Альпинисты Северной Столицы  

 ПУТЕШЕСТВИЕ К ЦЕНТРУ ЗЕМЛИ


Евгений Попов – МС, инженер, Томск. 
Посвящается 110-летию основания Томского Политехнического Университета и 100-летию первого выпуска инженеров

Жульверновский заголовок, выбранный для повествования о нашем очередном путешествии, совершенно не согласуется с евр-оцентристскими представлениями о мироздании в современной географии и истории, но именно таким видит его большая часть человечества, живущая в традициях буддизма, индуизма и прочих следующих из них верований. Пожалуй, было бы неплохо одному миллиарду европеоидов приглядеться к философии индокитайских представлений о нашем мире, носители которой составляют, почитай, трехмиллиардное большинство населения планеты. А теперь оставим эту тему для размышлений геополитикам и перейдем к собственно путешествию – путешествию к центру Земли. 

Далекий и загадочный Тибет своей многовековой непознанностью издавна привлекал внимание землепроходцев, а район священной вершины Кайлас, где, по мнению последователей индуизма, буддизма, джайнизма и бон-па находится центр мироздания, и вовсе был для них таинственной terra incognito. Европейская история со времен своих основателей помещала эти земли на край ойкумены, повествуя, например, от лица Геродота, о гигантских муравьях, с помощью которых местное население добывает золото из-под земли. Расположенная на огромном пустынном плато, загороженная со всех сторон высочайшими горными хребтами, эта страна запрещала доступ иноверцев на свою территорию, порождая множество небылиц и неистребимое любопытство среди географов и ориенталистов. Современной науке мало что давали немногочисленные посещения Тибета европейцами в средние века, новое время вовсе сделало его недоступным, и лишь в первой половине XX столетия редкие путешественники, совершая труднейшие переходы в сложных условиях высокогорья, стали попадать в эти места. Но и такая ситуация просуществовала недолго. Во второй половине века Тибет вновь стал запретным, попав под железный сапог маоистского Китая, оставаясь еще более таинственным в своей неразгаданности.


Кайлас Кайлас с севера Кайлас с юга Калас с Запада Радуга на Кайласе 

Для окрестного же населения эта область была святой землей, в которую старался попасть каждый верующий. Многочисленные караваны паломников следовали к месту, где располагался центр Вселенной, претерпевая холод, голод, трудности и лишения, выполняя свои обеты в стремлении к познанию и самоочищению. Искупавшись в ледяных водах священного озера Манасаровар, странники получали прощение за неблаговерные поступки предыдущих ста воплощений. К северу от озера высились скальные бастионы могучего Кайласа, обход вокруг которого («Кора»), избавлял страждущего от всех грехов, совершенных в этой жизни. С южной стороны поднимались величественные склоны вершины Гурла-Мандхата, в противоположность Кайласу, символизировавшей женское начало. Множество легенд и мифов, связанных с этой горой, пришли из далекой глубины веков, как например, предание об одной из самых почитаемых в индуизме богинь Гухьясамаджи, хрустальный дворец которой расположен где-то на склонах Гурла-Мандхаты. Исследователи полагают, что обе горы были священными и в стародавние времена, возможно еще тогда, когда эти земли населяли древние предки современного населения Европы – славян, германцев, франко-роман – индо-арийцы. Путешествие в горы, вероятно, еще со времен наших далеких пращуров считавшихся центром мироздания, стало нашей очередной целью.


Гурла-Мандхата
Кайлас (другое название Канг Римпоче) – технически труднейшая вершина, недоступная для альпинистов. И не из-за своей сложности (как раз поэтому-то она и привлекательна), а по причине ее святости. Жилище богов не может посещаться простым смертным. Почитание великой вершины огромным количеством последователей различных вероисповеданий накладывает табу на любые посягательства на ее неприкосновенность. Впрочем, время от времени находятся отдельные персонажи и группы, пытающиеся всеми правдами и неправдами влезть-таки на недоступную гору. Попытки эти пока безуспешны. Хорошо бы оставались такими и в дальнейшем, пусть девственность снегов Кайласа так и останется нетронутой. Негоже пришельцам оскорблять местные обычаи своим непонятным стремлением к восхождениям на священную вершину. Здесь достаточно других привлекательных объектов, и, прежде всего, превышающая Кайлас на километр, огромная и величественная Гурла-Мандхата (7728 м). Доминируя над всем окружающим пространством, эта гора производит колоссальное впечатление на любого, кто ее видит. Имя горы настолько древнее, что, не имея однозначного толкования, порождает множество правдоподобных, и не очень, версий переводов с санскрита. Тибетское ее название Наймонаньи также трактуют по-разному – «сын победителя» или «гора фей». Однако по местным поверьям на вершину Гурла-Мандхаты лучше бы вовсе не подниматься, так как с нее можно увидеть верхушку Кайласа – обитель Шивы, а человека, увидевшего жилище Шивы, ждет неминуемая смерть. Тем не менее, первая попытка восхождения на Гурла-Мандхату состоялась еще на заре высотного альпинизма. 

Английская интервенция в Непал позволила Великобритании отобрать и присоединить к своим индийским колониям его восточную провинцию Сикким и две западных – Гарвал и Кумаон. Западные провинции граничили с регионом Кайласа. Естественно, между властями пограничных областей Тибета и Британской Индии происходили официальные сношения, что позволяло некоторым английским альпинистам попадать на эту территорию вместе с дипломатическими миссиями. Таким путем в 1905 году к священной Гурла-Мандхате попал знаменитый альпинист, участник первой эверестовской экспедиции и неутомимый исследователь Гималаев Том Лонгстафф. Вместе со своими постоянными спутниками по восхождениям братьями Брохерель он выбрал для подъема не самый простой юго-западный гребень горы. Во времена, когда еще не было ни одного успешного восхождения на семитысячники, попытка одолеть вершину 7728 метров высотой, была очень смелым предприятием, с большой вероятностью обреченным на неудачу. Добравшись от изнуряющих жарой, доводившей путешественников до потери сознания, индийских равнин к вечным снегам Гурла-Мандхаты, альпинисты предприняли попытку штурма вершины. Группа Лонгстаффа сумела подняться до высоты 7250 м, но была вынуждена отступить из-за лавинной опасности. Однако, приобретенный на Гурла-Мандхате опыт, два года спустя позволил этой же компании подняться на Трисул (7100) – первый семитысячник в истории альпинизма. 

В этот же год район Кайласа на пути из Ладакха в Лхасу посетила экспедиция известного путешественника и географа Свена Гедина. О трудностях путешествий по Тибету говорит такой факт: из 58 лошадей и 36 мулов, вышедших в караване Гедина, до Лхасы добрались только 5 лошадей и 1 мулл. Прибыв в район Кайласа, швед сделал замечательное описание окрестностей озера Манасаровар: «Однажды, при ясной погоде я провел двенадцать часов на крыше монастыря Госул-Гомпа, что находится на западном берегу озера Манасаровар. Вид с высоты монастыря невозможно описать словами. К югу от озера возвышается величественный массив Гурла-Мандхата, покрытый вечными снегами и льдами, а на севере, в огромном трансгималайском горном массиве – великолепный Кайлас, Канг Римпоче, такая же святыня для тибетцев, как известный Тай Шань для китайцев или Фудзияма для японцев. Между двумя этими ослепительно сверкающими горами раскинулось озеро Манасаровар, большую часть времени бирюзовое, но нежно-голубое ранним утром и розоватое на закате. Есть бесчисленное множество прекрасных видов природы, но вид с Госул-Гомпа на озеро и вздымающиеся вокруг него горы превосходит все, когда-либо увиденное мною».


Гедин Свен
В 1922 г. британский восходитель и в будущем руководитель двух крупнейших довоенных экспедиций на Эверест Хьюго Ратледж первым из европейцев совершил Кору – обход Кайласа. Это путешествие Ратледж предпринял совместно со своей женой и еще одним английским альпинистом, находясь в составе официальной дипломатической делегации Британской Индии в Тибете.

Вторая попытка восхождения непосредственно на Гурла-Мандхату была предпринята в 1936 г. известным путешественником и альпинистом (ставшим позднее первым восходителем на восьмитысячник Чо-Ойю) австрийцем Гербертом Тихи. В середине тридцатых он увлекался длительными автопутешествиями по экзотическому Востоку, осваивая дороги и бездорожье Южной Азии. Вернувшись из автопохода по Индии, Тихи задумывает совершить мотопробег по Афганистану и Тибету. В рамках реализации этого проекта австриец, оказавшись рядом с Гурла-Мандхатой, сделал попытку восхождения на вершину в связке с шерпом Китаром. Двойке удалось достичь высоты 7200 м, после чего восходители отступили. 

Из-за китайской оккупации Тибета в 1950-ом и последующей самоизоляции КНР, дальнейшие экспедиции на знаменитую гору не проводились вплоть до 1985 г. Лишь новая политика открытости, провозглашенная Пекином в начале восьмидесятых, стала допускать посещение иностранцами некоторых областей Китая, в том числе района озера Манасаровар. Естественно, северная сторона Гималаев и загадочный Тибет привлекли к себе огромный интерес альпинистов. Социалистическое государство, со скрипом преодолевая инерцию «железного занавеса», поначалу с большой неохотой выдавало разрешение на восхождения. С этим лучше всех справлялась восточная дипломатия японцев, предлагавших китайцам крупные суммы и гибкие варианты, например – совместные экспедиции. 

В 1985 году состоялась первое восхождение на Гурла-Мандхату объединенной японо-китайской команды. Путешествие начиналось от центра Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР города Урумчи, далее через Кашгар и Каргалык многочисленная группа альпинистов и ученых на 6 джипах, 9 грузовиках и 1 автобусе прибыла к горе, и 2 мая на леднике Заромалангпа был установлен базовый лагерь. Путь восхождения проходил по северо-западному склону горы, где за три недели было обустроено три промежуточных бивуака. Поставив во время штурмового выхода и четвертый лагерь на 7400, 26 мая на вершину поднялась восьмерка первовосходителей. Через день их успех повторили еще пятеро альпинистов. 

С тех пор почти все последующие, из полутора десятков побывавших здесь экспедиций, идут по маршруту первопроходцев, иногда с небольшими вариантами пути подъема (как, например швейцарская экспедиция 1990 года). Единственное исключение – попытка подняться по потрясающе крутой северной стене американской команды под руководством Чарльза Фаулера в 97-ом. Имея средний наклон 70 градусов, двухкилометровая стена встает вертикально на последних 300 метрах, причем наиболее сложное лазанье нужно осуществлять на высотах 7200-7500 м – задача для очень сильной команды. Американские клаймеры самонадеянно собирались пройти стену тройкой в альпийском стиле за два дня. Для получения акклиматизации они предварительно совершили восхождения на соседние пики высотой 6000 и 6900 метров, после чего отправились на штурм северной стены. Поставив первый лагерь на 6200, и проведя в нем две ночи, дальше они лезли, не прерываясь, в течение полутора суток. Чем выше, тем круче становилась стена, на верхнем отвесе американцы поняли, что переоценили свои возможности и, после еще двух ночевок в 150-200 метрах от выхода со стены, повернули назад. При последующем спуске один из них сорвался и утянул за собой всю тройку. От точки срыва они падали 400 метров по вертикали, всё набирая и набирая скорость, налетели на серак, катапультировавший их в воздух, и, пролетев сто метров в свободном падении, упали в глубокий и мягкий сугроб. Из-за невероятного везения все остались живы после 500-метрового срыва, лишь Фаулер повредил левую ногу. Спускаясь далее в течение трех дней, все сильно поморозились, без ампутаций обошлось только у Фаулера, двое других провели в больнице несколько месяцев, лишившись в результате части своих конечностей. Фаулер упоминал о сильнейшем обезвоживании, ставшем причиной столь серьезных обморожений. 

Также тяжелыми обморожениями закончилась холодная ночевка на 7300 швейцарской двойки из вышеупомянутой экспедиции 90-го года. 

Еще одна авария произошла в немецкой коммерческой экспедиции 2002 года – во время спуска с вершинного гребня, на скальном участке сорвалась двойка восходителей. Пролетев по скалам и снежному склону более 200 метров, оба альпиниста получили травмы, но остались живы. Спасработы на такой высоте потребовали значительных усилий при эвакуации раненых. Точные сведения о смертельных несчастных случаях мне неизвестны, тем не менее, сложность горы подтверждает то, что из полутора десятков экспедиций на Гурла-Мандхату лишь половина добилась успеха, причем почти все они шли по наиболее простому классическому пути первовосходителей. Правда, есть еще краткие упоминания о двух первопрохождениях: восточной стены и западного гребня в 99-м. Но, думаю, что в век Интернета такие серьезные достижения, будь они достоверны, получили бы более весомое подтверждение в сети. За неимением последних, оставим эту информацию без внимания. 

Если говорить о возможностях района – то они безграничны. Даже на Гурла-Мандхату имеется только один пройденный маршрут и две неудачные попытки по иным путям, причем первая аж 1905 года. Странно, что до сих пор таким малым спросом у серьезных «технарей» пользуется северная стена. Помимо нее, есть еще очень сложная стена с востока. Южные склоны, долины которых обращены в Непал, вовсе обделены вниманием, видимо виной тому их пограничное расположение. Не пройден ни один из громадных гребней горы – из-за их протяженности и сильных тибетских ветров – это очень серьезная задача. 

Западнее Гурла-Мандхаты, отделенная глубоким ущельем, расположена потрясающая вершина, видимо превышающая 7000 метров. Ее альпийские грани резко выделяются среди объемных форм вершин Тибетского нагорья, заставляя вспомнить о северной стене Хан-Тенгри. Гора хорошо просматривается с дороги в Пуранг, но, похоже, восхождений на нее еще не было. Потрясающе крутые стены на соседние с Кайласом вершины, встретят Вас в начале Коры – прекрасные объекты для сложных скальных восхождений. При этом скальный рельеф, похожий на район Асан-Усана, сочетается с высотой за 5000 метров. 

Совсем рядом расположен хребет Занскар со своей высшей точкой красавицей Нанда-Деви (7800) и множеством вершин Гарвальских Гималаев. Из увиденных нами в этой поездке гор, вершины Гарвала наиболее соответствуют альпийскому типу, их образуют заостренные пики, обрывающиеся отвесными стенами. Подытоживая, заметим, что объектов восхождений в районе хватает на любой вкус.

Любителей истории заинтересует королевство Гугэ – цивилизация, современная ацтекам и не менее мощная – о которой мало что известно широкой публике, да и не очень широкой тоже. А между тем, в условиях высокогорья на 4000-5000 метрах над уровнем моря, где все живое с трудом поддерживает свое существование, в 9-16 веках образовалось могучее государство, останки которого до сих пор потрясают воображение. По оценке первого серьезного исследователя этих мест Джузеппе Туччи, сегодняшнее население Западного Тибета, в сравнении со временами расцвета королевства Гугэ, сократилось на 98 процентов – просто демографическая катастрофа. Многие любители поисков Шамбалы пытаются найти ее в развалинах Гугэ, настолько несвойственно здешнему суровому климату наличие цветущей и развитой цивилизации.

Ну и, конечно, очень необычна природа этих мест. Просто удивительные цвета и формы: переливы высокогорных альпийских лугов от темно-зеленого до изумрудного и светло-салатного; озера, отражающие небо всеми оттенками синего, меняющие нежно-голубую бирюзу на насыщенный индиго; резкие переходы красок, когда цвета склонов сочетаются в умопомрачительных контрастах угольно-черного, оранжевого, бордового и зеленого; фантастические замки гор, на закате, изрезанностью рельефа напоминающие развалины древних городов. Объездив немало гор в разных частях света, мы редко встречали столь колоритные пейзажи. Очень сложно описать словами, с трудом передает фототехника, наверное, только художник сможет отразить на холсте все великолепие Тибета. 

Идею посетить Западный Тибет предложил руководитель нашей команды Олег Новицкий. В 2004 году ему с группой велотуристов случилось проехать через весь Китай по военно-стратегической дороге, проложенной китайцами вдоль границ с Индией, и открытой для иностранцев всего за пару лет до похода (от местных приходилось слышать, что это худшая дорога в Китае). Большая часть пути проложена среди безлюдных и диких ущелий северных окраин Тибетского плато, на высотах 4500-5500 метров. Здесь лишь огромные китайские грузовики и военные колонны, поднимая тучи серой пыли, нарушают горное безмолвие рычанием мощных моторов. 

Дорога через Урумчи и Кашгар – северный путь заезда в район. Кроме этого, сюда можно попасть и с запада через Исламабад и Карачи, пересекая границу в районе перевала Кунджераб (так к Гурла-Мандхате добиралась швейцарская команда в 90-м). Или можно выбрать южный маршрут из Непала, попадая в Тибет либо через перевал Лалунг Ла, либо по древнему караванному пути через Симикот и Пуранг. Существенные трудности в сегодняшнем Непале могут доставить встречи с маоистскими партизанами и непрерывные забастовки, инициируемые ими же. В любом варианте путешествие к центру Земли занимает очень много времени, ехать до места – несколько дней на джипах, ведь вертолеты на территории КНР летают исключительно армейские (их не допускается использовать даже при проведении поисковых и спасательных работ).

Побывав в районе озера Манасаровар, Олег загорелся идеей восхождения на труднодоступную и величественную вершину Гурла-Мандхата, а от него заразились этой горой и мы с Женей Карепиным. Постепенно состав нашей команды увеличивался и вырос до 8 человек, причем последний участник – Игорь Павлов – буквально вскочил на подножку уходящего поезда – присоединился к команде в последний день перед отъездом.


Святое оз. Манасаровар и Гурла-Мандхата 
В ночь на 25 апреля нам предстояло доехать до Новосибирска, оттуда на самолете авиакомпании «Сибирь» улететь в Урумчи, где пересесть в местном аэропорте на внутренний китайский рейс до Кашгара. Кое-чего приобретя в Кашгаре, на джипах перевалить хребет Кунь-Лунь, затем, по той самой ужасной дороге проехав по междугорью Кунь-Луня и Каракорума, достичь Тибетского плато, по которому двигаться несколько дней, пока не доберемся до конечного пункта поездки – деревни Дарчен. Из Дарчена мы собирались реализовать первый этап нашего путешествия: пройти священную Кору вокруг Кайласа. Таким образом достигалась совершенно практическая цель – акклиматизация перед восхождением на гору, ведь нам предстояло подняться на огромную высоту – 7728 метров. Следующим этапом планировалось, забросившись на яках в базовый лагерь, подняться на вершину Гурла-Мандхата по северо-западному склону. На все восхождение отводилось три недели, затем нужно было вернуться в Кашгар по той же дороге. Программа заканчивалась 30 мая, в этот день мы должны были покинуть территорию КНР и 31-го мая вернуться в Томск. Выбирая сроки и маршрут путешествия, мы руководствовались консультациями участников предыдущих экспедиций на Гурла-Мандхату: московской – Александра Сельвачева осени 2004-го и немецкой – весенней экспедиции 2005 года (за что им отдельное спасибо). 

Полгода подготовки позволили найти спонсоров, чтобы частично компенсировать стоимость поездки. Помочь нам стремились разные люди и организации, о ком нужно обязательно упомянуть, ведь и в дореволюционные годы Томск славился своими меценатами, помогавшими многим добрым начинаниям. Славные традиции города продолжили: депутаты Государственной Думы Томской области Никулина Ирина Евгеньевна и Новицкий Вячеслав Викторович, авиакомпания «Сибирь», ЗАО «ТомскКосмосвязь», НИИ Полупроводников, МП ТЦТ. Напутствовали альпинистов заместитель Председателя Государственной Думы Томской области Григорий Андреевич Шамин и ректор Томского политехнического университета Юрий Петрович Похолков, так как свое восхождение альпинисты, в большинстве своем выпускники ТПУ, решили посвятить 110-летию со дня основания alma mater и столетию первого выпуска инженеров. 

Вопросы физподготовки каждый решал по-своему. Я обычно поддерживаю форму, играя в зимний футбол по воскресеньям. Перед экспедицией тренировки интенсифицируются до 3-4 раз в неделю, в выходные иногда до шести часов подряд. Продолжительность занятий способствует повышению выносливости; рывки и ускорения, характерные для футбола, хорошо моделируют прохождение сложных участков горного рельефа, где нужно быстро выложиться по максимуму в один момент. Интенсивное дыхание на морозном воздухе также отражает то, с чем организму придется столкнуться на высоте. Высотный кашель – обычное дело на высотном восхождении – возникает из-за раздражающего воздействия на слизистые очень сухого морозного воздуха. 

Однако за полтора месяца до экспедиции, на игре в футбол я порвал связки коленного сустава, что заставило отказаться от тренировок и всерьез заняться лечением. Теперь забота о физической готовности отходила на второй план, вопрос – сдюжат ли связки вообще какую-нибудь нагрузку. Повреждение мениска – самая неприятная травма для футболиста, обычно ее лечение занимает от месяца до полугода, меня же уже через шесть недель ожидали тяжелейшие нагрузки высотного восхождения. Показать, насколько я к этому годен, могло лишь само восхождение. Ответ нужно было найти возможно скорее, так как, в отличие от традиционных видов спорта, где нет проблем сойти с дистанции в любой момент, на горе ты сможешь выйти из игры, только когда спустишься вниз.

В довершение всего, за день до отъезда я получил сильнейшее пищевое отравление, настолько сильное, что поездка в Тибет была под большим вопросом. Однако комплексное обследование, оперативно проведенное усилиями нашего доктора Татьяны Конновой, показало отсутствие у пациента серьезных заболеваний, что позволило обойтись обычным внутривенным вливанием физраствора. Оставшиеся до отправления 8 часов заняли сборы рюкзаков – необходимые вещи были заранее собраны в угол, их нужно было лишь упаковать. Происходило это так: собравшись с силами, я минут десять упихивал снаряжение в баул и едва живой падал на диван минут на 40-50, затем волевым усилием заставлял себя подняться еще на 10-15 минут и все повторялось. В общем, к отъезду все вещи были собраны. Спустя несколько часов после того, как больной был вынут из-под капельницы, мы уже тряслись в маршрутной «Газели» по дороге в Новосибирск. Для себя я определился следующим образом: если по приезду в Новосибирск не положат в больницу – то выдержу и дальнейшую дорогу. Таким образом, сидя на переднем сиденье маршрутки, я еще не знал – еду в экспедицию или нет! Вот такое необычное начало получилось у моего путешествия к центру Земли.

Пройдя все таможенные и пограничные формальности в международном терминале аэропорта Толмачево, мы покинули Россию, и через два часа приземлились на древней земле Восточного Туркестана, ныне носящего название Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР. Основное население этой шестой части территории Китая – уйгуры (нация близкая киргизам). В свое время часть уйгуров расселилась по соседним землям Киргизии и Казахстана, составляя там значительные диаспоры, в Синьцзяне же эта малая народность полуторамиллиардного Китая насчитывает, по неофициальным данным, до 30 миллионов человек. Понятно, что 30-миллионная нация стремится к созданию собственного государства, что послужило причиной возникновения мощного национально-освободительного движения. Лет восемь назад это движение приобрело характер восстания, побудившее коммунистическое правительство Китая применить армию. В результате «локальной полицейской операции по наведению Конституционного порядка», по некоторым сведениям, было убито до миллиона уйгуров! Сейчас здесь тихо, но, думаю, что до поры до времени. 

Помимо Синьцзяна у Китая могут возникнуть проблемы с Тибетом, оккупированном КНР полстолетия назад, что родило тогда мощный общественный протест всего остального Света, актуальный до сих пор, подтверждение тому – Нобелевская премия мира 98-го года, врученная Далай-ламе, борющемуся за возвращение независимости родной стране. 

Еще один камень преткновения, висящий над будущим КНР – территории Западных Гималаев, когда-то фактически отнятые Китаем у Индии (огромной страны с миллиардным населением). Нам как раз предстояло проехать по этим землям в настоящем путешествии. В прошлом ненасытный коммунистический Китай зарился и на Сикким – до 1975 г. независимое государство. Однако, там построить общество всеобщего равенства и справедливости не удалось – Сикким быстренько вошел в состав Индийской Республики. Зато в соседнем Непале, финансируемые КНР маоисты, совершая революцию за революцией, поставив страну на грань гражданской войны и ввергнув ее в хаос, окончательно дискредитировали революционную коммунистическую идею.

Возможно, головной болью Пекина может стать и Маньчжурия. Когда-то государство маньчжуров на двести лет захватило территорию Китая и до сих пор в китайской истории маньчжуры считаются оккупантами. Если и там вспыхнет факел национального самоопределения – ой держись Пекин! Помимо этого существует Тайвань, относимый КНР к своим землям, но реально всеми признанный независимым государством. А есть еще Гонконг, после 150 лет британского правления, вернувшийся в состав китайской территории – фактически осколок Западной цивилизации, страна с совершенно другой ментальностью. Пока коммунистическому правительству с помощью вооруженных сил удается держать ситуацию под контролем, но так когда-то было и в СССР – могучем и нерушимом. По прогнозу встреченного нами в Кашгаре крупного киргизского чиновника, занимающегося инвестициями и часто посещающего Китай, такое положение дел продлится здесь еще лет 15-20 – максимум. Что ж, поживем – увидим.

Для нас же важно понять, что чучело огромного и страшного Китая, которым пугают Сибирь политические прорицатели – не более чем блеф. Да, китайцы – нация торговцев, заполонившая в этом качестве весь мир; во многих крупных Западных городах существуют Чайна-тауны, где китайцы занимают свою маленькую нишу, ни на что большее не претендуя. Не надо бояться китайских торговцев и нам. У КНР хватает своих внутренних проблем – вернуть бы Тайвань, сохранить бы существующие границы – куда там до необъятной Сибири. 

Нужно заметить, что в отличие от СССР, КНР пытается удержать подконтрольные территории не только военными методами. Правительственная политика ханизации (заселение некитайских территорий китайцами) похожа на столыпинскую аграрную реформу, когда-то позволившую обрусеть громадным сибирским пространствам. Тибет, к примеру, составляя восьмую часть территории КНР, при шести миллионах коренных жителей, уже заселен примерно таким же количеством китайцев. При всем при этом, особенности менталитета китайцев с трудом позволяют соглашаться на такие серьезные перемены в жизни, нет у них в душе большого желания покорять пространство и простор. Почти полуторамиллиардная масса китайцев проживает в своих внутренних районах, и слышать не хочет ни о каком ПМЖ в Тибете с его огромными пустынными территориями и климатом, по суровости похожим на сибирский. Встреченные нами в Тибете китайцы – чиновники, военные и те же торговцы живут здесь лишь по делам службы или бизнеса, и вряд ли кто из них не мечтает о другой участи для своих детей. 

Понимая это, в последнее время Китай развернул масштабные проекты строительства дорожной сети, связывающей отдаленные регионы с Центральным Китаем. Таким образом, западные территории объединяют с КНР транспортными путями, укрепляя экономическую связь Тибета и Восточного Туркестана с собственно Китаем. В этом году открывают железную дорогу, проложенную до Лхасы в тяжелейших условиях высокогорья. Говорят, ее продолжат строить до Шигацзе – единственную в мире железную дорогу, проходящую на высоте 5000 метров. Вот и нам предстоит ехать по свежепостроенной автодороге, рядом с которой Памирский тракт – детская игрушка. Забавно, что в РФ, например, Дальний Восток вовсе не имеет постоянного автодорожного сообщения с остальной Россией, а последний масштабный проект, связавший территорию страны в широтном направлении – Транссиб – построен еще при Николае II (установившем после постройки нулевой тариф для коммерческих перевозок). Такое вот несовременное решение проблем экономики страны не только в отдельно взятом столичном регионе. Что же теперь удивляться темпам экономического роста у соседей и вялотекущим процессам у нас.

До прибытия на территорию КНР нас особо занимал вопрос общения, ведь китайцы – нация не знающая никакого языка, кроме китайского. Нам же требовалось переехать в местный аэропорт, и купить билеты на внутренний рейс до Кашгара в кассе, где наверняка говорили только по-китайски. Далее: ну вот представьте себе аэропорт размером с Домодедово – как прочитать расписание, если там все на иероглифах, как понять по вывескам, куда нам идти, и как прочитать на табло, что это именно наш рейс. Да, можно еще прослушать объявления… на китайском языке. Но на месте все решилось достаточно просто: оказалось, при международном аэропорте, куда мы прилетели, состоит штат русскоговорящих гидов, которые совершенно бесплатно оказывают помощь в приобретении билетов (да здравствуют челноки!).

Закончив с билетами и поблагодарив гида, отправляемся обедать в кафе. Сразу попадаем в тупик языковой проблемы. Наш англоговорящий состав безуспешно пытается общаться на языке Шекспира с хозяйкой кафе, говорящей только по-уйгурски. В конце концов, оказалось достаточно знания общетюркских слов, в необходимом количестве приобретенных нами в поездках по Средней Азии. Да многие из них и за тюркские мы уже не держим. В общем, заказали плов и шашлык. Я – лепешку с чаем, другая диета, под строгим взглядом доктора, была мне противопоказана. Число шашлыков написали на салфетке (нет бы сразу перейти на тюркские числительные), в результате, вместо пяти принесли пятьдесят. Вернуть обратно оказалось невозможным. Впрочем, и стоил-то он – один юань – три с половиной рубля на наши деньги. С удивительно дешевыми продуктами питания мы сталкивались и в дальнейшем. Объяснение здесь простое: притом, что большая часть городского населения Китая имеет достаток хуже, чем в России, земледельцы беднее горожан еще в несколько раз. При этом рост зарплат квалифицированных специалистов в сфере высоких технологий уже заставляет Японию переносить производство в менее развитые, чем КНР страны – Бразилию и РФ.

Разброс уровня доходов в Китае, пожалуй, не меньше, чем у нас. Номинально социалистическое государство допускает огромный перекос в достатке между бедными и богатыми. Где та уравнительная система, отличающая соцстраны от капиталистических? А вместо плановой экономики создано огромное количество мелких частных предприятий. Крохотные мастерские, кафе, парикмахерские, магазины, кующие частный капитал в своих небольших каморках, заполонили китайские города. Вот он реальный средний класс – основа любого буржуазного строя, то, чего хотят (по крайней мере, на словах), и никак не могут добиться у нас. Все, что осталось в Китае от социализма – диктатура номенклатуры, обеспечиваемая органами госбезопасности. 

Еще один чуждый уравнительной системе буржуазный элемент – личный автомобиль. Четверть века назад вообще не имевший частного транспорта Китай, сегодня движется семимильными шагами в области развития автопрома, занимая четвертое место в мире по выпуску автомобилей, и в ближайшее время норовящий подвинуть с третьего места Германию. Полагаю, такими темпами они вскоре догонят и признанного мирового лидера Японию, а количество со временем должно перейти в качество, чему способствует бешеная конкуренция между тремя десятками местных производителей. Большое разнообразие марок машин, как местных, так и собранных по лицензии, бросается в глаза любому посетителю современного Китая. Внешне и по комплектации они уже сегодня не уступают импортным. 

Чтобы найти наш рейс, оказалось достаточным показать билеты с иероглифами служащим аэропорта, и, после часовой задержки, вылетаем в Кашгар (китайцы называют его «Каши») на шикарном Боинге-737, во всяком случае, он таким показался после нашего изделия №154. 

Полет проходил над горной страной, впечатлявшей внушительными пиками за 6000 метров: вначале хребет Боро-Хоро, затем сменяли друг друга протяженные отроги Восточного Тянь-Шаня. Эх, жаль видимость неважная, а будь иначе, могли бы увидеть пик Победы и Хан-Тенгри с юга. 

Вот и Кашгар, чем-то напоминающий Ташкент, и ночная поездка до отеля «Семан» по отличному шоссе, рассекающему полумиллионный город (с пригородами насчитывает 3,5 миллиона). Добравшись до номера, я упал в кровать как убитый, чего-то тяжко организму переносить сутки в дороге сразу из-под капельницы.

С утра мы с Борей Манерновым отправляемся завтракать в китайский ресторан по соседству, оказавшийся полутемным помещением с длинным коридором, по сторонам которого находились двери, за ними и были накрыты столы, вернее – один стол с традиционно-китайским вращающимся диском в центре. Как мы убедились в дальнейшем, эта коридорная система с отдельными номерами – типовое устройство китайского ресторана. Хозяйка ресторана была китаянкой и снова между нами нарисовалась языковая проблема (уйгурского китайцы не учат). Единственное слово по-тюркски, которое она знала – «нан» – хлеб. Пытаясь заказать чай, я долго изображал чайник, пока хозяйка не спросила: 

– Чай?

Тут до меня дошло, что слово «чай» получило распространение по всему миру, как чисто китайское слово. Правда, под чаем здесь понимают исключительно зеленый чай, черного у них просто не существует. 

Сидим с Борей в ресторане и грызем черствую лепешку с чаем. Наливали чай довольно забавно: ополоснув из чайника бокал, официантка тут же выплеснула кипяток в угол. По ходу дела нашли еще одно знакомое китайцам слово – «салат». Принесли шпинат с какими-то овощами, перемешанными с яичницей, и горячий. Впрочем, на вкус – вполне съедобный. Еще одна находка – мы выяснили, как по-китайски называется вареный рис – «ми фа» – и поняли, что в Китае мы не останемся голодными. 

После некоторых разборок с обслуживающей китайской фирмой по поводу Игоря – незапланированного участника, и принятия соответствующих решений, в обед выезжаем на двух «Лэнд Крузерах» в Каргалык. Здесь нужно упомянуть, что перед поездкой в результате электронной переписки был заключен контракт между нашей экспедицией и китайской принимающей стороной. Стоило нам это удовольствие 1650 у.е. на каждого. Предполагалось, что (как обычно делается в таких экспедициях), в стоимость входит разрешение на восхождение (пермит), весь сервис и переезды на территории КНР до базового лагеря и обратно. Забегая вперед, скажу, что в действительности все было далеко не так, как предполагалось. Лучше бы перед поездкой внимательно читать то, что предлагают китайцы, хорошо бы еще человеку ответственному и в достаточной степени владеющему английским, иначе дополнительные расходы вам обеспечены. Впрочем, финансовые потери не так чреваты, как временные, вот если и здесь происходят напряги, то может статься, под угрозу будет поставлена сама цель путешествия. Пишу об этом, чтобы те, кто попытается нам последовать, избежали ненужных затрат (в лучшем случае).

В Кашгаре выяснилось, что наши вещи поедут в грузовике и это озадачило – Крузеры явно пойдут быстрее. Однако китайцы уверяют, что по той дороге скорость у всех одинакова и на место приедем одновременно. 

На первоначальном этапе наш путь проходит по ровному как стол шоссе, проложенному по окраине гигантской пустыни Такла-Макан, в песках которой, как в бездонной бочке, бесследно исчезают такие огромные реки как Тарим и Яркенд. На горизонте с востока небо закрыто тучами пыльной бури, но в комфорте джипа пустыня ощущается также как на экране телевизора, по пути даже купаемся в большом как море искусственном водоеме. А ведь Свен Гедин когда-то чуть не погиб в своем первом путешествии по этой страшной пустыне. На дороге постоянно обгоняем маленькие тракторы и брички с ишаками, при обгоне обязательно сигналим. За городом все водители строго следуют букве закона, поэтому наша скорость по такому отличному шоссе неизменно стабильна – 60 км/ч. Однако в городе, где дорожной полиции не видно, складывается впечатление, что правил дорожного движения не существует вовсе: двойную сплошную, здесь раскрашенную в желтый, никто из водителей просто не замечает, подрезать могут в любой момент, правило «правой руки» – тоже не для этой страны. При всем при этом автомобильных аварий не встретилось ни одной – в последний момент всегда принято уступать друг другу. Примеры толерантности в КНР я еще приведу, и в целом, взаимная терпимость в Синьцзяне и Тибете, как, наверное, и в остальном Китае – неизмеримо выше, чем у нас.

Полдня дороги приводят в крупный город Каргалык, имеющий второе китайское название Эчен (все названия привожу так, как воспринимало ухо со слов нашего гида). Ужинаем в уличном кафе, где вся еда неизменно поливается жутко острым соевым соусом, становясь годной к употреблению разве что огнедышащими земноводными. Ой, недаром в Китае существует культ драконов. Понятно, что острая пища в Южной стране – своеобразная защита от инфекции, однако нежные европейские желудки к такому испытанию точно не приспособлены. Выручает, разученное сегодня, секретное китайское слово «ми фа» – рис подается не заправленный специями.

Утром снова в дорогу. 

В полдень забираемся на наш первый перевал Куди (3300 м), откуда открываются прекрасные виды на заснеженные отроги Каракорума. Среди фотографов ажиотаж. Спустившись по крутым серпантинам, останавливаемся в одноименном с перевалом поселке для проверки документов. Китайский блок-пост выполнен по всем правилам фортификации, пройти незамеченным невозможно – с одной стороны горный поток, с другой – отвесный прижим. Вскоре после поселка асфальт и приличная дорога заканчиваются, более того, дальше мы пробивали по два колеса в день – острая щебенка калечила покрышки. 

Вечером ночуем в местечке с труднопроизносимым названием Сашилюань. Ночлег чисто тибетский: закопченные стены и несколько коек-топчанов с сомнительной свежести матрасами и подушками; прилагались и одеяла, но наши предпочитали пользоваться спальниками. Хотя, с другой стороны, вряд ли познаешь народ, дистанцируясь от условий его проживания. Грязь и пыль – это естественное состояние Тибета, редкие осадки и сильные ветра – как тут жить иначе? Путешественнику по Тибету предстоит это понять и принять. Правда, туристов здесь встретишь нечасто.


Тибет

Разноцветные горы
Прошедшим днем на перевале Чу мы наконец-то увидели европейцев. Здороваясь с ними по-русски, в ответ я получил удивленное «Здравствуйте» от соотечественников. Ребята из редакции «Ле Пти Фютэ», выпускающей путеводители, путешествуют автостопом: два Кирилла и иркутский писатель Волков. Вечером совместные посиделки под гитару. У Волкова приобрели его книгу по Тибету – он здесь частый гость – ищет Шамбалу и пишет книги в стиле Мулдашева. Тем не менее, относится к последнему неприязненно, во всяком случае, фамилию Мулдашев он произносит с ударением на последний слог, как мы когда-то дразнились в детстве, коверкая фамилии. Оба Кирилла также люди неординарные и полная противоположность друг другу: один – общительный и коммуникабельный, другой – замкнутый и молчаливый. Парни уезжают в ночь на застопленной машине, мы же продолжим дорогу завтра.

Ворочаясь в койке, я подсчитал, что вместо предполагаемых трех дней дороги до Дарчена, ехать предстоит пять – значит, минус из наших планов четыре дня; плюс, по моему разумению неизбежное опоздание грузовика в Али, должно было составить еще около двух дней. Все это заставляет нервничать, так как для восхождения на гору мы отвели всего три недели, и в случае задержки оказываемся в жестком цейтноте, ведь запаса по времени почти нет. Как-то нужно пересчитывать и, если необходимо – перекраивать планы. 

Следующая остановка в населенном пункте Домар. Весь день – настолько серый и унылый пейзаж, что не дает задумываться над этим фактом только то, что мы на третий день из Томска забрались на 4500 м, отчего мысли в голове шевелятся с трудом. Поразительно мрачное междугорье между Каракорумом и Кунь-Лунем – совершенно пустынное, бесцветное и безжизненное. 

Сегодняшний день мы находились в ожидании увидеть с какого-нибудь перевала красавицу К-2 (8.611 м) – с севера на нее должен открываться потрясающий вид. Однако, несмотря на то, что при максимальном приближении нас разделяли всего 60 километров, второй вершины планеты мы так и не увидели – перспективу заслоняли отроги. Видимо просматривается она только с высших точек ближайших хребтов, куда забираться мы не планировали. При этом разведка подъездов к К-2 – одна из главных задач экспедиции. Как самая сложная гора на Земле, она не может не привлекать восходителя; если найдем достаточное финансирование, К-2 будет нашей следующей целью. Пока же собираем информацию. 

Местное имя этой горы – Чогори, что значит «Большая гора». Название К-2 возникло из-за того, что при картографировании местности все вершины Каракорума получили индекс «К» и порядковые номера по высоте относительно той точки, откуда производились наблюдения. Ближерасположенный, и казавшийся от этого более высоким Машербрум, получил первый номер, а удаленная Чогори – соответственно второй. На британских картах встречается еще одно ее название – пик Гудвина Остена, присвоенное горе самим англичанином, исследовавшим Каракорум в 19 столетии. Малоизвестно то, что у этой горы есть и четвертое имя – русское. 

Не менее активно, чем британцами, в конце XIX столетия Восточный Туркестан осваивался русскими. Мы еще вернемся к этому факту на обратном пути, пока же упомянем экспедицию русского военного топографа Громбчевского, первым из европейцев наблюдавшего К-2 с севера в 1889 году. Громбчевский и дал горе русское имя – пик Цесаревича Николая. Однако всем альпинистам мира он больше известен под нейтральным названием К-2, а благодаря Голливуду и не только альпинистам. Эпохальные блокбастеры «Кей-ту» и «Вертикальный предел» повествуют как раз об этой горе.

Перед ночевкой в Домаре мы выбрались, наконец, на потрясающе красивое Тибетское плато. Такое же пустынное, как и междугорье, но как расцвеченное! После предыдущих унылых пейзажей необыкновенная расколеровка Тибета особенно бросается в глаза. У озера Каан Цо пересекли административную границу Синьцзян-Уйгурского и Тибетского автономных районов, явственно ощущая давление высоты. Этот край плато приподнят до 5.500 метров, и ехали мы на этой высоте целый день. Неплохо, конечно, для акклиматизации, но как тяжко организму-то. 

Следующий день запомнился огромным (около 100 км) и совершенно прозрачным озером Палгон. Кристально чистое водное зеркало отражало заснеженные хребты Тибетского нагорья, создавая впечатление уникального оазиса в высокогорной пустыне. Несмотря на потрясающие виды, берега совершенно безлюдны, лишь в одном месте есть придорожное кафе, где подают рыбу, только что выловленную из озера. На обратном пути здесь нам ее приготовили в пяти видах. Вкус ощущался только в первую секунду, потом все начинало гореть от избытка специй. Нашим организмам, уже казалось привыкшим к острой китайской кухне, этот избыток показался чрезмерным, а каждое следующее блюдо оказывалось острее предыдущего. Это было слишком даже для Олега, обычно съедающего три перчика чили за обедом. Мне приходилось бывать в китайских ресторанчиках, оптимизировавших свое меню под европейский желудок, однако реальная китайская пища с ресторанной имеет мало общего. Вот типичный случай: просим к баранине подать соль, но обслуга упорно приносит сахар. Собралась целая толпа во главе с администратором – всем не понятно, ну с чем же эти забавные иностранцы едят мясо, ведь любой нормальный китаец привык посыпать его сахаром. Запомните: соль по-китайски – «ен».


Озеро Палгон

Неподалеку от озера расположен населенный пункт Джутог. Въезд в город оформлен великолепной аркой в традиционно-китайском стиле, за которой только одна широкая забетонированная улица с двухэтажными постройками. Все эти маленькие городки построены примерно через каждые 100 километров военно-стратегической дороги, идущей вдоль индийской границы. Их легко отличить по не местным, китайским названиям, вроде городка Тяньшуйхунь (не рекомендуется произносить без тщательного разучивания). В городе размещается воинская часть и кое-какие гражданские объекты. Условия жизни достаточно суровы и цивильное население состоит, как правило, из тибетцев, однако в китайскую армию их не берут, поэтому все военные – китайцы. Некоторые участки пути проходят по землям, захваченным у Индии во времена Мао Цзэдуна, здорово расширившего пределы Поднебесной в середине прошлого века. Опорные городки и дорога призваны навечно закрепить эту территорию за КНР.


Джутог
Вскоре за Джутогом проезжаем знаковую отметку – тысячный километр дороги, где встречаем еще одну группу туристов. Мимо нас один за другим проносятся, разрисованные рекламой, пять Лендроверов, почему-то большая часть рекламы на русском языке. Начинаем махать руками – останавливаются. Надо же, вторая встреченная нами группа европейцев, опять оказалась русской. Два десятка москвичей путешествуют на джипах по маршруту Москва-Лхаса-Москва, среди них известная альпинистка Людмила Абрамова. Доктор этой экспедиции на высоте 5000 словил сильнейшую горняшку, перешедшую в отек мозга, спасти его удалось, только срочно эвакуировав в госпиталь Лхасы, практикующий как раз излечение тяжелой гипоксии. Быстро потерять высоту (единственное эффективное средство от горной болезни) в Тибете не получится – слишком высоко расположено плато, и размеры его огромны. Нам это тоже необходимо учитывать. Шестеро из группы москвичей, благодаря Людмиле, только что прошли Кору, и мы получаем от них свежую информацию по маршруту. Приятно, что говорить, встретить соотечественников в этой глуши, но ехать нам в разные стороны, поэтому вскоре расстаемся.

К вечеру прибываем в Али, и сразу выясняется, что грузовик с вещами отстал на два дня «в связи с поломкой». Здесь нас селят в приличной гостинице, где стоимость очень неплохого двухместного номера – 50 юаней с человека (около 175 рублей). Есть ванна, телевизор, телефон; обязательны в китайском отеле зубная паста и щетка, расческа, шампунь, мыло и бумажные тапочки – все одноразовое. Правда, горячая вода по часам. Здесь у нас последние закупки продовольствия и всяких необходимых мелочей. В обед обсуждаем планы. Мы неотвратимо приближаемся к нашей цели, однако возникающий цейтнот, ставит под угрозу главную задачу путешествия – восхождение на Гурла-Мандхату. Может быть отказаться от Коры и сразу заняться горой? Этот вариант не находит поддержки у участников. Оно и понятно – Кору должны осилить все, а вот как с восхождением сложится – одному Богу известно, хочется же хоть какого-нибудь результата. Хорошо, предлагаю не терять время в Дарчене, ожидая грузовик, а сразу идти вокруг Кайласа, но не три дня, как предлагает китайская фирма, а два – расстояние всего 53 км, с одним перевалом 5600 – должны уложиться. Опять сомнения, так как почти все снаряжение отправлено с грузовиком, и не хватает спальников, ковриков, палаток, темных очков, обуви и теплых вещей. И у меня много чего не достает, но как-нибудь выручим друг друга, а обходиться тем, что есть, мы приучены с советских времен.

Утром покидаем Али, двигаясь по отличному шоссе. С Автомобильного перевала открывается вид на Гималаи – хребет Ладакх и долину одной из двух рек, образующих Инд. Вершины Ладакха всего на километр-полтора превышают плато, поэтому грандиозного впечатления с севера не производят. Сложность восхождений на них вряд ли больше чем 3б. Асфальт заканчивается километров через 60, и вновь начинается уже привычная тряска. Тяжелее всех достается Лиле Аблиевой – ее сильно укачивает в дороге, а дорога наша такова, что вытрясет душу из кого угодно. 

По пути заезжаем в известный монастырь Тиртапури, построенный в стародавние времена на месте сернистых горячих источников. Любопытно, что в добуддистский период это место было далеко не священным, о чем свидетельствует, приводимый Джузеппе Туччи, перевод древнего названия местности: «Ворота в ад». Все пространство перед монастырем заставлено ступами, перетянуто молитвенными флажками и устлано полями камней со священными письменами. В дополнение к здесь окрашенным солями источников в нежно-белый цвет скалам, многие из них еще и разрисованы ярко-красной охрой, причем расписаны как отдельные скалы, так и огромные части склона. В расположенных по соседству пещерах живут отшельники – святые люди, принявшие на себя какой-либо обет в стремлении к самопознанию и совершенству. Обет может быть принят и на несколько лет и даже на всю жизнь. В последнем случае человек закладывает вход в пещеру камнями, оставляя маленькое окошко, куда паломники подают воду и пищу, и так проводит время в изоляции от остального мира до самой смерти. Насколько же различаются западное и восточное восприятие мира, если для представителя Западной цивилизации пожизненное заключение – самое страшное наказание, а для буддиста – всего лишь его путь к самосовершенствованию в этой жизни.

В обед с дороги впервые увидели Гурла-Мандхату. До нее еще больше 100 километров, но эта громада доминирует над всеми окружающими горами. Слева от нас тянется хребет Кайлас с высотами 5500-5800 м. Выделяющаяся над ним собственно вершина Кайлас, превышает горную цепь на километр, резко поднимаясь над хребтом и создавая впечатление гиганта. Что же говорить о Гурла-Мандхате, которая выше Кайласа еще на 1.000 метров? На немецких горных сайтах, посвященных Гурле, обязательно встречается упоминание о том, что эта вершина с ее протяженными гребнями, в плане образует свастику – древний тибетский знак энергии и солнца. Но, на распечатанном Борей хорошем космическом снимке горы, мы так и не разглядели этого символа Второй мировой. Вероятно, нужно обладать очень развитым воображением, чтобы найти на карте свастику, тем не менее, Гитлер посылал сюда, по меньшей мере, три экспедиции для поиска истоков арийской расы. Наверное, этот факт служит объяснением особой популярности Гурла-Мандхаты среди немецких восходителей. 

Уже вблизи Дарчена открылся вид на Кайлас. Вершина образует огромную трехгранную пирамиду с потрясающе крутыми стенами, интересно, что и гребневые пути на нее тоже обрываются отвесными бастионами. Видимо, самый простой для восхождения восточный гребень вряд ли проще, чем 5б, стенные пути к вершине – «шестерочные» маршруты. Хорошо, что вершина настолько сложна – не залезут откровенные «чайники», а мастера, как правило, люди достаточно образованные, чтобы понимать «что такое хорошо и что такое плохо».


Вид на Кайлас - озеро дьявола
Каждая грань Кайласа очень своеобразна и не похожа на другую. Наиболее впечатляющий полуторакилометровый отвес северной стены – мощный скальный бастион, присыпанный снегом. Обращенный к нам южный склон, покрыт льдом и рассечен в центре огромным кулуаром. По представлениям последователей религии бон – это след от скатившегося бубна, случайно оброненного Шенрабом – Богом этой веры. Западная стена вся расчерчена горизонтальными ступеньками пластов, такое строение склонов типично для всего района Кайласа. Рядом с непрочной, легкоразрушающейся породой встают монолитные километровые стены скальных зеркал. Два зеркала на Южной стороне, составляющих характерный внутренний угол, называют воротами в Шамбалу. Эти ворота открываются только людям, достигшим совершенства. Впрочем, понятие Шамбалы в северном буддизме имеет скорее нематериальный характер – это нечто недостижимое, то, к чему, тем не менее, нужно постоянно стремиться. Так что последователи Рериха зря теряют время в поисках несуществующей страны. 

Буддизм – вера тибетцев, пришедшая из Индии на смену старой тибетской религии бон. Основатель веры Будда – вполне реальный человек, живший в 5-6 веках до нашей эры, и создавший, вышедшую из индуизма, собственную систему представлений о мире. В Западном Тибете буддизм получил мощное развитие еще во времена царства Гугэ, в ту пору независимого от Лхасы, тогда же сформировалась и разновидность веры, называемая северным буддизмом. В 14 столетии в результате деятельности выдающегося тибетского подвижника Цзонхавы образовалось наиболее развитое сегодня течение северного буддизма – гэлугпа. Однако параллельно этой существуют и другие школы, имеющие свои взгляды в философии и теологии. 

Интересны впечатления Григория Цыбикова, посетившего Тибет в 1900 году (первый представитель европейской цивилизации в Тибете за время многовековой самоизоляции страны). Выпускник столичного университета он, будучи бурятом, попал в Тибет с караваном паломников и находился здесь более года, путешествуя по монастырям. Тогда это путешествие было весьма рискованным предприятием. По тибетским законам иностранца, проникшего на его территорию, ждала тюрьма и, в лучшем случае, выдворение из страны. За несколько лет до путешествия Цыбикова, в Лхасе был казнен крупный чиновник, допустивший проживание в своей провинции одного индуса, вместе с ним казнили всех его слуг за недонесение. Наряду с риском разоблачения путника ожидали традиционные трудности дальнего горного путешествия: высокие заснеженные перевалы, огромные расстояния, холод, недостаток пищи, банды разбойников и поборы чиновников. Лишь достаточно настойчивый человек мог добраться до своей цели.

То время было временем расцвета северного буддизма. Глава государства Далай-лама был и главой церкви, способствуя развитию монастырей, собиравших за своими стенами до 30 процентов мужского населения страны. Крупнейшие монастыри Сэра и Дрепун насчитывали по 5-7 тысяч монахов. Надо заметить, что общепринятое у нас представление о монастыре не соответствует содержанию того, чем занимались буддистские монастыри. В отличие от христианства, базирующегося на неизменных догмах, буддизм основным своим инструментом считает диспут, и тибетские монастыри были, прежде всего, заведениями, где изучались философские труды и происходили дискуссии ученых монахов. Каждый монастырь насчитывал несколько факультетов (термин Цыбикова), на некоторых из них преподавали медицину. Таким образом, монастыри существовали в Тибете ранее и параллельно развитию университетов в Европе, однако, в отличие от последних, изучали не естественные науки, а философию и медицину. В современном Западном мире признаются достижения тибетской медицины, и совершенно забывается то, что монастыри (читай университеты) Тибета основным направлением своей деятельности полагали не медицину, а философию. Конечно, эта философия имела определенные отличия от Западной, но представьте себе, что этим направлением занимались тысячи людей в сотнях монастырей в течение многих столетий. Достигнутое иногда поражает нас своими внешними проявлениями: наиболее продвинутые буддисты способны контролировать дыхание и температуру тела, некоторые вещи даже в наше время называются чудесами, необъяснимыми современной наукой. Обычные паломники, впадая в состояние транса, обегают за день вокруг озера Манасаровар (больше 70 километров на высоте 4500 м). Вряд ли этого добьется даже выдающийся спортсмен, использующий только силу мышц. Дух сильнее слабого тела. При одном из монастырей Кайласа в каменной нише год прожил совершенно нагой отшельник. В зимние месяцы температура на тех высотах опускается ниже 40 градусов, однако он не получал ни обморожений, ни переохлаждения, непонятным образом контролируя температуру своего тела. Этот ряд (в Западном представлении) чудес можно продолжать бесконечно. Непознанные достижения восточной философии еще предстоит понять, а пока, за неимением объяснений, приходится называть их именно так – чудесами. Наследие тибетских монастырей в значительной степени было утрачено после оккупации Тибета армией КНР, уничтожившей множество монахов (по некоторым сведениям свыше миллиона), и нашествия хунвейбинов, разрушивших 2500 монастырей во времена культурной революции. Современные храмы Тибета – всего лишь маленький осколок, оставшийся от знаний, накапливаемых тысячелетиями!

Поселок Дарчен, куда мы прибыли к вечеру – это место, откуда начинается Кора, причем буддисты и индуисты обходят Кайлас по часовой стрелке, а последователи религии бон – наоборот. Разумеется, первых в современном мире неизмеримо больше. Последователи бон-па проживают лишь на окраинах Тибета и Гималаев, часто их вера смешана с собственно буддизмом, как и буддизм, придя в Тибет, многое перенял у религии бон. Интересно, что новая вера охватила Тибет во времена, сопоставимые со временем христианизации Руси. В том мире Владимир Красно Солнышко, и сменявшие его киевские князья, огнем и мечом искореняли старую веру своего народа (корни которой во многом общие с индуизмом), совершенно изведя ее за пару столетий. История повторилась в XVII веке после никоновских реформ. Такой вот традиционный для России революционный подход в противоположность тибетской эволюции и веротерпимости. 

Паломники, собирающиеся совершить Кору, обычно становятся своим лагерем невдалеке от поселка Дарчен, для туристов же построено некоторое количество отелей разного класса в самой деревне. Мы конечно в самом дешевом – не за удобствами ехали. Кора достаточно популярна среди Западных туристов, по крайней мере, рядом с нами проживают американцы, но сейчас не сезон, поэтому большинство гостиниц пустует, да и паломников немного. 

Весь вечер занимают сборы и подготовка к завтрашнему выходу. Джим (наш гид, повар и офицер связи) обещает найти недостающие коврики и спальники, а разместиться по пути можно и в приютах для паломников. Борю собираем всем миром – у него вообще все вещи в грузовике. Главная проблема – обувь, но в местном магазине удается приобрести треккинговые ботинки. Ну, вроде, все собраны. 

Рано утром выходим. В месте, где с тропы впервые открывается Кайлас, для буддистов обязательна остановка, и Джим молится на вершину. Еще через полчаса доходим до первого чортена (что-то вроде часовни), откуда виден первый монастырь. Тропа вокруг Кайласа изобилует примечательными, с точки зрения буддиста, местами, и, с познавательной точки зрения, такое путешествие лучше предпринимать не торопясь, в сопровождении достаточно сведущего проводника. Нам же цейтнот оставлял время лишь для мимолетного ознакомления. Ровная тропа без обычных для гор подъемов и спусков плавно набирает высоту вдоль скальных массивов юго-западного ребра, затем западной стены Кайласа. Вогнутость зеркала стены подчеркивают характерные ступеньки пластов, похожие на гигантский параболоид неведомых энергий. Слева тянутся громадные стены – рай для скалолазов. Ущелье колоссальное. Недаром эти места считаются святыми, впечатление производят и в наше время сногсшибательное, что уж говорить о прошлых веках.


Скалы на тропе
По плану Джима сегодня нам нужно пройти 19 километров. Время от времени встречаем собак, иногда с характерными желтыми пятнами на надбровных дугах. Это чангтангцы – порода собак, упоминаемая еще в древнем иранском эпосе Авеста, тысячелетиями их разводят жители суровых северных окраин тибетского плато. Буддисты верят, что в прошлой жизни все эти путешествующие вокруг Кайласа псы, были людьми, не слишком затрудняющими себя праведным образом жизни, потому в новой собачьей жизни совершающими Кору для отпущения грехов. 

К полудню доходим до палатки – таверны. На обед – малосъедобная китайская лапша, зато чай пьем в бесконечных количествах. Парни пробуют тибетский чай, называемый здесь «ча» (это кипяток с солью, ячьим жиром и молоком, по вкусу напоминающим пельменный бульон), я же пока избегаю экспериментировать над своим желудком. Через час после обеда прибываем к месту ночевки. Джим удивлен, что переход, на который он планировал целый день, мы прошли за вполовину меньшее время. 

Чтобы занять себя чем-то в оставшиеся полдня, вместе с Татьяной, Игорем и Евгением идем в ближайший от нашей ночевки монастырь, видимый на другом берегу реки. Прямо перед храмом построены группы буддистских ступ фасадом на Кайлас, открывающийся во всем своем великолепии громадным черным отвесом северной стены. Монастырь поставлен над пещерой знаменитого отшельника, жившего здесь несколько столетий назад. Впечатляет колоссальный труд, совершенный при строительстве храма, сложенного из хорошо обтесанных камней и окрашенного ярко-красной охрой. Рядом с монастырем беспорядочно рассыпаны большие каменные блоки, все расписанные молитвенными надписями, причем надпись сперва вырубается, затем раскрашивается: «Ом мани паме хум» – «О драгоценность в цветке лотоса». Обходят священные места, всегда оставляя их по правую руку, поэтому, чтобы дойти до монастыря, приходится карабкаться в гору. Монахи приглашают войти, показывая все помещения: обрядовые, хозяйственные, жилые. В ответ от нас ничего не требуется, можно по желанию оставить несколько юаней на алтаре, подаяний монах никогда не возьмет в руки. В конце экскурсии чай (на вид и вкус – просто теплая некипяченая вода). Такой чай, опасаясь лямблий и прочей нечисти, заливаем по возвращении 30 граммами спирта – это лучшая дезинфекция. На ужин самодельная лапша с мясом яка. Аппетита вновь ни у кого нет, в основном пьем жидкости. Здесь Лиля впервые произнесла свою бессмертную фразу: «Джим, эпл». Взять с собой яблоки мы вечно забывали, а хотелось.


Ом мани паме хум
Хмурым холодным утром выходим в дальнейший путь, время от времени встречая паломников, приветствующих нас неизменным: «Таши дэле-е» – это тибетское «здравствуйте». Несмотря на высоту 5100, все чувствуют себя уверенно – сказывается пятидневная поездка по «крыше мира». Часа через три достигаем большого плато, откуда виден затяжной заснеженный взлет на перевал Долма (5600). Вскоре поднимаемся на седловину, опутанную в разных местах буддистскими флажками, и мы с Женей помогаем двум тибетцам натянуть очередную гирлянду. Женька не взял очки, и я опасаюсь за его глаза, когда-то он уже обжигал их на Хан-Тенгри. Однако проблемы с другим участником – О. Ширяевым, по оценке доктора – у него признаки отека мозга. С таким диагнозом может помочь только быстрый сброс высоты. На ту сторону перевала приходится крутопадающая долина – это как раз то, что нужно. Сбегаем с Олегом Новицким до заледеневшего озера Фей, решаем – не взять ли лошадь, однако больной идет сам, лишь Джиму пришлось забрать у него рюкзак. Поднялись-то всего на 5600, большие у нас сомнения в его будущем альпиниста-высотника, тем более, человек еще ни разу не пользовался ледорубом и кошками, о чем я с удивлением узнал два дня назад. Парень попал в команду через Олега, но уже видно, что он человек не из нашего круга. 

Еще километров 30 спускаемся вниз по долине до очередного монастыря, где вновь обедаем – не обедаем, в основном пьем чай. По тибетскому поверью, человек, прошедший Кору 108 раз, в следующей жизни попадает в Нирвану. Прохождение Коры в полнолуние засчитывается за два прохождения, а совершенное в год собаки – за тринадцатикратное. Вот такая математика, которая и определяет насыщенность маршрута в разные года и месяцы. К примеру, наша Кора – самая обычная, мы ни к чему не привязываемся, совершая этот переход для получения акклиматизации, и столпотворения на столь популярном маршруте не наблюдаем. 

Кроме акклиматизации, мне, как старшему тренеру, важно понять возможности участников, чтобы правильно распределять силы экспедиции и планировать полноценные выходы на гору. Под конец Коры могу констатировать, что мои проблемы со здоровьем уже в прошлом, а как остальные? Вижу, что Лиля идет, с трудом поспевая за группой, ее невосприимчивость к тяжелым дальним поездкам здорово подкосила организм. Тем не менее, я знаю ее возможности (в позапрошлом году она ходила на Ама-Даблан). Хорошо бы успела восстановиться, времени на раскачку у нас нет. Женя – мой старый напарник по сложным восхождениям, в его физических кондициях я не сомневаюсь, но чего так кашляет? Эх, простыл-то он зря. Женька как всегда джентльмен – утащил свой рюкзак и возвращается за Лилькиным. Вообще, забегая вперед, замечу, что разносторонняя взаимопомощь (вплоть до самопожертвования) по отношению друг к другу была нормой для участников этой экспедиции. Борис, чувствуя физическую неготовность для серьезных восхождений, определил для себя планку в 7000 м. Правильная оценка собственных возможностей – очень важное качество, не перечесть насколько чаще в горах приходилось сталкиваться с обратным. Кроме этого, он, шутя, определяет свою роль в экспедиции, как шерпа-носильщика. В подобных восхождениях все рвутся вперед, редко, кто так сразу говорит о себе, как о портере, ведь это тяжелая и неблагодарная работа, помнят-то героев, а не тех, кто их сделал. Олег, взявший на себя труд по организации всей экспедиции, идет вполне неплохо, если бы не его чрезмерная самостоятельность, я бы о нем вообще не беспокоился, впрочем, давно ходя вместе, я уже привык к этому. Надеюсь, общими усилиями мы реализуем задуманный им проект. Татьяна – самый молодой участник команды и физически неплохо подготовленный, но и самый неопытный. Посмотрим, как ей дальше пойдется, только бы не комплексовала излишне. У нее есть одно качество, очень важное в высотных экспедициях – практика врача. После гибели Славы Коломина, давно у нас не было такого перспективного медика, а без доктора на высоте – вообще никак. Игорь – самый опытный восходитель из нашего состава, очень порадовало то, что он все же поехал с нами, пусть и решилось все в последний день. Однако настораживает факт того, что при отменной физической готовности, он слишком быстро форсирует собственные нагрузки. На высоте это может быть чревато, нам ведь уже не по 25, к сожалению.

Потрясающе красивы разноцветные скалы контрастных расцветок на последнем участке тропы. Сразу за ними нас ожидают джипы, но втроем с Татьяной и Женей решаем пройти весь путь пешком до конца. Топаем по пыльной дороге мимо каменных стенок, сложенных правоверными тибетцами. Дарчен достигаем гораздо быстрее, чем поначалу предполагали – минут за сорок. 

Помимо Коры, которую мы прошли, есть и Малая Кора, расположенная внутри обычной Коры. По времени и расстоянию она значительно короче, фактически это просто подход под южную грань Кайласа, но эту Кору допускается совершать лишь после 13 Больших Кор. 

Поднебесные путешествия для нас закончились, теперь к делам земным. Грузовик уже пришел, однако выезжаем в дорожный лагерь только завтра – теряем еще день. Время неумолимо, несмотря на все наши попытки укоротить его бег.

С утра снова в путь. Вблизи монастыря Джу попадаем на берег священного озера Манасаровар, и едем прямо по прибрежной полосе, где прибоем местами наворочены огромные льдины. Хорошо бы, следуя буддистской традиции, искупаться в озере, но опасаемся простыть перед горой. Вершина потребует всех сил, и от каких-то намерений нужно отказываться. По берегам много птицы, соответственно, наверное, и рыбы. Несмотря на обилие дичи, тибетцы почти не едят животной пищи, по их верованию запрещается убивать живое существо. Джузеппе Туччи описывает, как в 30-е годы местные жители собирали лишь мертвую рыбу, выброшенную на берег в шторм. Мясо яка, которым нам заправляют пищу, также получают лишь от животных, умерших естественной смертью. Благодаря такому отношению тибетцев к дикой природе, по пути нам частенько встречались дикие козлы и антилопы, не особенно тревожащиеся из-за присутствия человека. Однако, по словам Джима, современное поколение начинает отказываться от старых традиций, по которым их предки жили столетиями. Здесь прослеживается влияние Китая, пытающегося окитаить все население страны. Самобытность не приветствуется, местные обычаи тоже, тибетской истории не существует – только китайская, видимо это китайский вариант решения национального вопроса. Наш достаточно образованный гид, владеющий несколькими языками и квалифицированно обеспечивающий менеджмент экспедиции, был в совершенном затруднении, отвечая на вопрос – сколько тибетцев живет в Тибете? Он не знал цифры даже в пределах плюс – минус миллион. Но свою бабушку Джим похоронил по местной традиции: тело было разрезано на части и оставлено диким зверям. А представьте себе: эти дикие европейцы закапывают своих покойников в землю – варвары.

В трех километрах западнее Манасаровар лежит такое же огромное озеро Ракас Тал. Берега его совершенно безжизненны – нет ни птицы, ни рыбы, ни людей. Озеро потрясающе красиво: дикие изрезанные берега разноцветных гор окружают его бирюзовую поверхность, но красота эта дьявольская. По местной традиции Ракас Тал, в противоположность Манасаровар – это прибежище демонических сил. Такие вот два озера-противоположности – с живой водой и мертвой. В районе монастыря Джу оба озера соединяет естественный канал, по которому раз в несколько лет происходит сброс воды из Манасаровар в Ракас Тал. Последнее освобождается от воды подобным же образом, но еще реже. Эти озера известны тем, что служат истоком четырем великим рекам: Инду, Гангу, Брахмапутре и Сатледжу. Такой вот географический водный центр Южной Азии.

Доезжаем до перевала Гурла Ла, расположенного сразу за озерами, а дальше наступает неопределенность – я так и не смог добиться подробностей подъезда к маршруту ни от москвичей, ни от немцев. Впрочем, последняя информация из Дрездена, полученная по электронке уже в Кашгаре, кое в чем оказалась весьма полезной (не буду описывать эпопею ее получения). Как я и предполагал ранее, наш гид совершенно не владел вопросом – где же нам встать дорожным лагерем. Полдня поколесив по степям и буеракам, мы поняли, что массив нашей горы настолько огромен, что найти место немецкого дорожного лагеря будет непросто. 

Попутно выяснилось, что яки нас не ждут, за ними еще нужно ехать договариваться в соседние деревни, причем за дополнительную плату. И бесполезно было тыкать пальцем в строчку контракта, где было написано, что фирма предоставляет яков, и разговаривать по спутниковому телефону с офисом фирмы в Лхасе – это были не те яки. А вот за тех нужно было платить. Поняв, что другого решения нет – едем в деревню, где выясняется, что в дорожный лагерь яки прибудут только через 2 дня, а в базовый придут через 4. За все четыре дня нужно заплатить сумасшедшую сумму, многократно превышающую подобные услуги под Эверестом. Бог с ними с деньгами, но потеря времени составляла еще плюс четыре дня – это было бы почти катастрофой для планов восхождения. Собственно стало ясно: местные смекнули – экспедиции деваться некуда – заплатят, сколько не попроси; а может просто пустили в дело схему, отработанную на буржуях с толстыми кошельками. Я-то удивлялся, когда читал о том, что швейцарцы в 90-ом, добираясь до Гурлы на своих машинах, в качестве платы их и оставили. Казалось, что это несоразмерно дорого. 

Вот тут и вступила в дело восточная дипломатия, мы же недаром объездили почти все горы Средней Азии. Наотрез отказавшись от условий жителей деревни, заявляем, что за четыре дня все и сами перетаскаем. На сем и расстались, однако мужички поняли, что теоретически это возможно: груза всего 600 килограмм, да на 8 участников, да всего 20 километров с перепадом 4700 – 5300, да черт знает этих русских. Словом, к вечеру условия стали более приемлемыми. Главным же итогом было то, что яки должны были прибыть завтра к вечеру, а послезавтра уже дойти до базового лагеря. Тем временем, возвращаясь из деревни, мы, наконец, поняли с дальнего плана, куда же нам ехать (гора настолько огромна, что позволяет это видеть только издалека), и прибыли на место дорожного лагеря 4700. Именно отсюда была сделана фотография немцев. 

Разгружаемся и устанавливаем палатки. Никогда не знаешь – чего ожидать на Востоке, лишь сейчас я начинаю видеть, что наши намерения стали приобретать реальные очертания. Мы уже ни от кого не зависим, теперь только наши ноги, мышцы и голова сделают или не сделают то, что мы запланировали. Наконец-то начинаем работать на горе. Предлагаю с утра разведать место для базового лагеря. 

После завтрака собираемся с Женей в путь, с нами идет и Лиля. Джим отправляет нас куда-то в обход по ущелью, его поддерживают остальные участники, однако перед нами просматривается явный перевал через отрог, сокращающий путь в разы. Да, здесь мы не видим путь спуска, с той стороны возможны сбросы, но общий характер склонов не предполагает больших сложностей. Наконец, после четвертого совета идти в обход, все же выдвигаемся к перевалу. Набор высоты 300 метров по простому осыпному кулуару, местами с зимними снежниками. В одном месте видим на снегу полурастаявшие следы огромной ступни с интервалом через полтора метра – явно кто-то спускался. При достаточно развитом воображении можно последовать примеру Эрика Шиптона, и объявить их следами «снежного человека», однако реальный взгляд на вещи заставляет предположить, что этот след оставил тэке – горный козел, а солнце придало им вид стопы. 

За два часа поднялись на перевал высотой чуть больше 5000 м, откуда виден дальнейший путь: практически без потери высоты траверсом склона уходить налево. Через полчаса такого траверса натыкаемся на старые стоянки, высота 5100. Идем еще 30 минут, и на гребне морены, обнаруживаем хорошо подготовленные площадки для целой экспедиции, здесь уже 5200. Решаем, оставив палатку, после обеда продолжить наши изыскания, и подняться до китайско-японского лагеря, расположенного у самого ледника. 

Подход к леднику идет по руслу реки, где от камнепадов со склонов нас предохраняют удачно расположенные боковые морены. Справа тянется интересный гребень со снежно-осыпными склонами, на его верхушке торчат скальными пальцами выветренные останцы, придавая гребню характерный вид расчески. В отличие от Эвереста и Дхаулагири здесь нет даже намеков на тропу, и ни малейшего следа человеческого присутствия – все засыпано беспорядочно разбросанными камнями разных размеров. На 5300 – великолепное поле, закрытое от ветра высокими моренами, рядом вода, пожалуй, лучше места под базовый лагерь не найти, но пока продолжаем разведку. 

К шестичасовой связи поднимаемся на 5600, откуда, наконец, становятся видимыми ледник и начало маршрута. Ледник просто поражает своими колоссальными размерами, вся его нижняя часть состоит из огромных, с пятиэтажный дом ледяных башен – сераков. Очень похоже на ледник Ронгбук под Эверестом, там такие же, напоминающие гигантскую акулью челюсть гряды сераков, только помельче. Просматривается и обход этого природного безобразия – слева по карману между ледником и мореной пешком до 6200. Дальше на полкилометра по высоте все разорвано громадным ледопадом и простого решения не видно. Ледник настолько изломан, что заставляет крепко задуматься – как все же его проходить, но это задача следующего выхода, пока же нам пора вниз.


Прохождение ледника
Китайская фирма предлагала для восхождения западный гребень – самый большой и длинный гребень горы, он хорошо просматривается от озера Манасаровар. Конечно, было бы интересно сделать сильный первопроход, но наш разношерстный состав вряд ли предполагает выполнение столь сложных задач. Уже видно: для того, чтобы залезть на этот гребень, нужно начинать из соседнего, следующего по ходу ущелья. Сложности выхода на гребень, заключающиеся в крутизне склона, в принципе преодолимы, но далее придется несколько километров идти по коньку гребня на высоте 7500 – 7700. Такой протяженный гребень за день не одолеть, значит, придется ставить промежуточные лагеря и не один. При известных своей силой тибетских ветрах, можно запросто потерять все эти лагеря. В такой ситуации выручили бы снежные пещеры, но если в ураган на гребне окажется группа (а есть такая вероятность, учитывая долговременность пребывания) – людей может просто сдуть. Какой бывает ветер в Тибете, мы уже знаем по Эвересту – на высотах 7500-7900 быть сдутым с гребня, бывало, не позволяли только перила. 

Классический маршрут, выбранный нами, расположен между западным и северо-западным гребнями (препятствия уменьшают силу ветра). Северо-западный гребень от 6400 уже как бы и не гребень: с одной стороны это стена, по которой лез Фаулер (ее отвесный профиль нам хорошо виден), с другой – это гигантская терраса, по которой ступенями сползает ледник Заромалангпа, весь разорванный трещинами и изломанный ледопадами. По нему и проходит маршрут первовосходителей. Нам пока виден только нижний ледопад 6200-6800, а на участке 7000-7200 нужно будет пройти и верхний. Все под впечатлением от нижнего ледопада – серьезная задачка. Судя по немецкой фотографии, километровый ширины ледник где-то пересекает ледовая полочка, позволяющая перейти на склоны правого по ходу борта, но где она, и насколько сложна? В прошлом году немцы провешивали там 800 метров веревки по голому льду. Однако ледник на то и ледник, чтобы постоянно менять свой рельеф, ведь эта ледяная река безостановочно движется. Каков он в этом году? Видно, что точно менее заснеженный, чем на немецких фотографиях, значит, будет много ледовой работы. У нас в запасе двести метров хорошей веревки и 400 метров фиксропа, используемого в качестве перил. Всю эту веревку с массой разнообразного снаряжения нужно будет забрасывать наверх. Протяженность и высота горы заставляют делать это в несколько этапов, называемых выходами. Каждый выход предстоит подниматься с тяжелыми рюкзаками, обрабатывая маршрут и устанавливая промежуточные лагеря, затем спускаться после ночевки на отдых в базовый лагерь, и так до тех пор, пока не поставим штурмовой лагерь, позволяющий за день достичь вершины. Оттуда на гору выходят налегке, взяв только самое необходимое снаряжение. Такова в целом тактика высотного восхождения.


Первый ледопад
Сейчас мы в самом начале нашего пути на гору. Сегодня ночуем в лагере 5200, где в обед оставляли палатку, а утром перебазируемся на 5300 – предполагаемое место базового лагеря. 

Обе стоянки разделяет незначительное расстояние и вскоре после выхода достигаем поляны 5300, где складываем большой тур с красным пионерским галстуком, чтобы заметили наши, если разминемся. Галстуки мы купили в Кашгаре и шли с ними в первый день Коры, который пришелся на 1 мая, здесь же они пригодились для практической цели. Забавно, что народ отнесся к галстукам по разному: несмотря на то, что у всех было пионерское детство, кто-то надел, а кто-то и наотрез отказался, хотя здесь политики не было ни грамма – просто ностальгия по детству. 

Сегодня, пока наши идут с караваном яков, мы планируем подняться на 6000-6200, сделать заброску и установить первый промежуточный лагерь. Путь до большой поляны 5600 проходим в два раза быстрее вчерашнего, отсюда начинается неизвестная нам территория. Впереди дыбятся огромные сераки. Первый из них обходим по крутой, местами обледенелой, средней осыпи, дальше на всем протяжении до 6000 – дорога. От 6000 Лиля уходит вниз, так как есть вероятность, что яки пойдут быстрее участников, и тогда базовый лагерь будет там, где распорядятся якмены – это нужно предотвратить. Делим ее груз и дальше уходим вдвоем. Выше снежный взлет. Забираясь по нему, ищу удобное место для лагеря, однако характер склона этого не предполагает, наверное, придется выкладывать площадку на морене. Пока вожусь с каменными плитами, Женька выше нашел хорошее место под две палатки, там наш первый лагерь и поставим. Моя легкая палатка в свое время полтора месяца простояла на 6400 под Эверестом, ох и досталось же ей там. Ну, может и здесь три недели протянет.


Караван
К вечеру спускаемся в базовый лагерь, где народ уже основательно обустроился: поставили большой шатер-столовую и сделали стол из камней. Для проживания каждый брал свою личную палатку, но так как часть из них все равно унесем наверх, позже придется потесниться. Наверху у нас запланировано три высотных лагеря – 6100, 6800 и 7200, под самые верхние взяли две «Канченджанги» – лучшие высотные палатки, когда-то сконструированные екатеринбургским альпинистом Сергеем Ефимовым. 

Пока у нашей группы день отдыха, остальной народ уходит в свой первый выход: Боря только до 5600, куда якмены затащили часть снаряжения, остальные в Лагерь 1. Приболевший Олег остался внизу, это правильно – наверху все равно не вылечишься, только усугубишь. В перспективе у нас должны сложиться две группы примерно равного состава: я, Женя, Лиля – первая, и Олег, Игорь, Таня – вторая. Боря по потребности может присоединяться к любой группе. Ширяева лучше бы высоко не пускать, (с признаками отека на 5600, выше можно и не проснуться), но парень здорово потратился на экспедицию, даже и не знаю, как теперь запретить. С доктором мы обсуждали этот вопрос во время Коры, но так ни к чему определенному и не пришли. Сейчас наша проблема вместе с Татьяной на 6100 – посмотрим, что из этого получится. Если что – врач рядом и раций хватает (четыре переносных и одна базовая, плюс от спонсоров ЗАО «ТомскКосмосвязь» две трубки космической связи).

Через день выходим и мы, с задачей сделать заброску, разведать нижний ледопад и, по возможности, его обработать. С собой взяли большую часть веревок и железа, а также палатку для второго высотного лагеря. Все это нужно будет затащить повыше. Невдалеке от палаток встретились с Борей. Вчера из-за простуды он совершенно потерял голос, поэтому его не было слышно на связи, что вызвало общее беспокойство – мало ли что. Зря Боря ходит больной, лучше бы в такой ситуации окончательно вылечиться, только потом – наверх. 

Вот и вторая группа, слава Богу, все живы - здоровы.

После ночевки на 6100 идем по непроторенному пути, и через сотню метров выходим в прекрасный цирк, где можно поставить не одну палатку, однако Первый лагерь переносить сюда уже бессмысленно. Прямо вверх метров на двести уходит обледенелый кулуар крутизной 40 градусов, но я все выглядываю полочку справа. Снизу она просматривалась, но та ли, и насколько разумно лезть в самый центр ледопада сейчас? Пробуем. На склоне под десятисантиметровым слоем снега голый лед. Одеваем кошки, обвязки, и начинается обычная работа. 

Лед зимний и титановые ледобуры в него входят с трудом, лучше бы подошли стальные, но все наше снаряжение собрано с миру по нитке, соответственно, ледобуры только легкие титановые, зимних буров ни у кого не было. Выход такой: закручиваю ледобур наполовину, на треть, затем выворачиваю, и в дело идет второй крюк, если не хватает, то и третий. 

Со склона уходим на ледовую полку, которая переходит в сильно разорванный трещинами участок, все трещины закрытые (т.е. присыпаны снегом), здесь нужно быть внимательным. В самом конце участка, где последняя трещина шириной в ладонь, закручиваю бур, и останавливаемся перекусить. Женька достает термос и ставит его на снег точно над злополучной трещиной – тот мгновенно исчезает где-то в глубине ледника. Ну вот, принесли первую жертву богине Гухьясамаджи, во владеньях которой мы сейчас пребываем, хорошо бы этим и ограничиться.

Далее поднимаемся простым широким кулуаром, там, где он заканчивается – открывается дальнейшая перспектива: после снежного поля под огромными нависающими стенами льда, вновь подъем по подобию желоба, в конце которого просматриваются ледовые стенки. Прямо под кулуаром лежит характерная глыба, упавшая сверху – хороший ориентир, где можно оставить заброску. Перед самой глыбой Женька проваливается в трещину по пояс, но так как все время идем связанные, такие случайности нам не опасны. 

Пока перекусываем у глыбы, впоследствии получившей название «ледовая база», думаем: подниматься наверх или возвращаться? Впереди начинается серьезный участок, требующий достаточно много времени на прохождение. Наверное, не стоит перегружаться так рано, работы еще много, поэтому сообща принимаем решение о возвращении. Оставив все веревки и железо, спускаемся ночевать в лагерь 6100. 

С утра Лиля уходит вниз, она еще не до конца восстановилась после тяжелой дороги, а мы с Женей продолжаем обработку. От ледовой базы долго тропим вверх по склону, где местами под кошками скрипит лед. Экономя веревки, проскакиваем эти участки одновременно. На одном из таких мест я, невольно ускоряясь, все лезу и лезу по заснеженному льду, однако он все круче, а снега все меньше. Уже не хватает дыхания – высота-то под 6500, не пора ли вешать веревку? Аккуратно сползаю вниз, и вновь начинается ледовая работа. Участки льда перемежаются снежными склонами, где иногда приходится глубоко закапываться, чтобы сделать станцию. Провесив несколько веревок, выходим на ледовый балкон, откуда хорошо просматривается бергшрунд противоположного борта ледника. Осталось сделать диагональный траверс ледового участка, для навески последней имеющейся у нас веревки. Похоже, дальше можно идти одновременно, поднимаясь прямо вдоль бергшрунда, где гигантские разломы ледника засыпаны лавинами со склонов. Все, задача прохождения первого ледопада решена. Возвращаемся на базу. Теперь меняющая нас группа, должна установить второй лагерь на 6800. 

Внизу Ширяев сообщает о том, что его не понимают в той группе, и он хотел бы ходить с нами. По возвращении второй группы становится ясно почему. В этот выход чуть выше 5600 у него случилась полная невменяемость, вызванная все теми же проблемами с головой. Снятые Игорем кадры, убеждают лучше всяких слов – я в первый раз сталкиваюсь с настолько тяжелой реакцией на высоту. Ясно, что ему категорически противопоказаны подъемы выше 5600. Нянчимся с ним по очереди целый день в надежде убедить.

Мужики из второй группы не смогли подняться выше ледовой базы, при этом почему-то отправили Татьяну с 6100 вниз. Меня беспокоит такое распыление сил экспедиции, ведь для достижения вершины требуется использовать возможности каждого восходителя по максимуму, отстраняя же кого-то из участников, мы рискуем не доделать то, за чем приехали.

После дня отдыха снова уходим наверх, с нами идет и Татьяна. Переночевав на 6100, рано утром лезем по навешенным в прошлый выход веревкам. В конце кулуара, где начинается второй обработанный участок, обильный снегопад засыпал следы нашей работы, и целый час разыскиваем веревки под снегом. Попутно находим хороший обход первого крутого взлета, дальше – простая работа на закрепленной веревке. Вот и конец перил, высота 6500. Отсюда за сегодня нужно набрать еще метров 300. Под снегом прячутся громадные трещины, проваливаться в которые не хочется даже со страховкой, и Женька очень аккуратно опробует все снежные мосты. Слева остается последний разлом, трещины мельчают и вот уже ровная мульда, в 100 метрах за которой виден перегиб ледника. Ставим в мульде палатку и забираемся внутрь. За сегодня напахались так, что хочется только пить. Чай пьем кастрюлями, другое ничего не лезет. Лиля добровольно взвалила на себя обязанности повара и теперь на всех стоянках занимается приготовлением пищи. Надо сказать, что это очень нелегко – наработавшись за день, еще и весь вечер заниматься кухней.