Массовое восхождение, которого мы боялись, не состоялось. Образовались маленькие группы людей, которые особенно близко подружились и сейчас же распределились по всему огромному леднику Ленина и по разным высотным лагерям двух основных маршрутов восхождения через вершину Раздельная и скалы Липкина.

В главном лагере на прекрасном степном лугу, около 25 км по прямой линии от вершины пика Ленина, мы сразу нашли нашего первого «союзника» для восточной стены: Юрия Устинова, 34 года, из Ленинграда, доктор физических наук и альпинистский тренер со знаниями английского и французского языков, к тому же любезный человек, блондин с красивыми голубыми глазами, приветливый и всегда готов помочь. С Юрием мы предпринимали первый разведочный поход в сторону перевала Крыленко, который при случае надо было перейти, чтобы достичь восточной стены. Морены, быстрые ледниковые потоки и снова морены. Естественно, без тропы, без маркировки. После 10-ти с лишним километров мы прибыли на высоту в 4300 м и смогли рассмотреть вблизи эти 1300 м ледового склона перевала Крыленко. Возникли сомнения относительно времени, так как теперь для пика Ленина в нашем распоряжении остались только три недели. И мы еще не акклиматизировались. Наоборот, последние недели до отъезда я должен был напряженно работать.

После утомительных 20 км вечером в базовом лагере мы были согласны в том, что мы имели шанс пройти восточную стену лишь тогда, если вертолет произведет транспортировку на восточную сторону горы.

Ф. Кропф обещал предпринять надлежащие шаги. Ближайший вертолет находился во Фрунзе (столицы Киргизии) и был на расстоянии в 600 км от нас.

Надежды. Начинаем акклиматизироваться на обоих стандартных маршрутах пика Ленина. Лагерь №1 на высоте 4200 м на леднике Ленина. Лагерь №2 (5200 м) на ребре Липкина. Подъем до приблизительно 6000 м. Четыре дня акклиматизации – это весьма скудно, но, по меньшей мере, мы теперь имели лучшее представление о горах Памира, так как с высотных лагерей имели хороший обзор. Как-то эти горы вызывают грусть: скудные степные луга внезапно исчезают под каменными массами морен, потом длинные ледники, которые в нижней части на большие расстояния покрыты камнями, наконец, мощные ледовые склоны, выступы и гребни, вершины – в большинстве своем покрытые льдом. Отсутствуют леса и полосы кустарника. Даже в широкой Алайской долине нет лесов. «Холодное степное пастбище» действительно удачное название для этой горной области.

Наконец, из Фрунзе (современное название – Бишкек) прибыл вертолет Аэрофлота, и мы отправились в полёт к восточной стене, которую мы все сочли проходимой. Наши надежды на восточную стену пика Ленина начали, таким образом, превращаться в действительность. Полет в Дараут-Курган, где вертолет был заправлен, а дальше мы летели в сторону перевала Терс-Агар, самого низкого перевала во всем Заалайском хребте (3850 м). И потом, далеко на юге мы увидели огромный ледовый поток языка Федченко, со своими 78 км – самый длинный неполярный ледник Земли, который был открыт только в 1928 году2/. На юго-западе, на расстоянии 25 км, был виден пик Коммунизма. Это невероятная глыба из скал и льдов. Глубоко под нами Алтын-Мазар, тот оазис в горной глуши, который мы уже знали из разведочного полета. Еще несколько десятков лет тому назад здесь добывали золото. Сегодня в некоторых домах живут ученые, которые обслуживают метеорологическую станцию. Дальше мы летели на восток (около 70 км) над жутким ущельем Саукдары, таким образом, мы могли видеть дикий поток желто-коричневых талых вод. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что в это время года прохождение через это ущелье совершенно невозможно. Высоко, на склонах ущелья, в незначительном расстоянии от нашего вертолета снова и снова мы видели стада горных козлов в несколько сотен голов. Или тысяч? Испуганные шумом машины, животные неслись по крутым травянистым склонам, по каменным кулуарам, прыгали через многометровые ступени в скалах, все время взглядывая на чудовище в воздухе. Это был совершенно нетронутый мир, первобытный, дикий, почти наводящий страх.

Ущелье кончалось у языка ледника Саукдара, в этом месте полностью покрытого щебнем. Выше и выше поднимался вертолет – вверх над разорванным ледником Саукдара, к подножию восточной стены пика Ленина. Пилот сделал несколько кругов в поисках зоны свободной от трещин. Примерно в 300-х метрах над поверхностью ледника он дал сигнал к сбрасыванию груза. Быстро открыли люк. Вниз пошли три маленьких ящика, которые мы заранее маркировали старыми советскими флагами. После того как я правильно оценил большую высоту сброса, я серьезно обеспокоился состоянием нашего груза. Ведь мы думали, что вертолет может лететь как угодно низко. Однако советские машины этого типа очень тяжеловесны и на высотах свыше 3000 м не могут зависать - «стоя в воздухе». (Существуют французские вертолеты, которые в состоянии приземляться и стартовать без стартовой дорожки на высотах до 5500 м).

После сбрасывания груза вертолет сделал еще два круга с тем, чтобы мы могли хорошо запомнить место его приземления. Потом мы летели обратно на юг к той точке, где ледник сворачивает на запад. На плоском, заросшим травой месте, приблизительно на 4500 м, вертолет сел. Мы вышли с нашими тяжелыми рюкзаками, как будто начиная простой альпийский поход. Недалеко высились пяти- и шеститысячники в ледяной броне на фоне темно-голубого памирского неба, в котором плыли редкие облачка. Короткое прощание с командой вертолета. Моторы взвыли и, пробежав немножко, вертолет начал поднялся, набирая высоту, пошел на запад по ущелью Саукдары. Несколько секунд спустя вдали затих последний его звук. Мы были одни: Юрий и Олег Борисенок из Ленинграда, этот великолепный человек, который лишь за несколько дней до этого присоединился к нам, Михаель и я, в совершенной тишине, прерываемой лишь иногда треском или громом снежных или ледовых обвалов.

Первый день. «Наконец-то начинаем» – сказал Михаель. Каждый из нас понимал, что перед нами авантюра. Каждый должен был нести около двадцати килограммов: палатки, теплую одежду и надувные матрацы для ночевки, альпинистское снаряжение и питание на пять дней. От места приземления до подножия стены было всего 20 км, которые обычно можно запросто пройти за один день. Однако мы знали, что ледник Саукдара далеко не «обычный».. К тому же, от этого первого дня осталась только вторая половина в нашем распоряжении. Это были, глядя назад, самые простые часы всего восхождения. По восточной боковой морене ледника Саукдара мы двигались вперед без затруднений. По карте мы должны были преодолеть на протяжении всех 20-ти километров лишь 600 метров высоты. Однако уже на морене начались бесконечные подъемы и спуски, так что после нескольких часов за нами были значительные перепады высоты. Самая высокая точка этого дня – 4830 м. Вечером на 4730 м мы искали удобное место для ночевки. В маленьком «кармане» морены мы обнаружили несколько совершенно плоских квадратных метров – идеально!

Мы были заняты очисткой площадки от последних камней, когда тишина была прервана отвратительным треском и ударами. Приблизительно в 400-х метрах над нами ледовые массы падали через каменный кулуар на склон, у подножия которого мы обосновались.

– Бежим…! – закричал кто-то из нас в ужасе. Все уже схватили вещи, рюкзаки и ледорубы, и бежали. Секунды спустя наш лагерь был покрыт большими глыбами льда!

Успокоившись, мы отыскали новое место. Скоро наши две маленькие палатки стояли защищенные большими камнями.

Пасмурное небо, сильный ветер. В 21 час термометр показывает минус два градуса. Все же, мы были довольны собою. Легкий снегопад, мы влезаем в палатки и пытаемся заснуть.

– Надеюсь, что снег не закроет ящики нашей заброски с вертолета, – сказал Михаель. Короткое молчание.

– Пока дует этот проклятый ветер, мы их увидим и после снегопада... не так уж легко не замечать советские флаги, – ответил я с легкой иронией.

– Будем надеется, – сказал Михаель. Разговор стал более вялым и мы начали дремать и заснули.

Время от времени, когда с ледника внизу слышались разрывы льда, я внезапно просыпался... Беспокойная ночь.

Второй день. 5 часов 30 минут, мы высвободились из спальных мешков. Указатель барометра за ночь упал на 5 делений – сильная облачность, шесть градусов минус, несколько сантиметров свежего снега. Я чувствовал легкую головную боль – знак того, что я еще не совсем акклиматизирован.

В скоре после завтрака мы познакомились с тяжелым характером ледника Саукдара. Вечером я записал в дневнике: «Такое я еще не видел…!». Ледник? Более точно было бы – ледовый хаос Саукдары. Слово «Саукдара» стало для меня воплощением опасности и утомления. Ледник Саукдара не имеет обыкновенных трещин, какие я знаю по альпийским или кавказским ледникам. Он обладает настоящими ледовыми ущельями, от сорока до пятидесяти метров в ширину и глубину, которые разделяют весь ледовый поток и, таким образом, их нельзя обойти.

Когда мы подошли к краю первого обрыва, каждый из нас произнес какой-то звук крайнего разочарования – просто не верилось.

– Ну, ладно, бог с ним. – сказал я, смирившись. – И это мы преодолеем, к счастью потом все ровно».

Сложное лазание вниз в ледовое «ущелье». Поиски лучшего варианта для подъема, сложное лазание наверх. Ледник ровен – на сто пятьдесят, двести метров. Следующая гигантская трещина. Нам не верилось, и мы были крайне удручены. Только ругательства русских, которые мы не понимали, и баварские, которые нельзя написать – служили своего рода выпускным клапаном нашего разочарования. И все это помимо изнурительно тяжелых рюкзаков. Сложный спуск, сложный подъем.

Время летело с наводящей страх быстротой. После полудня нас провожал легкий снегопад. Наконец, второе ледовое «ущелье» было позади. Снова на поверхность ледника мы почти не смели смотреть в гору. Да, да, мы видели: далеко вперед больше нет трещин, нет препятствий.

– Вот счастье, – сказал Михаель.

– С меня достаточно, – ответил я.

Новые надежды и мы шли до следующего «ущелья», на дно которого мы смотрели через двести метров. Теперь мы наконец-то поняли: ледник Саукдара – это ряд ледовых «ущелий», разделенных короткими плоскими участками. После каждого «ущелья» мы еще надеялись, когда в сторону горы увидим непрерывную равнину, но уже несколькими минутами позже мы снова стояли на краю очередного «ущелья». Ледник мучений…!

Морально и физически измученные мы начали устраивать второй лагерь в 18 часов на ровном участке. Высота около 5000 метров. Продолжается легкий снегопад. Мы расставляем палатки так, что оба входа находятся на незначительном расстоянии друг перед другом. Таким образом, мы можем без трудностей обмениваться с русскими друзьями продуктами и другими вещами. Но, после мучительного дня последовала мучительная ночь. Несмотря на усталость, я не уснул, думал только, мучаясь с фантастическими представлениями о том, что я умираю в закрытой палатке от нехватки кислорода.

Третий день. Безоблачное небо, минус 10 градусов, быстро глотаем чашку чая и немного печенья и путь. Вскоре после бивуака встречаем огромный разрыв в леднике, преодоление которого стоит нам нескольких часов. Сложнейшее лазание по льду среди ледовых башен, готовых рухнуть в любой момент. На последних метрах отломался упор подо мной и я упал под навес, стукнулся левым коленом о стенку. Режущая боль. «Это колено», думал я сначала, но потом понял, что только ушибся. Сломанная нога здесь, это верная смерть – пришло мне в голову.

Трудно верить, но это было последнее «ущелье». Мы находились в широком районе питания ледника Саукдара. Я похромал дальше. Жалкий вид.

Немного спустя нас «заливало» солнце. Жара, гнетущая жара, от которой нам всем стало очень тяжело. Мерцающий воздух, печка в одинокой ледовой глуши. Через каждые 15 минут мы сбрасывали с плеч рюкзаки, чтобы отдохнуть несколько минут. За жарой последовали снег и туман. Скоро после полудня мы с Олегом расставили палатки, в то время как Юрий и Михаель отправились на поиски сброшенного груза. Пока мы ни разу не видели стену. Казалось, что туман скрывает тайну. К вечеру снегопад превратился в снежную бурю. Наконец, Юрий и Михаель появились, как призраки, у палаток. Вещи они нашли, все было в полной сохранности. Одной заботой стало меньше.

Ледник Саукдара нас всех сильно утомил, мы были опустошены и нуждались в отдыхе, настоящем питании и, прежде всего, в больших количествах жидкости. За последние три дня каждый получил не больше, чем по пол-литра, т.е. шестую часть (десятую – прим. ред.) необходимого. Понадобился настоящий день отдыха.

Четвертый день. Мы думали – отдых! Несмотря на то, что погода слегка улучшилась, мы все еще не увидели стену. Зато снова почувствовали, что такое жара – ужасная жара, которая проникала через слабый туман, и от которой мы не знали куда спрятаться. В палатках стало невыносимо жарко. На лыжные палки мы натянули бивуачный мешок и таким образом создали скромный кусочек тени.

Юрий и Олег начали готовить. Приготовление пищи давно стало настоящей проблемой. Наша бензиновая, очень маленькая горелка работает с бензином высокой чистоты очень эффективно, но такого бензина нам не удалось найти ни в Оше, ни в Москве. А от употребления обыкновенного бензина она была вся загрязнена сажей и давала лишь желтое, холодное пламя. Следовательно, Михаель и я зависели от горелки наших товарищей, рассчитанной на обыкновенный бензин. Кроме этого мы совершенно не привыкли к тем продуктам, как, например курица с костями (и нередко мы даже обнаруживали перья) или говяжий язык в банках. И это на фоне, когда на такой высоте и без того нет аппетита! Вкусные и легкопереваривающиеся продукты для высотных восхождений, которыми мы питались в Альпах, мы не могли привезти с родины. Иными словами: в области питания все преимущества были на русской стороне. Они были в состоянии с удовольствием съесть даже на этой высоте самую простую жирную колбасу, до которой мы и в долине не дотронулись бы. Мы, избалованные благосостоянием, не могли состязаться с ними. И все же! Один час от нас до горы, а путь в дальнейшую жизнь лег через нее!

После обеда мы упаковали рюкзаки для стены. Набрался «нормальный» вес по 20 кг. Вечером мы легли очень поздно из-за жары, которая мучила нас до захода солнца.

Пятый день. В четыре утра часа мы были уже ногах. Отличная погода, 21 градус ниже нуля, хрустящий снег. Скромный завтрак. Одни лишь палатки нужно было еще упаковать – тогда и случилось. «Ребята, смотрите!» крикнул я в изумлении и указал вверх на стену, вершинная часть которой в этот момент загорелась в первых лучах солнца. Немного ниже вершины (потом мы это смогли увидеть) двадцатисантиметровый слой спрессованного свежего снега оторвался на всю двухкилометровую ширину стены. Как театральный занавес исполинских размеров снежный покров ринулся вниз, за доли секунды он превратился в огромное облако, которое все росло и росло, затемняя все, достигло подножия стены, поднялось как огромный гриб, надвинулось на нас с ужасающей быстротой. Конец света…! Без слов мы бросились в снег, лицом вниз, опираясь головой на скрещенные руки. Утро превратилось в ночь, снежная пыль ураганом неслась над нами, дышать стало невозможно... Несколько секунд спустя (они мне казались вечностью) затихло, стало светлее. Снежное облако неслось по леднику Саукдара вниз. Мы встали на ноги, и еще скованные испугом, смотрели вверх по стене, которая красивее чем когда-либо засветилась утренней зарей, как будто все происшедшее было только видением.

Наш маршрут № 6. №1 – маршрут первовосходителей 1928 г.

– Сегодня – нет! – сказал я сразу и стряхнул с себя снежную пыль.

Мы были все согласны, что такой гигантский обвал, какой мы видели впервые, может повлечь за собой опасные «запоздалые обвалы», особенно когда много солнца. А если бы мы были уже на стене? В подобных ситуациях таких мыслей не надо иметь!

Вынули снова все из рюкзаков и приготовились ждать еще сутки. Однако мы хотели и немножко двигаться. Сначала Олег крупными русскими буквами вытоптал слово «завтра» на снегу – в качестве информации для вертолета, который сегодня должен был прилететь и смотреть за нами. (Он так никогда и не прилетал). Юрий и Олег пошли на север в сторону перевала Крыленко, Михаель и я – к подножию стены. Жара сильно воздействовала и выжигала нас.

После обеда с товарищами мы вернулись в лагерь. И в этот день мы могли залезть в палатки только после захода солнца. Нам хотелось наконец-то на стену, на ней весь день было все спокойно, других обвалов после гигантской лавины не было.

Шестой день. Уже в два часа после полуночи мы были на ногах, при минус 24-х. Быстрый завтрак в ясной ночи, так как холод казался почти невыносимым. В четыре часа – старт. Вскоре я почувствовал мучительные боли в ногах от холода. Мой старый рецепт, загнуть – разогнуть пальцы на ногах при каждом шаге, своего рода массаж, уж не помогло. Эти боли вызвали психическую подавленность. Мною овладел страх, страх за ноги, которые стали очень чувствительными от прежних обморожений.

В пять часов 30 минут, мы начинаем подъем прямо на ребристый ледовый контрфорс. Мы еще не прошли 50 метров, когда услышали опасный свист и шуршание слева и справа. Пыльный обвал, к счастью намного меньших размеров, чем в предыдущий день, но все-таки, впечатляющий. Мы видели и чувствовали, однако, что линия нашего подъема в большой степени безопасна. Где-то далеко наверху снежные массы разделились на выступе, подобном носу корабля. Этот факт действовал успокаивающе.

– Дежурная лавина, – заметил я. Но это был черный юмор, так как состояние моих ног становилось все более серьезным.

Наконец, мы вышли на солнце. Но было далеко не так жарко, как в предыдущие дни. Наверно потому, что мы вышли из снежной впадины, которая была подобна сковородке. В 500-х метрах от начала подъема мы остановились. Олег, этот великий, сильный человек, взялся за мои ноги и растирал их крепко, каждую ногу почти полчаса - и с успехом! Я чувствовал, как медленно вернулись и чувствительность и тепло. Мое состояние улучшилось. Тогда я понял, наконец, что фетровые внутренние туфли моих трехслойных ботинок были слишком узкими и препятствовали кровообращению. Я снял их, и все стало лучше. «Эти глупые маленькие проблемы», – подумал я, – «как будто сама стена не достаточно велика и проблематична».

Только когда мне стало лучше, я мог правильно оценить наше положение. Мы находились примерно в 70-ти метрах справа от гребня, в середине ледового склона крутизной в 53-55 градусов, на маленьких выбитых ступеньках. Над нами виднелись ледовые башни, словно приклеенные к стенке - значит на таком месте, где отовсюду грозила опасностью. Мы траверсировали к гребню, где сверху нечего было опасаться.

Короткая пауза для приготовления еды.

Ледовый гребень начался очень круто, около 60 градусов. Мы шли отдельными связками - Олег и Юрий впереди, потом Михаель и я. Шли «попеременно» - после каждой длины веревки менялись в вождении. Лед был хрупкий и обманчивый, на нём лежало несколько сантиметров свежего снега. Поднимались мы в двух метрах от гребня, по левой его стороне, крутизной 53 градуса, а страховали на канте, крутизной 55 градусов. После нескольких веревок, когда Михаель поднимался ко мне, лед, где он забил кошку, не выдержал – он сорвался на метр и завис на веревке!

Двумя веревками дальше ситуация была намного драматичнее: Олег лез первым, Юрий его страховал. Как обычно, Олег и я находились слева от гребня, практически друг над другом. В то же время Юрий и Михаель, тоже друг над другом, стояли на канте. Олег дошел уже почти до конца веревки и приготовился к траверсу на кант, когда левая опора сломалась. Тут же он стал скользить вниз, все быстрее, мчался прямо на меня. В последний момент, буквально в последний, я сделал два прыжка направо, чтобы избежать сильного удара. Отвратительное шуршание тела Олега, который скользил к пропасти… Я отвел глаза от этого ужасного зрелища и смотрел, вытаращив глаза наверх, на Юрия, который вот-вот должен был получит сильный рывок. А он упирался против рывка, который грозил сорвать его с места. Он весь согнулся, страшно было смотреть... Нет, он выдержал! Олег висел на веревке, нашел опору и с Юрия была снята тяжесть. Тот стонал и возбужденно давал команды.

Еще раз мы были предупреждены о хрупкости льда. Олег, под страховку Юрия, снова поднялся, мимо меня. Несмотря на загар, он казался бледным. Юрий и Олег, по меньшей мере в тот момент, сильно нервничали. Они попросили нас идти первыми.

Как великолепно дико и захватывающе не было наше близкое окружение, уже после первых часов мы почувствовали монотонность подъема. Все тот же гребень, уходящий вверх с одинаковой крутизной, все то же чередование движений.

Солнце давно зашло – пора найти место для ночевки. А куда мы только ни смотрели в сером вечернем освещении: крутой лед, слева, справа, сверху и снизу. Вскоре мы могли разглядеть только силуэты следящих за нами товарищей.

Четко выраженный ледовый гребень перешел в крутую выпуклость. Лазание сделалось еще более сложным, более серьезным. Над выпуклым участком мы разочаровано стонали: никакого местечка для бивуака, склон только чуть более пологий.

«Еще одну веревку, может быть там лучше», – заметил я. Но и через две веревки тоже огорчение. В сплошной темноте мы решили просто-напросто остановиться, так как не могли больше идти, были в опасной мере обессилены. Совсем очумелые мы выбивали площадку во льду, для того, чтобы хоть кое-как поставить палатки.

Удалось. Но мы были на пределе наших сил. Рвота охватила Михаеля и меня, до того, что чувствовали вкус желчи.

Никто не мог думать о еде или питье, мы слишком устали, чтобы выполнять такие работы. Во всем, в ботинках и гетрах я забрался в спальный мешок.

Началась беспокойная ночь, в 1000 метрах над подножием стены, в 6100 метрах над уровнем моря. Говорят, что если человек по-настоящему устал, то он может спать в любом положении. Однако можно быть и чересчур усталым, как я, который только дремал час за часом.

Седьмой день. Через несколько часов после полуночи меня снова начали мучить боли от холода. Однако я не мог шевелиться, так как слышал равномерное дыхание Михаеля, который очевидно спал крепко – пусть хотя бы он спит, думал я.

Лишь после того, как солнечный свет добрался до наших палаток, мы выкарабкались из мешков и увидели прекрасную площадку в двух веревках над нами. Приготовили еду. Слишком мало, как всегда. Полтора стакана чая на одного, несколько штук печенья, – все.

Дальше следовали две относительно легких веревки. Потом образовался снова гребень, который после ста метров стал почти отвесным и перестал быть проходимым. Мы совершили безумно крутой траверс, из тех, на которых обычно только тренируются на занятиях. При помощи ледовых крючьев и лесенок мы двигались вправо, где предполагали найти камин. И правда, в открывшимся нам ледовом «ущелье» мы смогли двигаться вперед, хотя медленно и с большими трудностями. Ущелье вывело в ледовую пещеру огромных размеров, таких, что маленький дом мог бы поместиться внутри.

Было только 17 часов, но мы остановились в пещере, т.к. мы все мечтали о восстанавливающем силы сне. На краю пещеры нам удалось создать хорошую площадку. Конечно, нельзя было подумать, что пещера, состоящая лишь из нагроможденных друг на друга глыб льда, могла обрушиться...

За этот день мы прошли только 8 веревок, около 200 метров высоты. Мы не могли увидеть, что было над пещерой. Мы видели только то, что выход из неё был чрезвычайно сложен, но это была уже проблема завтрашнего дня. Мы могли быть довольны, также тем, что касалось погоды. Мы были довольны собою, почти даже счастливы. Как много значит такая маленькая площадка, на которой можно стоять и совершать несколько шагов! Для нас она была настоящим раем.

Восьмой день. За ночь мы все отдохнули. Сразу после завтрака – и в этот раз скудного – мы уже должны были экономить горючее, и сахара уже не было. Юрий начал заниматься выходом из пещеры крутизной в 75 градусов. Он его преодолел при помощи четырех ледовых крючьев с лесенками, но без рюкзака. Потом Михаель и я пошли вперед. Ледовая работа продолжала быть сложной. Стена казалась бесконечной.

В обеденное время мы вышли на маленькое плечо, в котором наш гребень, или точнее кант, нашел свой конец и окончательно растворился в склоне.

Пауза. Стряпня. Каждый получил по стакану супа и чая. Юрий и Олег проглотили ледяную банку говяжьего языка, на который мы уже смотреть не могли. После этого мы взялись за склон, ведущий к вершине. Крутизна снизилась до 45-50 градусов. Зато здесь лежало больше снега, какая-то прессованная мука! Вместо технических трудностей нас ждал безмерный расход энергии.

Когда будет вершина? Она все приближалась – сегодня ли мы на нее выйдем? Счастливые мысли. Однако с каждой пройденной веревкой наш темп снижался, мы чувствовали высоту. Перед последним крутым подъемом, приблизительно в 100 метрах под вершиной, была большая терраса, на которой были поставлены палатки для последней ночевки. Ужин: несколько ложек супа, стакан чая без сахара. Юрий с Олегом, сопровождаемые нашей завистью, съели еще курицу и язык.

Девятый день. Я прожил плохую ночь. За долгие часы дремоты меня мучили и жажда и галлюцинации: быстрый горный поток, вода хрустальной чистоты, протекая лишь в нескольких метрах от палатки... Все мы были побиты мучениями и лишениями, я больше всех – я чувствовал себя как несчастнейшее существо, полностью обессиленное. Хоть несколько кусков виноградного сахара или вообще сахара помогли бы! А у нас больше не было ни крошки. У нас вообще уже ничего не было, почти ничего, только несколько сухарей, несколько кубиков супа, немного горючего - пора прибыть в главный лагерь.

Михаель и я вышли первыми. Мы уже шли, когда Олег и Юрий еще упаковывали вещи. Мое состояние было ужасным - я уже видел розовые точки и звездочки на черном фоне. Полчаса спустя я оказался без сил. Я не мог больше идти, потащился обратно к палаткам.

– Оставьте меня здесь... Идите... Я уже не могу, – еле произнес я.

Прошло некоторое время и мы решили, что Юрий и Олег пойдут через вершину и по западному маршруту через Раздельную спустятся вниз до ближайшего высотного лагеря на высоте 6800 м, где нас должны были ждать. Или где, по меньшей мере, оставить продукты, прежде всего сахар и горючее, при помощи чего я мог бы окрепнуть. Михаель остался со мною.

Хорошо, так было решено. Совсем налегке Олег и Юрий ушли в 10:30.

– Самое позднее, завтра мы вернемся, а может быть еще и сегодня, – сказал Юрий.

Вскоре они исчезли из нашего поля зрения. Михаель и я остались одни. Ждем, дремлем, ждем. Пришел вечер, ночь. Мы все еще были одни.

Десятый день. Давно солнце дошло до нашего места. Мы были одни, на высоте 7000 м. Михаель старался помочь мне, но сам был изнурен. Я спал почти весь день. Снова приблизился вечер, потом ночь. Мы были одни.

Одиннадцатый день. Наконец, вода, много, так много воды, темно-синяя вода озера Каракуль. Оно находится в 50-ти км на юго-восток от пика Ленина в середине плоскогорья, имеет диаметр 25 км и у него нет стока. Как я добрался до этого озера, я не знаю, но я стоял на его берегу – самый счастливый человек, через миг я мог бросится в его изумрудные воды, напиться или...

– Чего ждешь! – спрашивал я самого себя. Иметь перед собой столько воды после стольких страданий от жажды, это производит ощущение большого счастья.

– Проснись, Тони, пей – это последний глоток, больше у нас нет бензина, – сказал Михаель, который будил меня.

Последний глоток? Когда в Каракуле столько воды? Я открыл глаза широко, увидел Михаеля, увидел глубоко внизу и далеко - далеко зеленую гладь озера Каракуль - страшную действительность.

Я выпил последние капли жидкости, лег и задремал, сразу же удаляясь в далекие дали... Тогда прилетел вертолет и приземлился непосредственно рядом с палаткой. А как же он может приземлиться на такой высоте? Да, это же был совершенно другой тип…!

Товарищи, друзья взяли меня под руки, доставили меня в вертолет... завыл мотор... мы полетели над горами, над странами и морями, все выше и выше, синева неба сделалась неопределенной - черной... Я ощущал, что меня трясут... Это был Михаель, вокруг было темно, вечер. И мы были одни.

Двенадцатый день. Снова поднялся солнечный шар – еще один день в одиночестве.

– Михаель, ты иди вслед за ними. Я уже не верю, что они придут», – сказал я. Михаель, который держался лишь с помощью таблеток кордиамина, взял самое необходимое и ушел.

Я остался один, совсем один – так ты теперь останешься навсегда один, навсегда, навсегда... Это были не мои мысли, мне казалось, что рядом заговорил чей-то голос, добрый, успокоительный голос... Голоса... Это сон?

Я поднялся на локти, сразу пробудился, увидел на юго-востоке гладь озера Каракуль. Она теперь была синяя, темно-синяя... И я слышал голоса... Настоящие голоса.

Юрий и Олег и Валентин3/, третий друг, спускались по склону, я их видел. Вскоре они были у палатки. И это мне уже не снилось.

Олег обнял меня, мы целовались. У Олега из глаз на меня падали слезы. У меня – их уже не было, я весь высох. Олег, мой добрый Олег, мой друг, мой брат. Потом пришли Юрий и Валентин, которого я знал еще по базовому лагерю. Они сразу же начали готовить.

– Сахар?

– Хорошо. Тони, хорошо, все хорошо, – сказал Олег.

А сахара у них не было. У них было только немного бензина, чай и суп. Вот что случилось с девятого дня.

Час после ухода, в 12:30, Олег и Юрий вышли на вершину, начали спуск по западному маршруту и с разочарованием установили, что все высотные лагеря были уже убраны. В результате они были вынуждены спуститься до лагеря №1 на 4200 м, там ждала еще одна группа.

Юрий и Олег совершили огромное усилие. Более того – они совершили невероятное…! (Они совершили «Крест пика Ленина» – прим. ред.). Утром десятого дня они снова поднимались наверх с Валентином и Анатолием Овчинниковым (главным тренером) по «Липкину» (северо-восточному маршруту). Они дошли до высоты 6100 м, где были вынуждены заночевать. В течение этого подъема большинство продуктов, в основном сахар, снова были съедены, т.к. Юрий и Олег серьезно устали. Ясно, что подъем проходил медленно. На двенадцатый день они переваливали вершинный гребень и спускались ко мне, в то время как Анатолий остался в палатке на высоте 6800 м, куда прибыл Михаель.

Я мгновенно понял, что я должен уйти от этого места и без действенных высококалорийных продуктов, без сахара, хоть бы на четвереньках. Я пробудился полностью, был, как наэлектризован – «если хочешь жить еще, то ты должен уйти отсюда», стучалось во мне... Наконец-то я узнал свой собственный голос. Я получил несколько глотков жидкости.

14 часов – в путь. Я был привязан веревкой. Олег шел впереди, а Юрий и Валентин непосредственно за мной. Я шатался, падал, отдыхал несколько минут на коленях и пробирался дальше. Встал снова, шел пять шагов - мне казалось, что это конец.

Ты должен пережить, жить, жить дальше… Ты должен, ты еще достаточно силен... Десять шагов... Видишь, получается. Давай, иди навстречу жизни. Смотри наверх – там жизнь... Больше чем десять шагов... Отдых... Дальше - двадцать шагов... На гребне! Да, это не сон – ты на гребне. Внизу – на той стороне, – Алайская долина, откуда мы отправились двенадцать дней тому назад. Слева вершина, туда около 40-50 метров наверх. Внизу, на плече, совсем маленькой, была видна палатка. Мы спускались к ней.

Вечером мы были в палатке у Михаеля и Анатолия. Я чувствовал, что спасен. Тяжелую ночь мы провели в одной палатке, – шесть человек вместо четверых. Я почти не спал, но чувствовал себя ближе к жизни, чем когда-либо до этого.

Тринадцатый день. До лагеря № 1, до спасения на 4200 м, осталось 8 км и 2600 м перепада высоты. Буря. Мы выходим в 9 часов. Через каждые 100 м я должен был останавливаться. Чем ниже мы спускались, тем лучше мне было. Около 14 часов мы прибыли на 5200 м, где еще остались снежные пещеры высотного лагеря № 2. Отдых.

Приблизительно через час прибыли товарищи из нижнего лагеря, среди них врач Глеб. Я получил фрукты и инъекции кордиамина, чтобы подкрепиться для дальнейшего спуска. Вечером мы находились в высотном лагере № 1 на высоте 4200 м, а тремя днями позже, Михаель и я были уже в Мюнхене. У меня проявлялись некоторые признаки паралича. Мой врач объяснил все эту картину чрезвычайным недостатком витамина В. После трехнедельного курса лечения я снова, более или менее, был на ногах.

Говоря правду, альпинист, с тридцатилетним опытом не должен вообще рассказывать такую историю. С опытным альпинистом такое не должно вообще случатся, так говорят.

Этот рассказ должен показать, что и после тридцати лет нужно еще учиться. И, кроме того, опасность, лишения и усилия драматичных дней давно забыты, но никогда я не забуду своих новых друзей, Юрия Устинова (фото – после «Креста» - прим. ред.) и Олега Борисенка из Ленинграда.

P.S. Анатолий Овчинников написал в журнале «Alpine Journal», 1970, с. 163-164: «…По моему мнению, лучшее восхождение на Международном альпинистском слёте с 26.08 по 07.08.1969 было сделано Тони Хибелером, Михаелем Шнайдером, Юрой Устиновым и Олегом Борисенком, соответственно, из Федеративной Германии и Ленинграда (ДСО «Спартак»). Этот маршрут – самый сложный из всех на пик Ленина – был представлен на утверждение Федерации альпинизма СССР, как маршрут высшей – шестой категории трудности».