|
|
АЛЬПСЕКЦИЯ
ПОЛИТЕХНИКА В СЕМИДЕСЯТЫЕ ГОДЫ
или ЗАПИСКИ ТИПИЧНОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЯ
(1970-1979)
 Алексей
Ильин,
доктор наук, КМС СССР
Некоторые
анкетные данные: Ильин Алексей
Витальевич, 1948 г.р., в секции - с осени 1967г.
С окончания ЛПИ и по настоящее время
работаю в ЦНИИ КМ «Прометей», начальник
лаборатории. Дошел до КМС по альпинизму в
1979 г., последние серьезные восхождения –
в 1991 г. Школу инструкторов не кончал, в
пору альпинистской зрелости уже втянулся
в работу, появился первый сын, занялся
диссертацией, и выкроенные для поездки в
горы дни жалко было тратить на «учебные
процессы» - самому бы походить. Однако
если говорить о тренерской работе –
наверное, могу похвастаться, что в период
с 1970 по 1977 г.г., по-видимому, все секционные
новички и третьеразрядники (исключая
самых перспективных, с ходу попадавших в
систему В. Маркелова) хоть по разу были у
меня в отделении на скалах. Примерно в то
же время проводил и еженедельные
тренировки - вместе с И. Волом пытался
осуществить идею именно альпинистских, а
не скалолазных тренировок для народа, не
шибко талантливого или не стремящегося в
доминировавшие тогда в секции скалолазы.
Хотелось
бы в этой статье рассказать не столько о
своих достижениях (их в целом не так много,
отношу себя к альпинистам «второго
эшелона», хотя и считаю, что до своего «потолка»
в горах не дошел), сколько об оставшихся в
памяти ощущениях атмосферы в секции ЛПИ
того времени, одной из самых
многочисленных в городе, уже занявшей
известное всем лидирующее положение в
скалолазании в масштабе Советского Союза,
и во многом весьма своеобразной. Но все же
рассказ о секции лучше всего вести,
рассказывая о себе как о типичном ее
представителе (отсюда и название статьи).
В
альпсекцию я попал, уже побывав не раз в
Кузнечном и на Скалах. Еще в школе я начал
посещать эти места, даже Ястребиное озеро
«открыл» самостоятельно - вышел на скалы
как-то раз из леса (трудно сейчас
представить то полное отсутствие
картографического материала, которое
тогда было). Но все равно первое
пребывание на Скалах в качестве новичка,
в ноябрьскую слякоть и под снегом,
привело в такое экстазное состояние, из
которого оказалось невозможным
выбраться всю жизнь. Наверное, повезло и с
первым учителем - С. Калмыковым, не
поленившимся первые занятия новичков
проводить на «Парнасе» и «Змеиных».
Теперь, когда большинство народа
приезжает на Скалы на машинах, многое
ушло безвозвратно - например, старая
дорога с «подкидыша» Сосново - Кузнечное
с гонкой до хутора, где можно было купить
молока (его хватало на одну - две секции,
поэтому при высадке с подкидыша все
коллективы посылали вперед скороходов,
бегущих километров 6 наперегонки), и
традиция праздничных костров с неявным
соревнованием - кто вытащит из леса
большее бревно.
В
те годы, по-моему, был особый настрой в
обществе, в результате чего образовалось
т.н. «поколение шестидесятых», и
альпинизм был на подъеме. На скалы
выезжало огромное по нынешним временам
количество народа: секция делилась на 4 - 6
костров, у каждого по два отделения, т.е. в
праздники было человек 80 - 120. С этим
временем совпал расцвет тогда
полуподпольной самодеятельной песни:
появился Визбор, Высоцкий, у каждого
костра играла гитара, а то и две, и можно
было вечером ходить от Парнаса до стоянки
ЛЭТИ (тогда - на севере Ястребиного) в
поисках лучшего гитариста. В 68ом вышел
кинофильм «Вертикаль» и результатом был
наплыв новичков. Интересен состав секции
по факультетам - 90% составляли Физмех и
ФРЭ. Почти на каждом бюро секции В.Г.
Старицкий сетовал на такое положение дел,
но, наверное, это было объективно,
поскольку получать удовольствие от
такого садистского занятия могут лишь
молодые люди с интеллектом выше среднего.
Хотел
бы назвать несколько ребят из моего
поколения, которые оказывали влияние на
общую атмосферу в секции и, в общем,
достигли и приличного уровня в
альпинизме (конечно, я не включаю сюда
общеизвестные громкие имена, которых
летопись явно и без меня не забудет). Это
Леня Падва (помню «неофициальный отзыв»
покойного Гоши Щедрина, который все-таки
был МСМК по альпинизму, что Леня - лучший
партнер по связке, с которым ему довелось
ходить). У Лени
были ампутированы пальцы на ногах еще на
третьем курсе после зимнего похода по
Алтаю - отморозил ноги в кошках, но гор
хороших он сделал много. Мне удалось быть
с ним на п. Коммунизма в 1974 г и я полностью
присоединяюсь к этому мнению. Это Сергей
Свистун, Боб Малеев, Витя Егоров, Женя
Новиков, Саня Андрианов, из поколения
постарше - Сергей Лунев, Юра Карпов. Более
молодое поколение - Костя Коротков,
Аркадий Новогрудский, Боб Савин. Жаль, что
перечень событий в альпинизме часто
сводится к перечислению «голов, очков,
секунд», как и в других видах спорта, хотя
смысл его совсем не в этом… По-моему, не
менее важными являются и такие события,
как сутки Жени Новикова на маршруте
Акопджаняна на Замин-Карор, когда он
делал внутривенные уколы и дыхание «рот в
рот» умирающему Жене Вераховскому, и его
же рекордный по времени спуск с пика
Корженевской верхом на лавине сверху
донизу.
Интерес
для истории, наверное, представляют и
объекты тогдашних тренировок. «Светлановской
стенки», на которой выросли следующие
поколения политехников, еще не было.
Помню потрясающую фантазию Вити
Маркелова в
использовании любых деталей архитектуры,
встречающихся на бегу. Можно было бы
составить путеводитель по окрестностям
ЛПИ с описанием маршрутов типа нынешнего
«болдеринга» и указанием их категории
сложности. Воскресным вариантом
тренировок в межсезонье были
сохранившиеся еще в послевоенном
состоянии развалины Орловского дворца в
Стрельне; здесь запомнилось хождение по
балкам на высоте метров 15 над
грудами кирпичей и прохождение в «динамике»
остатков винтовой лестницы
- тоже на достаточной высоте, чтобы
падать не хотелось. Практиковались
и однодневные поездки на скалы: не на
Ястребиное, а поближе, на 147 км,
Березовское оз., на «Ладожские» скалы (к С-З
от пос. Березово). Учитывая, что ехали не
на электричке, а в ночном «подкидыше», эти
тренировки также требовали большого
фанатизма. Позднее очень много ездили в
Выборг, особенно в связи с проводившимися
там ежегодными соревнованиями по горно-туристской
технике (мемориалом В.П. Егорова).
Поскольку они проводились интересно, как-то
потихонечку альпинисты вытеснили горных
туристов, захватывая первые места.
Команда ЛПИ, возглавляемая С. Луневым,
всегда была в призерах, сражаясь за
первое место с командой ЛИАП-а (Б. Барулин,
М. Хитров и др.) и Гатчины.
Поначалу
я, как подающий надежды, был включен В.
Маркеловым в его группу, но уже на третьем
году жизни в секции из этой интенсивно
тренировавшейся группы выпал. Наверное,
конечной причиной тому был мой
неспортивный характер - участия в
соревнованиях по скалолазанью не были
столь уж привлекательной целью, а просто
хотелось ходить в горы. При этом самым
ценным в альпинизме для меня был момент
путешествия, первопрохождения чего-то
длинного, опасного и красивого. Наверное,
в связи с тем, что подобные «романтические»
настроения в супер-спортивной части
секции не культивировались (помню фразу
того времени В. Маркелова: «альпинизм -
лучший отдых для скалолаза»), а народ в
секцию приходил разный и искал в
альпинизме тоже разное, родился
известный нашему поколению раскол секции.
Выражался он в том, что члены секции, не
вписывающиеся в резко доминирующую
скалолазную ее часть, курируемую В.Г.
Старицким, искали своего альпинистского
счастья на стороне - ориентируясь на
команду «Буревестника» (в то время,
фактически, команду ЛЭТИ + примкнувшие),
СКА и др. Например, один из лучших своих
сезонов в горах я провел на сборе
Технологического института в честь его
100-летия, вместе с политехниками Олегом
Тихвинским и Васей Александровым. В целом
сейчас наши споры выглядят, скорее,
смешными, но тогда страсти кипели.
Обычный
путь роста «типичных представителей»
секции был тогда тот же, что и для всех
секций «Буревестника»: до первого
разряда и КМС. на сборах «дяди Жени» - Е.А.
Белецкого, потом - кто куда. Для меня в
дальнейшей биографии наиболее памятные
горы - пик Коммунизма в 74ом и 77ом, пик XXII
Олимпиады, он же пик ЛПИ (повторение «Серебра»
чемпионата СССР в рамках первенства
Вооруженных сил в команде, где из 4х
человек трое были политехниками)
первопрохождение маршрута на пик
Известий (в команде Чуновкина), Замин-Карор
по 2м «пятеркам - б». Почему-то наиболее
радостные воспоминания остались от
прохождения довольно рядовой, но
красивой и логичной «пятерки - б» САГУ «по
столбу». Наверное, потому, что будучи
руководителем, пролез всю стену первым и
в хорошей компании политехников.
Наиболее драматичные воспоминания - пик
Коммунизма в 74ом. Нас тогда за это
восхождение долбали страшно – дескать,
бросали по дороге больных и перли на гору.
Хотя и сейчас считаю, что мы делали все,
что могли. Это было восхождение
вспомогателей команды «Буревестника»,
когда сама команда шла по Южной стене и мы
должны были оставить им заброски на спуск.
Ситуация была такая: 8 человек, все
впервые идущие на такую высокую гору,
середина июля (так рано обычно никто не
ходил), жуткая, известная всем непогода 74
года (чуть позднее погибла женская
сборная на пике Ленина), снаряжение - вряд
ли лучшее, чем у восходителей 30х годов. На
мне, например, были «трикони» 46 размера и
ВЦСПС-овская пуховка почти без пуха, на
Саше Глушкове – валенки (в них он на
спуске и отморозил пальцы до ампутации). И
наибольший «прокол» – уже не раз
штопаная палатка – «дирижабль, начавшая
расползаться по швам под ураганным
ветром на плато Правды уже на второй день
восхождения. Мы ее пытались зашивать
изнутри, но от проколов иглой тут же
расползались новые разрывы по напором
ветра. На высоте 6900 на спуске ее вконец
растерзало на клочки ветром, когда мы ее
пытались поставить, чтобы делать уколы
заболевшему. Дальше - ночевки в снежных
ямах, волочение уже двух больных по
снежным склонам, непрекращающийся ветер,
от которого временами встаешь на
четвереньки, отсутствие видимости. В
результате - обращение по рации к команде
и наблюдателям: «еще одна ночь на плато, и
нам всем хана», после чего команда начала
спуск со стены. Позднее стало ясно, что мы
ее своими приключениями, скорее всего,
спасли - они держались на стене, все время
перекрываемой лавинами из выпадающего
снега, из последних сил, не решаясь
отступать. А через три-четыре дня пришел
самый мощный фронт непогоды - тогда
погибли женщины на пике Ленина, выпал
снег в «Березовой роще» у языка ледника
Гармо на высоте 1800, а команда оказалась бы
на высоте около 7000 на стене, где и палатку
не поставить. Однако спустились с плато
мы все же сами, но пришлось снимать очки,
чтобы хоть что-то видеть, и в результате
на следующий день у нас все здоровые
оказались слепыми.
Дополнительно
о собственной околоспортивной
деятельности: склонность видеть в
альпинизме, прежде всего, путешествия
привела, возможно, к моему наиболее
существенному вкладу в спортивную жизнь
того времени: считаю себя автором так
называемой «тропы Хо-Ши-Мина». Поняв, что
старая дорога через Богатыри дает
изрядный крюк, года два искал более
короткий вариант, подвергаясь обычным
шуткам Валеры Попова: «Ильин-то опять по
тропе Хо-Ши-Мина шел» (тогда был разгар
Вьетнамской войны и эта тайная тропа, по
которой с севера на юг вьетнамцы
переправляли оружие, часто упоминалась в
газетах). Интересно, насколько живучим
оказалось это название! После того, как
удалось придти (весной 1971 г.) на Скалы
минут на пятнадцать раньше идущих старой
дорогой (а начинал я с того, что приходил
часа на полтора позже всех), в следующее
же воскресенье в подкидыше я сагитировал
человек семь (девчат…! – прим ред.) из
разных секций идти со мной. А еще через
неделю по старой дороге уже никто не
ходил. Второе мое «географическое
открытие» – скалы в районе озера
Широтное, до сих пор не востребовано (а
там есть одна замечательная скала типа «Змеиных»,
но повыше, в лесу). Где-то в это же время
совершались и другие географические
открытия: по-моему, Витя Маркелов был
первым, кто мобилизовывал нас на чистку
скалы в Хиитола, а приблизительно в 72-ом
году я узнавал у Э. Петрова из ЛГУ дорогу
на открытые им скалы в Импилахти, куда
наша компания приехала, по-видимому,
второй.
Склонность к путешествиям привела
меня в конце альпинистской деятельности
и к крайне предрассудительным по тем
временам занятиям – хождению по горам «диким
образом». Причин этому были две: во-первых,
возмущение достигшей тогда
(в начале 80х) маразма альпинистской
бюрократией, особенно бившей по таким,
как я, не инструкторам. Сложилась такая
ситуация - либо ты из кожи лезь, чтобы
участвовать в чемпионатах, рвись в какую-нибудь
команду, либо ты
никто и горы для тебя практически закрыты
(не драться же с новичками за путевку в
альплагерь, чтобы в лучшем случае ходить
там по «тройкам»). А, во-вторых, всегда был
неудовлетворен тем, как мало альпинисты
знают горы, видят их, как редко
оказываются, скажем, на незнакомом
леднике, про который не прочтешь в
описании, по какому борту надо проходить
ледопад, а просто - иди и смотри, и каждый
твой шаг - это шаг в неизвестное.
Получалось, что если тебе, скажем, не
удается «выпустится» на стену Ушбы, ты
можешь хоть десять лет быть в альплагерях
по соседству, так и не увидев этого чуда -
как выглядит Ушба с запада в лунном свете!
Вокруг меня образовалась небольшая
компания, и я получал от этого соединения
горного туризма с альпинизмом
большую радость. Обычная реакция на
это со стороны «больших альпинистов»
была резко отрицательной, основной
аргумент - «вас придется кому-то спасать,
рискуя жизнью» (сейчас, похоже, нравы в
альпинизме изменились и это не так, да и,
похоже, этой проблемы периода «застоя» не
существует). Поэтому мы ходили только там,
где альпинистов не водится, и никому о
своих планах не сообщали. Из наиболее
запомнившихся маршрутов этого периода -
путешествие через западную часть
Заалайского хребта в районе пика Сат (5900,
группа из 15-20-и красивейших вершин
Безенгийского типа, и ни на одной из них
никто не был!). Очень надеюсь, что когда-нибудь
еще попаду в эти горы и поднимусь на
них.
|
