения являюсь я, что они никогда, ни за что со мной вместе ходить больше не будут и другим не посоветуют.

Собрались быстро, так что я, сидя на рюкзаке, еще не успел превратиться в полноразмерный сугроб. Несмотря на остатки пижонства (чего тут страховаться-то?) Тверские ребята все же связались попарно и мы пошли.

Путь на седловину перевала идет по довольно пологому и не острому гребню. Ветер дул слева - сзади и в 5-10 метрах еще было кое-что видно. Главными союзниками для нас были быстрота (без суеты) и везенье, потому что молнии били совсем рядом, высвечивая из мглы белые светящиеся шары, от которых шевелились волосы и жужжал ледоруб. Но пока почему-то они нас игнорировали. И еще нам нельзя было отклоняться от оси гребня, потому что толщина снежного покрова быстро увеличивалась, а его и раньше немало скопилось на склонах.

Я спускался вторым в связке с Юрой, в твердой уверенности, что под ногами ось гребня и первый идет правильно. Поэтому, в ту долю секунды, которая прошла между моментом, когда Юра начал падение вниз в срезанной им лавине и моей реакцией на его срыв, я еще успел удивиться, – как это можно сорвать лавину на гребне? Или может быть, я удивился немного позже, в момент, когда загонял ледоруб в склон, падал на него, тоскливо ждал рывка, благодарил судьбу за то, что не попал в напарники к Юре по совместному спуску в лавине? Мало ли о чем подумаешь в момент срыва товарища, которого ты должен удержать, а все твои действия выполняются автоматически.

Юра всполз ко мне без царапин, правда, в лице его что-то изменилось. И в лицах остальных упрямых мужиков тоже. Во всяком случае, они не возражали, когда Юра предложил не пережидать грозу на перевале, а прекратить восхождение и спускаться в долину. Пока нас здесь не убило. Я тоже не возражал, и мы быстро свалили на тропу к озеру. Там тоже было не Майами. На цветочных полянах, на травке лежал снег по колено. На противоположной стороне ущелья вершина Накра была окутана черными тучами, и её беспрерывно били молнии. Мы знали, что на горе в это время находились две группы альпинистов, причем, одна из них с наших сборов. К вечеру, уже в сумерках, мы пришли на базу и разыскали Павла Сергеевича Рототаева - нашего старшего тренера, построились, доложили о прерванном восхождении и стали ждать приговора, сурового, но справедливого.

- Какие же вы молодцы, ребята, - сказал полковник. - Вы приняли единственно правильное решение. За это я засчитываю вам всем вершину, а Юре, который это решение принял, я засчитываю руководство.

И все были довольны, в том числе и я, потому что не потерял надежды еще когда-нибудь сходить вместе на гору с этими чудесными тверскими мужиками, которые так быстро усвоили, что такое вовремя уходить.

Да, кстати, вам так и непонятно, почему нам помогли жандармы? А вы представьте, где бы мы оказались, и что бы с нами могло быть при отсутствии этих благодетелей, которые как бы придержали нас от излишней прыти, как будто знали, что скоро в природе начнется свистопляска.

Отдыхать пришлось недолго. К утру гроза утихла, но, тем не менее, состояние погоды было далеким от совершенства. И начальство приняло решение выслать навстречу нашей группе на Накре поисковый отряд. Рации у группы не было, а о том, что творилось у них на маршруте, мы накануне сообщили достаточно объективно и без эмоций. Но, видно, и при таком изложении рассказ получился впечатляющим. Вместе с нами в ущелье вышел такой же отряд из альпинистского лагеря «Баксан». У их группы, которая вышла на Накру по тому же маршруту намного раньше, закончился контрольный срок. С тропы в ущелье их нельзя было увидеть, потому что стена была вся закутана облаками.

Спасательными, точнее, поисковыми работами руководил опять же Костя. Он как всегда горел жаждой деятельности и был очень активным. Глядя на его четкие, энергичные действия, слушая короткие, деловые команды я почему-то вспомнил Барклая де Толли в романе Л.Н. Толстого «Война и мир». Помните, когда он отдавал команды, какой колонне, куда и когда маршировать?

Итак, первая колонна отправилась по северо-восточному склону цирка на перевал Ложный Донгуз-Орун, затем должна была подняться на вершину Накры с юга по самому простому пути и, если никто по дороге не встретится из пропавших, посмотреть с вершины вниз на маршрут по северной стене, где потерялись эти две группы. И покричать, если не будет видно. И подождать еще, если крики и ракеты не помогут. А там уже - по обстоятельствам. Вторая колонна должна была осесть на перевале, как ретранслятор между первой и третьей колоннами и чтобы в случае необходимости помочь первой. А третья оставалась внизу у тропы в палатках, где ночевали плановые туристы перед выходом через перевал Донгуз-Орун к морю - в Сухуми. Вернее, выходили до начала бурных событий в Грузии.

Так вот, третья колонна расположилась в палатках, вообще-то без харчей, потому что таковые были отданы ребятам, осевшим на перевале.

Мы, правда, тоже хотели наверх, на подвиги, но нам сурово и мужественно объяснили, что каждая группа получила задание соответствующее их опыту, знаниям и возможностям. Получив таким образом по соплям, ребята остались в палатках, голодные и обиженные. Одного я тут же отправил вниз за продуктами, а сам, на всякий случай, пошел познакомиться с группой туристов, которые рядом тихо колдовали у кухни и там что-то вкусно пахло.

Я вежливо поздоровался, спросил про их планы, вежливо объяснил, в ответ на вопрос очень милой девушки, что мы тут делаем и заодно показал на наших ребятишек (из второй группы), которые копошились наверху около перевала. Потом, к слову, рассказал какую-то смешную байку про альпинистов, которые с одной банкой консервов три дня шли на стену, потом еще одну, тоже про съестное, пока до них, наконец, не дошло то, что должно было дойти намного раньше. Вскоре у нас уже тихо урчал примус, ждали своей очереди картошечка, рис, банка тушенки и даже немного чая с сахаром. Мы лениво нежились на спальниках, проникаясь ответственностью за порученное дело, готовые в любую минуту вскочить и пойти на подвиг.

Но тут от маленькой толпишки туристов, которые взволнованно обсуждали только что услышанные новости из жизни суперменов, отделился средних лет мужчина, одетый как ответственный солидный альпинистский начальник и с какими-то очень солидными значками на груди. Некоторые из значков вообще были иностранными и имели явное отношение к горам. Даже к Гималаям.

И я пошел, лихорадочно соображая на ходу. Откуда взялся этот тип? Какого ранга он начальник? Имеет ли отношение к спасательной службе района. Какие нарушения в организации наших спасательных работ успел заметить? Что мне нельзя говорить вообще, где надо наврать и... много о чем подумал за эти 15-20 метров до его резиденции в отдельной большой палатке армейского образца. Там был штаб. В одном углу сидела за тумбочкой очень деловая девица и расщепляла на атомы клавиатуру вполне портативной пишущей машинки. В другом - солидный молодой человек наводил порядок в папках с красивыми обложками.

- Садись и рассказывай, - сказал суровый начальник и указал перстом на койку.

К этому времени я успел вспомнить основное содержание «Положений о горовосхождениях в СССР», а также книгу Ф. Кропфа «Спасательные работы в горах» и стал излагать это содержание применительно к нашей ситуации, расцвечивая текст жестами в сторону горы с ровной вершиной (так переводится со сванского Накра-Тау) и благожелательной мимикой.

Начальник сурово слушал, не перебивая и тем самым усиливая мою панику, поскольку известно - чем дольше молчит шеф, выслушивая подчиненного, тем сильнее потом врежет. Наконец, я закончил отчет и с тоской подумал о том, что рис уже закипел. Хозяин палатки сурово кивнул, дав понять, что информация принята, нагнулся, достал из-под койки две «маленькие», быстро открыл и поставил на тумбочку, где уже как-то сама по себе образовалась вполне приличная закусь. А я подумал, что никогда впредь не придется, наверное, участвовать в таких прекрасных поисково-спасательных работах. И теперь, когда все уже позади, к сожалению, вынужден согласиться с тем самым, который много лет назад сидел в той палатке.

Он действительно был шефом - руководил школой горного туризма Чечено-Ингушетии (когда они еще были вместе), вел своих подопечных через перевал. Наша беседа вскоре стала дружественной и доверительной. Он, оказывается, знал многих известных альпинистов и очень любил горы. Короче, когда мальчики сообщили что обед готов, я выразил уверенность в том, что и с моей долей они легко справятся.

А посланный нами гонец за продуктами несся вниз по тропе. Он был из начинающих, очень гордился своей принадлежностью к братству альпинистов, гордился поручением и поэтому уже издалека кричал всем, кого видел на тропе:

Все это происходило в нижней части тропы, куда еще рискуют добираться вальяжные прогулочные туристы. Так что шороху наш коллега навел порядочно среди этой публики. И долго потом лез в бутылку, когда мы напоминали ему сей героический эпизод, с соответствующими комментариями.

Когда он пришел на базу, требуя продукты, ему сначала предъявили нашу группу с Накры, которая благополучно слезла со стены во время грозы - прямо вниз по пути подъема. Это было действительно хорошо сделано: 16 спусков по 40 метров по обледенелым веревкам, среди грохота падающих камней слева и справа, среди молний - вниз. Закончили спуск уже в темноте, переночевали и утром по другому берегу ущелья пришли на базу. Почему и не повстречали нас, идущих их спасать. Так что наш потенциальный кормилец вышел опять наверх без еды, но с информацией. Получив её, я, несмотря на последствия разговоров с шефом из Чечено-Ингушетии, сохранивший способность соображать и пространственную ориентировку, дал вверх две зеленые ракеты под восторженные вопли туристов. Это был сигнал – «Наши вернулись! Возвращайтесь!».

Потом я предупредил туристов и, главное, туристок, что скоро они увидят наверху настоящий цирк. Ребята наверху не подвели и зрители увидели отлично исполненный групповой глиссер3/ по длинному и не очень пологому снежному склону.

Мы ушли, оставив наверху одну группу, которая взялась помогать в поисках пропавших альпинистов из лагеря «Баксан». Прошло уже шесть дней, после их выхода и надо было быть готовыми ко всему. Однако все завершилось быстро и довольно благополучно: ребята выползли на вершину вскоре после появления на ней спасателей. Они были предельно истощены, не могли говорить, но живы и целы. Через несколько дней в лагере «Баксан» состоялся разбор восхождения этой группы. Руководил разбором Павел Сергеевич, который, кроме того, что являлся нашим старшим тренером (армейцев), был еще самым главным альпинистским начальником в этом районе и почти самым большим в стране.

Отъевшиеся и отоспавшиеся ребята четко доложили о том, как они шли по маршруту, как преодолевали все трудности и как прорвались наверх. В ответ на вопрос: «Почему просрочили контрольный срок?». Они гордо ответили, что не думали о контрольном сроке, ибо хотели испытать себя в экстремальных ситуациях, показать, на что может быть способен человек. И показали. А им, в ответ, показал Павел Сергеевич, который лишил всех звания инструктор альпинизма и спортивных разрядов. За что? За то, что они просрочили контрольный срок. За то, что из-за них вынуждена была выйти на поиск и большая группа опытных спортсменов. За то, что в таких выходах другие мерки для риска и опасностей.

- А как же ты, гад, мог позволить себе выпить, когда еще ничего не было известно и когда могла понадобиться твоя помощь? - вероятно подумали сейчас вы – читатель...

Верно, нехорошо поступил. Неправильно. И ничего не могу сказать в свое оправдание. Я просто был уверен (и не без оснований) в том, что в той нашей группе на Накре все ребята знали, как важно вовремя вернуться и умели делать это грамотно. Я им верил, и они не подвели. Кстати, еще перед выходом с базы предлагал пустить одну группу вверх по той стороне ущелья вплоть до подножья стены. Но разве могут что-то сказать умное люди, не имеющие знаний, опыта и возможностей? Подсобники. И поэтому мы разошлись на тропе с теми, кого искали, сгоняли наверх две группы, наделали шуму. А я познакомился с хорошим человеком. И выпил.

Это очередная, очень простая и даже элементарная истина.

Проблема - как пройти туда, куда вам нужно и как потом вернуться, издавна волновала людей. Меня, например, еще в далеком детстве очень интересовал вопрос – как могли Иваны Царевичи точно находить тридевятое царство в тридесятом государстве да еще и расположенное черт те где! Например, за морем-окияном? С дальними путешествиями теперь, правда, напряженка, как и с Иванами Царевичами (спонсоры все-таки не то), да и овес нонче дорог. Но сколько раз вы получали точный, ясный и понятный ответ на вопрос: - Скажите, пожалуйста, как пройти в ...? Причем настолько ясный и понятный, что потом не надо было снова использовать язык, который, как известно, до Киева доведет. Но это хорошо, когда есть кого спросить. А если таковых нет и карты тоже нет или она врет, или она не врет, а бесполезна, потому что ничего не видно – ночь, туман, лес дремучий? И тогда возникает неприятная ситуация, для определения которой не зря использовано производное от слова блудить.

Ужасно противно себя чувствуешь, когда заблудишься, не правда ли? Даже в пригородном лесу с корзинкой, в которой гриб грибу кукиш кажет. Ужасно противно.

А каково заблудиться в горах? На карте все просто и понятно: вот ущелье, вот перевал, а вот и гора, на которую вам всенепременно надо вскарабкаться. А описание маршрута: через какой ручеек и где надо перебраться, где рекомендуется поставить палатку, по какому гребню или ребру идти на вершину и даже - где забить крюк. Как говорится: "Иди – не хочу!».

И, тем не менее, идут не туда, лезут не там и даже потом бесследно исчезают, потому что в горах заблудиться не сложнее, чем, например, в дремучем лесу, а иногда даже проще. Спросите у профессиональных спасателей на Эльбрусе: сколько людей бесследно исчезло на этой горе за последние 5-10 лет? И вы получите впечатляющий ответ. Заблудиться можно и на сложном альпинистском маршруте, даже если вы правильно вышли к началу подъема и хорошо запомнили маршрут. Гора ведь большая, а вы маленькие и видите тем меньше, чем круче подъем. Как например, человек, который ляжет на землю среди холмиков и оттуда будет обозревать окрестности. Только, к тому же, все они поставлены «на попа».

Имеется много причин, из-за которых люди в горах могут потерять ориентировку. Приведем две, не потому что они главные, а просто так вспомнилось.

Настала пора выбираться из ущелья Донгуз-Орун, а то можно подумать, что весь Кавказ сосредоточен в этом микрорайоне!

Предлагаем посетить ущелье Кыртык, в верховьях которого независимо стоит не очень большая, но очень сухая (с юга) гора Суарык. Ущелье начинается от поселка Верхний Баксан, от которого до подножья Эльбруса всего-то 25 км.

Кыртык - обильное пейзажами ущелье, в чем нам предстояло убедиться после того как рано утром вылезли из машины, навьючили на себя рюкзаки, протопали по поселку, первому взлету и вошли в лесистую, узкую часть ущелья. Мы - две группы альпинистов из которых все, кроме меня, уже имели солидный опыт, хотя я был самым старшим по возрасту. Поздно начал.

Так вот, идем по ущелью, дышим ароматами утреннего леса, слушаем птичек, темп терпимый и отдыхать не хочется, дорогу знаем. Все нормально. Часа через два, а может быть и меньше из-за очередного поворота показывается четверка альпинистов, которые идут вниз. Вежливо здороваемся, как принято в горах, они останавливаются, мы тоже.

Вот сколько лет прошло, а почему-то до сих пор помню эту встречу. Но сначала следует уточнить, что я не антисемит, хотя бы потому, что сам наполовину еврей. Кстати, среди альпинистов весьма много евреев и к тому же сильных альпинистов, в том числе мастеров спорта. Но в те времена пресловутый "пятый пункт" был еще очень в силе. Поэтому вид четырех типичных местечковых евреев, допустим из Бердичева или, еще лучше, из рассказов Шолом Алейхема, со всеми типовыми чертами лица и даже небольшими пейсиками, но почему-то одетых в альпинистские одежды и с ледорубами в руках, внес, согласитесь, приятное разнообразие в начало нашего маршрута. Разговор был коротким, но содержательным:

- Вы на Суарык? А мы с Суарыка! Учтите, там такой бергшрунд!

И все было сказано с великолепным акцентом и с такой же мимикой.

Ребята, гордые тем, что хорошо "сделали" гору и тем, что дали полезный совет, понеслись дальше вниз, а мы продолжали стоять, слегка озадаченные проблемой, которую нам задали лихие покорители горы Суарык. Дело в том, что бергшрундом называется трещина во льду, которая образуется в верхней части вершины или даже ниже (подгорная трещина) и разделяет зону питания ледника от его подвижной части. Так вот на Суарыке с юга никогда не было льда. Во всяком случае, никто его не видел из предыдущих восходителей. Не было также снега и воды в жидком виде. И где ребята нашли там бергшрунд? Немного похихикав, но добродушно, мы пошли дальше, наконец, подобрались к подножью горы, окончательно убедились в отсутствии каких-либо намеков на лед и вскорости после сытного обеда-ужина, залезли в спальные мешки. Утром разделились на две группы, и вышли на восхождение по разным маршрутам.

Мы начали с запада, довольно быстро прошли подряд все три вершины Суарыка и без приключений добрались до последней из них - Восточной. Осталось самое трудное - так же грамотно и без приключений спуститься. Насчет трудностей я не пошутил. Опытные альпинисты знают, как трудно собраться для спуска, когда все силы (и нервы) отданы подъему наверх. Многие несчастные случаи с альпинистами происходят как раз на спусках, даже если на них нет технических сложностей. От вершины вниз уходила на восток довольно крутая стенка. Она заканчивалась полочкой, за которой не было ничего видно в тумане, потому что мы были выше облачности. Все это выглядело как-то неуютно и лезть туда не хотелось, хотя и надо было. Кстати, вышли мы почти налегке, внизу остались спальные мешки, основной запас еды, горючего, теплых вещей. И вот тут, прямо на вершине, возник конфликт. Я, то есть некий сосунок-переросток, противопоставил себя корифеям, заявив, что спускаться надо именно туда, по этим зловещим на вид стенкам, которые вдобавок скрывались в тумане. Корифеи вначале удивились, узнав что оно еще и разговаривать умеет, потом сказали чтобы я не чирикал а тихо - мирно следовал за ними по явно благожелательному пологому склону, который уходил влево примерно под 90° от моего варианта. Ориентировку по странам света к этому времени мы как-то потеряли. Но, будучи от природы упрямым, в том числе, когда не надо, я отстегнулся от веревки и сказал, что в таком случае пойду вниз один. Как в том случае на Ненскрыре, помните?

Меня подвели к краю стены, пристегнули к веревке и предложили спускаться. Если, - сказали они - ты найдешь следы пребывания человека вон на той, полочке, - мы тебе может быть и поверим. Я быстро спустился примерно на 30 метров и нашел эти следы: забитые в скалы старые крючья, в том числе даже один ледовый и следы триконей. (Справка, для тех, кто не знает: триконями называют металлические пластинки с прорезями, которые прибивались к подошвам альпинистских ботинок, чтобы улучшить сцепление с поверхностью. Триконями называли и сами ботинки).

Я сообщил о своих находках наверх и предложил спускаться остальным. Но вместо этого команда стала дружно вытаскивать меня наверх, как большую и слегка агрессивную рыбу. Однако долго сопротивляться в этой ситуации было не только бесполезно но даже опасно и я подчинился грубой силе.

Наверху господа знатоки вежливо объяснили, что крючья забиты такими же идиотами как я, которые не знали правильного пути спуска и так же как я искали приключений на свою голову (или другую часть тела). Следы на камнях не от триконей, а от молний, которые часто в грозу бьют в эту гору, потому что в ней много металла. Все это показалось фигней и я бы еще повыступал, если бы не один товарищ. Он произнес великолепную фразу, которая запомнилась на всю жизнь:

- В конце концов, Серега, даже если мы окажемся неправы, запомни: Все ручейки бегут вниз и нам надо туда же. Пошли?

Выступать после такого обращения было бы уже трусостью и мы пошли. Склон был пологим примерно 300 метров, после чего крутизна его начала медленно, но неотвратимо увеличиваться. Мы достали веревки, связались, начались спортивные спуски с попеременной страховкой и наконец подошли к стеночке из трех отвесных ступенек, которая упиралась в заваленную снегом (...?!) площадку. За краем площадки не было видно ничего, кроме темных клубов тумана, которые как-то выжидательно ворочались и вроде бы даже причмокивали от предвкушения встречи с нами. Но - все ручейки бегут вниз. Мы поочередно спустились по этим ступенькам, правда, Володе надоело ползать и он решил с последней ступеньки просто спрыгнуть на площадку. Что и сделал довольно лихо, но не совсем удачно, потому что одна его ножка попала на камень, хитро притаившийся под снегом. После небольшого консилиума, был определен перелом малой берцовой кости и возникла проблема. Мне, конечно, можно было бы и позлорадствовать, но в горах так не поступают.

Ясно было, что мы заблудились, что до ночи в этой ситуации не успеем ночевкам спуститься к подножью, тем более не успеем придти к ночёвкам и к ребятам, которые нас ждут и, естественно, беспокоятся. Тут следует заметить, что на сборах альпинистов Вооруженных Сил был заведен хороший обычай: даже на короткий маршрут брать с собой палатку, заправленный примус, немного еды и смену теплых вещей. Все это у нас было, поставили на маленькой площадке палатку, сделали Володе из ледоруба шину, организовали чай и перекус, расстелили на дне палатки веревки и приготовились ко сну, закутавшись в пуховые куртки. Кроме меня, поскольку эти прекрасные куртки выдавались только корифеям. Так что ночью я в основном дрожал. Но не замерз. Утром Женя скинул в обрыв и в туман, явно не изменивший своих агрессивных намерений, веревку и ушел по ней вниз, так сказать в неизвестность. Сейчас я уже не помню, сколько всего было веревок спуска по отвесной стене - семь или восемь. Помню одну пересадку на очередную веревку почти в воздухе. Помню как помогал пересаживаться Володе. Помню последний - участок, о котором мы еще не знали, что он последний, так как внизу по-прежнему ничего не было видно. А запомнил его потому, что здесь крутизна стены стала больше 90°, веревка висела в воздухе, а у каждого из нас в голове стучал маленький вопросик: как будет дотягиваться до стены тот, кто спустится первым.

Здесь, в этот критический момент природа видно плюнула, наблюдая за нашим упрямствам и, наконец, сжалилась. Короче говоря - веревка заканчивалась примерно в 5-8 метрах от стены и до нее было бы не дотянуться, но примерно в метре от конца веревки под ней располагался ровный, пологий склон, который внизу переходил в ледничок (...?!). Спуск по стене закончился. Кстати, потом мы узнали, что совершили спуск по маршруту высшей тогда категории трудности для альпинистских восхождений.

После спуска природа, продолжая свое доброе дело, убрала остатки облаков, и мы увидели себя на краю огромного скального цирка, испещренного следами каких-то циклопических гусениц, внизу валялись разнообразные трубы, остатки непонятных сооружений, при полном отсутствии людей. В общем - сплошная фантастика, тайная база НЛО (или КГБ?). Кто-то сказал, что ощущает воздействие мощной радиации, другие тоже сразу ощутили нечто подобное. Я же ощущал желание поспать, перед этим покушать, а еще перед этим - определиться. Поэтому взял ледорубчик и начертил свою версию нашего местонахождения.

Согласно этой версии мы спустились не на юг, а на северо-восток и чтобы вернуться к товарищам необходимо преодолеть вон, тот крутой гребень, на который Вова с его шиной на ноге при всем желании не залезет. Поэтому предлагается двойке выйти туда и сообщить ребятам, что с нами все в порядке, а мы с Володей потихонечку пошкадыбаем вниз вон по той речке, которая вытекает из цирка, ибо - все ручейки бегут вниз. И вроде бы там внизу виднеется что-то вроде пастушеского коша. А после него должна быть дорога вниз на юг в шахтерский город Тырныауз, откуда и прибыли сюда обладатели этих мощных гусениц и их хозяева в поисках месторождений молибдена, а также других полезных металлов.

Самое удивительное, что корифеи наконец-то согласились со мной без разговоров и двойка Дайнюс - Женя тут же понеслась на гребень, а мы с Володей начали наш путь вниз на трех ногах и с двумя рюкзаками. Описывать его я не буду. Неинтересно. Когда до коша оставалось уже не так много, нас заметили пастухи, примчались на своих лошадках и вскоре мы уже сидели у них в гостях, кушали очень вкусную баранину и запивали её свежим айраном. Пастух подтвердил мою версию, сказал, что вся техника спустилась в город, наверху никого нет и лишних лошадей тоже нет.

Было решено, что я тут же выхожу вниз по тракторной дороге в Тырныауз, оттуда в Терскол и завтра вернусь на нашем УАЗ-ике за Володей. По моим, опять же, расчетам предстояло пройти около 10 километров. Но их оказалось намного больше. Спуск пересекали многочисленные поперечные ущелья, по которым дорога вертелась как-то уж больно садистски. Изредка попадались люди: геологи с застрявшей в грязи машиной, всадники, а также по дороге двигались огромные стада божьих коровок. Видно у них было большое переселение народов и стоило больших трудов не задавить какую-нибудь переселенку (или делегатку?). Каждый встречный (кроме коровок) считал своим долгом спросить, откуда и куда я иду, такой уставший и одинокий. Затем, после заслушивания краткой информации, в том числе об оставшемся наверху Володе, каждый от всей души предлагал перекусить и попить. Хорошо, что устоял от соблазна принять стаканчик, но к моменту, когда, наконец, увидел далеко внизу под ногами первые вечерние огни Тырныауза, я уже изрядно объелся и устал.

Было ясно, что дойти до низу сил уже не хватит и что если я не успею добежать до той самой машины метров 280-300 ниже, в кузов которой залезали последние пассажиры, ночевать буду здесь - в колее.

Добежал. Пассажирами оказались студенты - геологи. Они вместе с водителем выслушали мое краткое, но содержательное сообщение, прониклись, доставили прямо на автостанцию, помогли сесть в какую-то машину до Терскола и даже пытались покормить, но это был уже перебор.

Было совсем темно, когда я в полусне докладывал начальству и ребятам о наших приключениях, после того как мы расстались с другой "двойкой" и старался одновременно внушить мысль о том, что они и без меня легко найдут завтра эту дорогу и кош с Володей. Неуверенный в том, что убедил, я заснул и видел страшный сон, в котором вновь шел и ехал обратно вверх по этой / дороге среди божьих коровок.

Утром меня разбудили и, глядя на сочувственные лица товарищей, я понял, что сон в руку. Надо было вставать и ехать. После искренних и прочувствованных соболезнований товарищи сказали, что у них, правда, есть для меня маленький сюрприз, который может скрасит предстоящее испытание. Я хотел было их послать..., но зачем еще и другим настроение портить?

Сюрприз был в соседней палатке, он лежал на койке, спал и звали его Володей. Примерно через час-полтора после моего выхода из коша сверху свалился заблудший тракторишко, Володя был на него посажен и вернулся в Терскол вскоре после меня. Но чтобы вкусить кайф до конца, ребята не стали меня будить, а приготовили на утро маленький сюрприз. Кстати, я от Вовика, после того как он проснулся, так и не дождался даже маленького спасибо. Он был очень агрессивно настроен из-за легкого желудочного заболевания, которое заработал потому, что тоже накануне переел. А объелся потому, что его закормили на дороге те, с кем я раньше повстречался, и они чествовали Вову как героя. Вот так и делай людям добро. А главное - знай хорошо маршрут не только вверх, но и вниз.

Впрочем, если есть хорошие товарищи, то "все ручейки бегут вниз и нам надо туда же".

Начнем с Иткола. Иткол - собачье ущелье. Его можно увидеть слева от дороги, когда едете вдоль реки Баксан вниз. То есть с юга, примерно в 3,5 километрах от Терскола. Если, конечно, удастся увидеть, потому что ущелье маленькое и какое-то невыразительное. Но что вы увидите наверняка, так это гостиницу "Иткол" в нижней части ущелья. Она хоть и не очень большая, даже типовая, но с дороги смотрелась достаточно солидно. Сейчас солидности стало как-то меньше, но в те годы гостиница смотрелась еще и потому, что в ней, в основном, обслуживали иностранных туристов. Были, конечно, и советские, и не только туристы, но все же тон задавал "Интурист" со всеми его типовыми особенностями. Кто задает тон сейчас - не знаю. В тот день, о котором наш рассказ, много лет назад один из номеров гостиницы занимал заместитель председателя Федерации альпинизма СССР, который исполнял в Приэльбрусье обязанности Уполномоченного Федерации, то есть являлся тем самым старшим начальником над шестью альпинистскими лагерями в этом районе, над всеми сборами и группами восходителей, о котором я уже говорил.

К нему в упомянутый день я пришел по какому-то делу потому, что сей обремененный званиями и должностями начальник был наш П.С. - старший тренер сборов альпинистов Вооруженных Сил. Мы сидели, мирно беседовали и попивали чай, то есть занимались делами, которые Павел Сергеевич всегда любил. Не скажу чтобы вдруг или неожиданно, точнее, в очередной раз нашу беседу прервали три очень фирменно одетых посетителя. Вначале я на всякий случай внутренне собрался, встряхнул в памяти остатки английского и совсем маленькие крохи немецкого, но посетители обратились к П.С. на русском языке. Это были наши интуристовские гиды, то есть люди, которых одевают, обувают и вообще создают оболочку для имиджа - клиенты. И не только их самих. Обеспечивают.

Обращались они подчеркнуто к П.С., поскольку внешне я представлял типичное, как теперь говорят "совковое" существо, до общения с которым наша, также "совковая" элита не снисходила еще тогда. Они пришли к П.С. за советом - как найти двух итальянских альпинистов из города Болоньи и, кстати, известных архитекторов, которые двое суток назад вышли на Эльбрус и исчезли. Начали они восхождение с "Приюта 11" в 3 часа ночи и должны были вернуться обратно на Приют примерно в 13-14 часов. Кстати, "Приют 11" - трехэтажный отель на высоте 4200 метров на склоне Эльбруса стоит того, чтобы о нем рассказать подробнее, даже, несмотря на то, что он недавно сгорел. Итак, итальянцы вышли, отказавшись от услуг проводников. К утру погода начала портиться, на обеих вершинах Эльбруса появились огромные снежные "флаги" - верные признаки ураганного ветра на тех высотах. Но это был только первый сигнал. Примерно к 10 утра весь Эльбрус превратился в ад кромешный, видимость упала до нуля и выйти из Приюта наружу можно было только цепляясь за веревочные перила. Это безобразие продолжалось часа три, потом стало чуть потише, но видимость не улучшалась и все время валил густой снег; вернее летел почти горизонтально.

К 14 часам итальянцы не пришли. Еще раньше наверх, несмотря на непогоду, отправились спасатели, однако итальянцев на спуске не встретили, даже не обнаружили следов. Идти на седловину и тем более на вершину они не рискнули, потому что в этом случае не успевали вернуться на Приют до темноты. Иными словами, у них возникла проблема, с которой, к сожалению, иногда приходится сталкиваться в альпинизме: до какой степени оправдан риск, которому подвергают себя спасатели при поиске пропавших людей и даже после их обнаружения, особенно когда помочь уже ничем нельзя или помощь связана со смертельным риском? Короче - они вернулись, стало темно и тем самым смертный приговор был подписан. Ведь итальянцы вышли налегке и даже если бы они смогли как-то продержаться в этой кутерьме наверху днем - ночь их должна была докапать наверняка.

За ночь все утихло. Огромный белый Эльбрус сверкал и лоснился на фоне темно-голубого неба и видимость была "мильон на мильон" (как говорят летчики). В этот день весь маршрут от приюта до вершины спасатели буквально обшарили метр за метром и вдобавок подключили вертолет, который облетел массив горы по всем возможным направлениям спуска, в том числе с севера, хотя туда они никак не могли спускаться. Дело в том, что основной путь подъема на Эльбрус проложен с юга и возвращаются с вершины тоже на юг. Итальянцы исчезли... Их не могло занести снегом из-за сильного ветра, и оставалась одна версия - они упали в скрытую под снегом трещину, а дырку потом зализало ветром и снегом. Глубина таких трещин на Эльбрусе достигает 100 и больше метров. Все это гиды рассказали Павлу Сергеевичу, судя по всему даже не для того, чтобы услышать от него что-то новенькое по поводу возможного местонахождения итальянцев, а чтобы получить официальное подтверждение правильности действий всех, кто участвовал в поиске. Так сказать, чтобы взятки были гладки. Кстати, во время поисковых работ эти ходоки сидели внизу. Но это к слову. Итак, гиды обратились к шефу:

- Павел Сергеевич, как вы считаете, куда еще они могли запропаститься?

П.С. как-то очень незаметно улыбнулся и повернулся ко мне:

Гиды почему-то сразу обиделись и с трудом соблюдая вежливость напомнили П.С., что им не до шуток. Нельзя же было всерьез предполагать, что это серое, неказистое существо сможет сказать что-нибудь вразумительное. И вообще неясно, как оно сюда попало и как вахтеры его пропустили при входе в гостиницу. Но П.С. повторил вопрос.

- Павел Сергеевич, они, скорее всего, спустились на север при спуске, вероятно, поморозились и сейчас находятся в селении Малка с той стороны Эльбруса.

Павел Сергеевич опять незаметно улыбнулся и удовлетворенно кивнул. Гиды, едва сдерживая бешенство, величественно встали, так и не снизойдя посмотреть в мою сторону, отвесили поклоны и намылились на выход.

- Кстати, меня легко проверить. Надо всего лишь позвонить в Малку по междугородному и сделать это следовало бы еще вчера утром, - добавил я, обращаясь к двум очень злым, но элегантным спинам. Затем мы вернулись к беседе и к изрядно остывшему чаю. Но ненадолго, потому что примерно через 10 минут в номер без стука ворвались (...?!) те же гиды со слегка обалделыми рожами:

- Павел Сергеевич, нам только что сообщили из больницы поселка Малки, что у них лежат какие-то два иностранца, которые говорят на непонятном языке и врачи не знают, что с ними делать. То есть раньше они знали, когда эти иностранцы ввалились в больницу поздно вечером с сильно обмороженными конечностями, так что потребовались срочные операции. Им удалили несколько фаланг, сейчас опасности сепсиса уже нет, но что с ними делать дальше они не знают. И как вы, черт возьми, догадались, что итальянцы в Малке?

- А вы спросите у Сережи, - мило улыбнувшись, сказал П.С.

Пожалуйста, не подумайте, что я здесь хвастаюсь. Просто П.С. тоже не любил пижонов и был отличным тренером, от которого мы многому научились. Так что здесь он как бы устроил очередной экзамен. Выслушать Сережу было свыше сил наших визитеров и они умчались обратно, даже не сказав спасибо, не говоря о прочих проявлениях благодарности. Ну и фиг с ними. Лучше я отвечу здесь. Представьте себя на высоте 5633 метра. Ветер 30-40 метров в секунду, так что идти нельзя и приходится сползать на седловину (5300 метров), преодолевая мощный напор слева - спереди. Представили или уже не хочется? На седле крутят вихри со всех сторон, видимость резко падает. Вы поворачиваете налево (на юг) и в какой-то момент останавливаетесь. Причина остановки может быть любой: спросить, помочь, передохнуть, отвернуться от ветра, натянуть шлем. Мало ли зачем может понадобиться остановка. Во время остановки вы раз-другой поворачиваетесь и этого уже достаточно.

К сожалению, у человека нет такой биолокационной системы как у птиц или животных. Но почему-то во многих случаях при потере ориентировки нас тянет на север. Вот и их потянуло. Свою ошибку они поняли, когда ушли ниже седла - стал тише ветер, но уже не было сил идти обратно и они продолжали спуск, благодаря чему спасли себе жизнь. Ибо все ручейки бегут вниз.

Так что, выходит, безнадежная ситуация? Нет, конечно. На седле есть несколько ориентиров, в том числе, например, хижина под западной вершиной, вернее то, что от нее осталось после очередных сволочей. И найти этот ориентир можно даже в непогоду. А затем не надо вертеться при остановках, знать, как учитывать направление ветра и как использовать часы и вы сможете вернуться без потерь. Такие примеры тоже есть.

Но не будем утомлять читателей всякими ужасами и травмами, тем более подряд, тем более, что вначале что-то говорилось о юморе.

Очередная и заключительная (пока) истина, с которой хотелось бы познакомить, тоже имеет горную направленность и тоже годится не только для гор. Её можно сформулировать по-разному:

Вам может быть не совсем понятна вторая формулировка, но все станет ясно после очередного примера - рассказа.

За примерами, как иногда говорят, ходить далеко не надо. Вот поэтому предлагается вернуться в ущелье Донгуз-Орун, которое начинается всего лишь в 15 минутах ходьбы от Терскола. Ущелье отгорожено от долины и от поселка Терскол как бы занавеской из нескольких небольших вершинок, объединенных в отрог ГКХ (Главного Кавказского Хребта). Все они вместе взятые мы в свое время назвали "Длинной фамилией", потому что произнести и тем более запомнить их местные названия очень трудно, а натощак - невозможно. Восточная часть этого отрога сейчас обильно оснащена разнообразными подъемниками, служебными домиками, на высоте 2900 метров сверкает стеклами кафе "Ай". (Это не то "ай", о котором вы сейчас подумали, а луна в переводе с балкарского). Вся эта часть отрога называться Чегет и зимой усыпана мириадами людей на горных лыжах. Заметьте, я не сказал - горнолыжников. Путь в верховья ущелья теперь начинается гораздо легче, чем в те времена когда... Сейчас надо к 9 утра придти на поляну Чегет, взять в кассе билет, выйти на площадку посадки на подъемник, повесить на грудь рюкзак (если на спину - не сядете в кресло), дождаться, когда под задницу подъедет очередное сидение и через 15 минут кайфа с круговым обзором получайте свои 650 метров набора высоты от подножия без всяких физических усилий. В результате почти половину пути до перевала Донгуз-Орун вы идете по горизонтальной тропе, любуетесь стенами вершин Донгуз-Орун и Накра-тау на той стороне ущелья и без особых хлопот добираетесь до поворота в короткое, боковое ущелье, которое отходит на запад. Правда, теперь вас дальше уже не пропустят наши доблестные пограничники, ибо здесь начинается граница с Грузией. Но мы о прошлом. Итак, ущелье…

По его дну течет маленький, но сердитый ручеек. Здесь все Медвежье - ущелье, ручеек и перевал в конце ущелья, который ведет в Грузию. Правда, медведей здесь никто не видел, наверное - перевелись. Ручеек впадает в речку Донгуз-Орун, вернее в озеро, которое, естественно, имеет название Донгуз-Орун-кёль (кёль - озеро). Вот с этим-то озером и связана история названия ущелья, горы, перевала и речки. Оно разноцветное: одна часть голубоватая или зелено-голубая, а другая желтенькая, коричневатая, но могут быть и другие оттенки красной части спектра, эти цвета не смешиваются. Теперь представьте, что вы идете по слегка надоевшей тропе, на той стороне торчат две тоже надоевшие своим мрачным видом горы на которых к тому же что-то периодически стучит, грохочет и падает вниз - то ли альпинисты, то ли камни. И вдруг (почти вдруг) под вашими ногами открывается глубокая котловина, а в ней разноцветное тихое озеро. Жаль, что его назвали свиным. Хотя балкарцы магометане и свинину не едят, но при чем тут озеро? Но я отвлекся. Так о чем это мы? А, да! - о том, что в горы ходят головой и что альпинизм не скачки.

Так вот, это самое Медвежье ущелье окаймляют два отрога ГКХ, которые в верхней части завязаны в один узелок вершиной Чипер-Азау. Про один отрог я уже говорил - он виден из Терскола. а другой (южный) отгораживает Медвежье ущелье от цирка Донгуз-Орун. И этот другой такой зубастенький, изрезанный острыми пичками, что мы его как-то назвали "пилой жандармов". Что такое жандармы я уже объяснял, а что такое пила, надеюсь, все знают. Самый большой жандарм мы тоже как-то назвали пиком Лунатиков, потому что его гребень сложен из крупных каменных блоков, между которыми иногда видно далеко внизу ущелье. Глядя в эти дырки, испытываешь своеобразное ощущение и кто-то из нас решил, что нечто подобное должен испытывать лунатик, разгуливающий по краю крыши, если его внезапно разбудить. Название тогда прижилось, но теперь, вроде, подзабыто. Впрочем, я опять отвлекся.

Так вот, в те времена, когда канатных дорог еще не было, П.С. облюбовал подкову Чипер-Азау вместе с пилой жандармов, пиком Лунатиков, узловой вершиной и тем отрогом, который закачивается Чегетом, как контрольно-тренировочный маршрут для военных альпинистов, как своего рода пропуск: хочешь на серьезную гору, на подвиги? Пройди сначала эту подкову. Он дал задание пройти этот маршрут группе альпинистов под руководством одного из наших лучших мастеров спорта Саши Демченко (тут можно не придумывать псевдоним).

Маршрут проходился впервые или, как говорят в альпинизме, мы должны были сделать первопрохождение. Не буду рассказывать все перипетии нашего траверса подковы, тем более, что мы прошли его штатно, без ляпов и приключений, затратили на траверс полторы сутки, я нарисовал и записал все что было необходимо и на следующий день после возвращения мы с Сашей сидели в столовой, мирно хлебали честно заработанный супчик и расслаблялись, поглядывая в окошко за которым так же мирно кишели на лужайке туристы. И каким-то нарушением, грубым пятном в этой тихой и милой картине нам показалось появление из ближнего соснового лесочка группы полностью экипированных альпинистов, включая одну известную нам и весьма привлекательную девушку. Тут, правда, не подходит слово - появились или даже влетели. Они как-то вломились, ворвались или даже впали, примерно как бегуны - спортсмены, которые финишируют из последних сил в конце стайерской дистанции. И тут же рухнули, даже не сняв рюкзаков, взмыленные, отдавшие все для победы. В том числе и девушка, настолько растерявшая свой шарм, что мы её не сразу узнали. Правда, их руководитель, назовем его Юра, не упал. Он гордо оглядел сподвижников, скинул рюкзак и направился к столовой. Войдя в нее, он так же гордо окинул взглядом мирно жующих или хлебающих свой супчик разных там обывателей от спорта, гремя отриконенными ботиками по полу (в которых нельзя ходить в помещениях базы!) подошел к нашему столу, плюхнулся на стул и, сходу выпив мой вожделенный компот, произнес:

После чего выпил Сашин компот, затем все остальные и повторил:

- Во, дали! - и замолк, ожидая наших почтительных вопросов, которые тут же последовали:

- Что дали, Юра, и почему во? - вежливо спросил Саша.

- Мы свалили вниз с вершины Чегета до Терскола без остановки за полтора часа!

- Ого! А по какому маршруту вы шли до начала спуска?

- Стандартный траверс "Длинной фамилии" 2а к/тр. от Малого Донгуза до Чегета.

- И сколько же вы затратили времени на сам траверс?

- Серега, - обратился ко мне Саша, - а сколько времени мы спускались с Чегета?

- 2,5 часа, включая время поедания курочки в собственном соку на камне у ручья.

- Ну кто же так ходит в горах?! - тут же прокомментировал Юра, а затем добавил что-то еще довольно саркастическое.

- Серега, - опять обратился ко мне Саша, - а сколько времени мы шли по этому их маршруту в конце траверса нашей подковы?

- У Юры 6 + 1,5 = 7,5 часов. У нас 2,5 + 2,5 = 5 часов. Итого 2,5 часа в нашу пользу.

- Но так же нельзя ходить! - возразил Юра, - это с нарушением всех правил страховки!

- Можно, Юрочка, - возразил в свою очередь Саша, - можно, если это хорошие альпинисты, которые сначала ходят головой, ибо альпинизм не скачки. И которые знают, что страховаться надо не там где страшно, а там где есть куда упасть. И которые не загоняют себя и команду в конце маршрута на тропе вместо того чтобы отдохнуть на спуске, полюбоваться на горы, не торопясь и достойно вернуться на базу. И не вламываются вонючие, грязные и в триконях в столовую. И не пьют без разрешения чужой компот. А сейчас встань, выйди отсюда и не пахни больше за нашим столом. Пойди и организуй душ для девушки, а заодно умойся сам.

Юра ушел, обиженный в своих лучших чувствах, а мы стали решать проблему - где добыть компот. Впрочем, это не была такая уж большая проблема при наших хороших, деловых взаимоотношениях с официантками.

Вот на этом маленьком примере я и закончу разговор о тривиальных истинах.

"Любую цель люди понимают иначе, чем человек её указующий"
Зий закон Чизхолма

"Если вы уверены, что ваше решение встретит всеобщее одобрение, кому-то оно не понравится"

Стоп, стоп! Разговор о тривиальных истинах далеко не закончен. И не может быть закончен потому, что все мы люди и всех нас учит жизнь от рождения до финиша, причем иногда весьма больно учит, когда мы надеемся на очередное авось... и задвигаем на задворки памяти эти нудные тривиальные истины. "Век живи - век учись" - тоже ведь примитивно, но если вас эта истина не устраивает, то её альтернативой может быть только деградация. —

К чему это я? А к тому, что все, о чем написано в этой книге тоже элементарные истины и иллюстрации к ним. Просто они объединены по специфическим (как говорил А.И. Райкин) признакам. Например, зачем должен быть руководитель в горах и каким он должен быть?

Оставим в покое тех альпначальников, которые еще недавно сидели в Москве и придумывали мудрые указания, нормативы и положения для тех, кто ходит по горам. И сейчас вроде бы еще сидят, но уже не так солидно и респектабельно как раньше - рынок поджимает, знаете ли либерализация цен, коммерческие структуры. В общем - обвал. Но это - другая тема.

Также оставим в покое тех руководителей, которые сидят внизу в горах и оттуда управляют альпинистами - перед выходом и (или) по радио во время восхождения.

Ограничимся только теми, кто непосредственно руководит альпинистами во время восхождения или горными туристами во время похода. Зачем они нужны? Что, без них альпинисты или горные туристы сами не смогут пройти маршрут и благополучно вернуться вниз к родным и близким? Пожалуй, смогут и есть примеры, но удачных очень мало. Гораздо больше других примеров, когда демократично настроенные ходить без руководителей группы и именно поэтому попадали в неприятные ситуации и даже с трагическим финалом. Это, если мы, имеем в виду, не прогулки с пикничками.

Руководитель в походе или на восхождении необходим. Какой? Нарисовать простенький портрет гибрида Сильвестра Сталлоне с ангелом нетрудно, но это будет декларация. Я лучше начну отвечать не сразу, а "огородами".

Вот, например, как вы думаете, почему в нашем государстве на протяжении последних десятилетий травматизм, в том числе со смертельным исходом в альпинизме был гораздо ниже чем в современных цивилизованных капстранах при прочих равных условиях, то есть в расчете на одинаковое число восхождений? Во всяком случае, ниже до той трагедии на пике Ленина? Ведь вроде бы у них должно быть все лучше: опыт в альпинизме, инвентарь, снаряжение, высокопрофессиональные гиды-инструктора, подготовленные маршруты с уже набитыми крючьями на сложных участках, благоустроенные хижины, отлаженная горноспасательная служба и т.д. и т.п. А бились (и вероятно до сих пор бьются) больше, чем у нас, при нашей-то нищете и, пардон, всеобщем бардаке. А потому, что у нас, в отличие от зарубежных восходителей к альпинизму и к горному туризму до недавнего времени относились как к спорту, была разработана всесоюзная спортивная классификация от значкиста до мастера спорта по альпинизму. Всем вершинам и всем маршрутам, по которым ходят альпинисты и горные туристы, присвоили категории сложности от первой (простейшей) до шестой (высшей сложности), а в каждой из них еще подкатегории А и Б. Альпинист начинается на маршруте 1б и почти каждый из тех, кто не испугался этого испытания, мечтает пройти когда-нибудь "Шестерку Б". В классификации была продумана и доведена до ума хорошая идея, как максимально уменьшить риск и опасности в этом довольно опасном виде спорта, которые могут возникнуть, если на гору по сложному маршруту полезут неподготовленные люди. Для этого была разработана довольно сложная, но оправданная система последовательных переходов от разряда к разряду, от одной категории сложности к другой. На первые 14 вершин (как минимум) и, как минимум, 2-3 смены альпинисты еще не так давно ходили под руководством профессионально подготовленных инструкторов. Только после того как альпинисты приобретали необходимый опыт, они получали право ходить на спортивные восхождения без опеки инструктора. Вот тут-то и возникать проблема руководителя. Дело в том, что в соответствии с классификацией спортсмен не может идти на очередное по сложности восхождение, если он не выполнит несколько восхождений по более простым маршрутам, в том числе в роли руководителя. То есть, альпинист обязан показать свои способности руководить, если он хочет повышать мастерство и ходить на все более интересные и сложные вершины.

Назначают руководителей обычно тренерский совет, или старшие инструктора на альпинистских базах, или другие ответственные лица, но независимо от того, кто назначает, последнее слово остается за группой, которой он должен руководить. Итак, руководство необходимо для повышения мастерства, поскольку руководить на маршруте гораздо труднее, чем просто идти по нему. Кстати, как жаль, что этот подход не применим для многих других руководителей, которые умудряются лихо стричь купоны со своего кресла за счет подчиненных и одновременно ни за что _не отвечать. А что значит - руководителю труднее?

Самый примитивный ответ - потому что он должен проходить при подъеме первым самые сложные участки, то есть без страховки сверху. Бросаться, так сказать, на амбразуру. И последним уходить с горы. Но почему примитивно, ведь так думают многие альпинистские тренеры и не только тренеры? Дело в том, что горы разные. Они состоят из скальных пород, но на них есть еще снег и лед. На горы можно подниматься по гребням, ребрам, стенам. На скальных маршрутах, например, есть свои особенности рельефа: стены, в том числе "зеркала", карнизы. щели, полки, камины и т.д. И такие универсалы, которые могут пройти везде лучше всех, попадаются крайне редко.

Поэтому руководитель должен уметь сам или с помощью товарищей (участников, как говорят в альпинизме) решать - кому из них и на каком участке идти первым, потому что он его пройдет лучше других, то есть надежнее и, если необходимо, быстрее. Если, конечно, согласится, потому что здесь нельзя приказывать, даже настойчиво предлагать.

От руководителя во многом зависит и общая безопасность группы. Он должен лучше других знать маршрут (или, как минимум, не хуже), уметь правильно определить время выхода, направление движения, способ переправы через очередную реку и способ страховки, режим движения и отдыха и многое, многое другое. Даже оказать доврачебную помощь и организовать транспортировку пострадавшего. И даже заставить группу вернуться, если опасность выйдет за пределы разумного риска. Но сначала надо будет определить эти пределы. И он должен (очень важно!) поддерживать в группе, в любой ситуации, отношения товарищества, взаимопомощи, оптимизма, веры в себя и другие благородные качества. Например, чувство юмора (но это уже, как говорят, - размечтались…!). Группа может отстранить руководителя и это её право закреплено в Положениях о горовосхождениях, но такие случаи довольна редки. Не потому редки, что мало слабых руководителей. Альпинисты, в общем, народ дружелюбный и терпимый. Они могут идти на вершины даже с не очень сильными партнерами и даже, если эти партнеры назначены начальством, но при условии, что им известны слабости и недостатки этих партнеров. Это лучше чем напарник, которого приходится брать в команду в последний момент, как говорят - кота в мешке, даже если ему дают самые лестные характеристики. Раньше была такая шутка: Непременными условиями успеха восхождения являются - схоженность, слежанность, спитость и съетость участников группы. В переводе на язык умных людей, т.е. тех, кто в горы не пойдет, это означает - взаимопонимание даже без слов; способность не мешать спать друг другу в очень тесной палатке и даже, когда вдвоем в одном спальном мешке; есть все, что взяли с собой (или нашли) и делиться с товарищем последним глотком воды. Особенно наверху, т.е. там, где воды в жидком виде нет, а топлива уже нет.

Так вот, случаи когда группа отстраняла своего шефа от руководства, бывали на моей памяти в основном, когда ей волею начальства подкидывали в руководители уже упомянутого кота и этот кот уж больно ретиво, но безграмотно и небезопасно увлекался командованием.

Кстати, проблема - какой руководитель лучше: демократ или диктатор, которая издавна волновала человечество существует и в альпинизме. Мое мнение - лучше первый, но такой демократ, который вовремя умеет стать диктатором, причем так, что это будет убедительным для всех или хоти бы для большинства, т.е. когда участники поверят в, необходимость "показать зубы".

Я уже говорил, что эта глава введена в первую часть книги для того, чтобы читателям было легче разобраться в ситуациях, где говорится о руководителях в горах. Например, о горе-руководителях рассказывается в третьей части - "Записки альпинистского парторга", особенно в главе "Военный альпинизм" имеет свою специфику". Заголовок не совсем грамотный, но соответствует общему стилю главы. Руководители представлены также в четвертой части "Эпопеи" и еще где-то. Такова жизнь - никуда нам, бедным, не деваться от этих самых руководителей.

В этой главе ограничимся только коротким рассказом на эту тему. Правда, с юмором здесь тоже не густо.

Одно из следствий закона Мерфи: Если ваши дела идут хорошо, значит - вы что-то упускаете из вида.

Не забыли еще о тех упрямых специалистах по программированию на ЭВМ из города Твери, которые не хотели убегать от грозы с вершины Ненскрыра?

Мы потом сходили еще на несколько вершин вместе - то ли начальство решило, что я вношу некое военно-организующее начало в их гражданскую вольницу, то ли они сами оное начальство просили -не знаю. Почти во всех этих восхождениях мне приходилось выполнять весьма неопределенную роль тренера-наблюдателя. Предполагалось, что могу вмешиваться в их горовосходительную деятельность и брать на себя командование, как говорят в армии, только если возникнут чрезвычайные обстоятельства, а руководитель и участники не найдут наилучшего решения. Но если таковых обстоятельств не будет - иди на страховке, не возникай, не сопи и любуйся красотами. А что такое красоты, вернее, чем ограничен пейзаж для человека, который идет, допустим, по крутой тропе вслед за кем-то? Правильно, задницей этого самого кого-то.

Разговор пойдет об одном из восхождений, в котором тверским мужикам опять со мной не повезло из-за того, что опять были нарушены тривиальные заповеди "Знай маршрут" и "Вовремя вернись". Но здесь источниками нарушений были в значительной степени руководитель и тренер-наблюдатель.

Гора, на которую мы собрались, имеет гордое название - пик МНР, т.е. название в честь Монгольской Народной Республики. Они стоит рядышком, как бы обнявшись, с пиком Андырчи и обе довольно сурово глядят сверху в высоты почти 4 километра через прорези боковых ущелий на Баксанскую долину.

В один прекрасный день (извините за шаблон, но день действительно был прекрасным) четыре альпиниста: два инженера из Твери, в том числе один из них руководитель - уже известный вам Юра; военный химик из Москвы - Леня, а также тренер-наблюдатель из Ленинграда, т.е. я, проехали очередной мостик через Баксан, вылезли из машины, сказали шоферу, в ответ на пожелания, к "черту" и пошли.

Маршрут был прост и ясен как улыбка ребенка - подъем по Северной стене на МНР центральную по маршруту 4б к/тр. Ребята по сборам сказали, что на стене заблудиться невозможно. Юра заверил, что он сам и его товарищи маршрут знают на зубок и тут же процитировал наизусть большой кусок из описания. У меня в то время мысли были больше заняты предстоящим восхождением на Ушбу, а поэтому поварил - не стал изучать описания, карты, приставать к тем, кто уже ходил по этому маршруту.

Кстати, что такое Ушба? О...! В общем, это больше чем гора, это символ. Достаточно сказать, что в Англии долгие годы существовал клуб Ушбистов, то есть тех соотечественников, которые поднимались на эту гору, а в Сванетии не считали альпинистами тех не бывал на Ушбе. Но Ушба - особый разговор, а мы вернемся на тропу, которая ведет к подножью МНР. Эта тропа сначала траверсирует склон вдоль реки Баксан, а потом круто поворачивает на юг и втискивается в очень узкое ущелье Андырчи.

Первое препятствие на нашем пути возникло в самом начала - на старой осыпи, которая на нашу беду густо поросла малиной. Кустики были тощенькими, низенькими, почти без листиков, но они видно, очень старались и все изошли в ягоды - крупные, спелые, без червоточинок…! И мы не устояли. Примерно через час непрерывного сопения и чавканья я вспомнил, что малиной насытиться нельзя, даже если съешь ведро. Потом вспомнил, что я тренер-наблюдатель, что должен вмешиваться в дела группы только в чрезвычайных обстоятельствах. Именно такие обстоятельства возникли сейчас и этого не видел никто, даже руководитель.

Юра самозабвенно облюбовывал плоский теплый камешек в окружении особо обильных малиновых кустиков. Сидя на нем медленно и методично совершал оборот на 360^о, а затем перемещал свой зад на другое, не менее теплое и обильное малиной пастбище.

- Мужики! - завопил я, - А вы не забыли о том, что малина не только ягода, но и отличное потогонное средство?! А нам сегодня надо еще подойти под маршрут!

Вам никогда не приходилось три часа лезть по крутой и очень крутой тропе с приличными рюкзаками и с животами, набитыми малиной по завязку? Известно, что человек на 90% состоит из воды. Так вот, когда, наконец, мы упали на площадке у большого и уютного камня, где обычно ночуют альпинисты перед восхождением, этой воды в наших обезвоженных организмах оставалось на донышке. Действительно, малина чудесное потогонное средство! И больше ни слова об этой ягоде.

Утро не предвещало приключений. Стена начиналась "в двух шагах" нешироким и крутым снежным кулуаром. Посредине его рассекало скальное ребро или нож, как иногда говорят альпинисты. Мы довольно быстро, несмотря на большую крутизну, начали подъем по снегу, затем по ножу. Идти было приятно. Скалы прочные и теплые. Облака внизу, последствия малинового обжорства не ощущаются, взаимопонимание полное и дружественное. Что еще надо для счастья? По-альпинистски, конечно. Примерно через два часа подъема слева возникла, отвесная стена, по которой в кулуар стекала вода.

Мы пересекли кулуар. Юра, пристегнулся к веревке, и полез принимать душ, а мы молча смотрели на его героический подъем и заранее ежились. Большой и очень добродушный Леня иногда подавал наверх дружественные реплики, на которые Юра почему-то реагировал матом. Правда, в адрес воды, мокрых скал и всего человечества тоже.

После успешного преодоления стенки, мокрые и запыхавшиеся, мы увидели перед собой собственно стену в верхней части которой справа торчала вожделенная вершина.

Когда по Божьему замыслу создавался Мир эту гору явно строили ангелы -католики с очень изощрённым вкусом. Или, например, еще сравнение - такую стену могли бы соорудить очень пьяные или немного не в себе, или и то и другое вместе - архитекторы и строители готических соборов. Крутом были натыканы какие-то башенки, пальчики, иглы. Между ними проглядывали кривые, изломанные стенки, полочки и что-то еще не поддающееся описанию. И все было ужасно крутым.

- А вот второй ориентир - рыжий жандарм, похожий на петуха.

И все согласно кивнули, в том числе и я кивнул за компанию. Ну, а когда после жандарма Юра уверенно указал на вертикальную широкую щель или, как говорят альпинисты, камин и обозвал его третьим ориентиром, я уверовал окончательна в Юрино знание маршрута и в его способность ориентироваться в этом чертоломе. Так мы шли вверх веревка за веревкой и час за часом. Иногда между скал мелькала вершина и, наконец, где-то к 5 часам, когда до нее оставалось примерно 300 метров не очень сложного лазанья, появилась надежда, что мы сегодня сможем не только выйти на вершину, но и спуститься в ущелье Курмы, где должны были встретиться в условленное время с группой Алика Чмыхова.

И тут мы вышли на нос корабля... Это была маленькая площадка, заваленная крупными камнями, которая по ходу нашего движения с обеих сторон обрывалась, как говорят в романах, бездонными пропастями. А дальше - на той стороне - стена продолжалась и мирно переходила в вершину. Перепрыгнуть пропасть можно было только тройным прыжком. Обойти снизу? Только справа и для этого надо было спуститься на 300-400 метров. А там, как мы помнили, палатку поставить негде и воды или снега нет. Впрочем, и на нашем Мысе несбывшихся добрых надежд не было даже намеков на воду.

Это была "хорошая" ночь. Найдите побольше крупных камней, разровняйте их (хи-хи…) на очень маленькой площадке, поставьте сверху палатку; залезьте в спальный мешок, испытывая дикую жажду и попытайтесь уснуть. Если не можете - ждите рассвета, стараясь не ворочаться. Ждите рассвета. Ждите ...

На спуске мы били уже не те люди, которые вчера лихо и немного благодушно шли вверх по стене. Веревка за веревкой летели вниз, вершина за спиной становилась все меньше, изредка произносились служебные слова: "Закрепись. Пошел! Осталось два метра…". А в горле торчали невысказанные нехорошие слова.

- Все. Пора сворачивать влево, там правильный путь наверх.

И все утомленно кивнули. Кроме меня. Слева вверх уходила гладкая отвесная стена без зацепок. "Зеркало", на которое надо было потратить не меньше 3-4 часов, гляделось явно выше 4б. Мы спустились еще на несколько веревок и обнаружили такую же стену. Дело близилось к вечеру. Пошел мелкий дождь.

Вторая ночевка оказалась более комфортабельной, во всяком случае с водой проблем не было. Она текла с неба, по стене, под которой мы приткнулись, и заползала в палатку, смачивая наши спальные мешки. Утром под тихий шумок дождя я напомнил Юре о том, что сегодня контрольный срок нашей встречи с группой Алика Чмыхова и спросил - знает ли он, как отсюда успеть к этому сроку, то есть подняться на вершину и спуститься к тем, кто нас ждет? И если знает как, то насколько велика его уверенность? Юра сказал, что знает, но не имеет 100% уверенности. И тогда я показал пальцем вниз.

Смена руководства произошла без ругани, споров. Молча. В темпе, но четко, сменяя друг друга на страховке мы спустились по стене к подножью, с небольшими приключениями обошли гору в сторону ущелья Курмы и в 12:50, вскарабкавшись на очередной гребень, увидели далеко под ногами чудесное зеленое ущелье и маленькую группу людей на цветочной поляне, которые явно готовились к выходу. Спускаться к ним надо было примерно полчаса, но мы имели зеленую ракету - сигнал благополучия. Вечером на базе наш тренер Виктор сказал:

- Вы, ребята, приняли правильное решение, но гору я вам, конечно, не засчитываю. А, кстати, маршрут на нее очень простой. Надо шлепать по кулуару до конца, потом пройти довольно трудную, но всего лишь 40 метровую стенку и все.

А я дал себе зарок - никогда, ни при каких условиях не верить на слово, даже если руководителю можно верить, даже если он заявляет, что знает маршрут как свои пять пальцев и убедительно демонстрирует познания.

1/ Имя этого замечательного человека - Туфан. Он был сирота из детского дома и всю свою душу отдавал альпинизму. Туфан неоднократно приезжал к друзьям-альпинистам в Питер. В Алма-Ате Туфан был примерно таким же, каким был для всех альпинистов Ленинграда Семен Михайлович Керш (см. 1-ый том книги Альпинисты Северной столицы) - прим. ред.

2/ Достаточно сказать, что среди них был известный сейчас всему отечественному альпинизму и за рубежом – Володя Кавуненко. Тогда еще не перворазрядник, но старшина второй статьи.

3/ Глиссером называют спуск соскальзыванием по снежному склону на ногах с опорой на ледоруб или на лыжные палки (виртуозы – даже без опоры). Т.е. человек едет вниз как на лыжах, только лыжи длиной с подошвы ботинок. При этом с тяжелым рюкзаком поворачивает как горнолыжник, если не может - регулирует скорость ледорубом. В общем - это надо уметь.

ОСОБЫЙ МИР