|
|
А БЫЛ ТАКОЙ СЛУЧАЙ…
Игорь Виноградский – актер, драматург,
КМС
1. ЖИВОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СЛОВО
Как-то в далекие, славные, ранне-безенгийские
времена, один мой дружок Эрнест
Степанович Антипенко где-то откопал,
запомнил и привнес в наш обиход хорошее
ласково-ругательное слово «животное».
Наш тогдашний спортивный лексикон и так
не блистал особыми перлами, и, хотя
откровенная ненормативная лексика была у
нас в ходу только выше снеговой зоны и
исключительно в экстремальных
обстоятельствах, место “животному” в
наших диалогах нашлось довольно быстро...
И вправду, как замечательно, энергично и в
то же время вполне интеллигентно звучит:
– Эй, ты, животное! Страховка готова?
Или:
– Ну, ты, животное, что ж ты лед над
головой такими кусками рубишь? Руби
мельче!
Или:
– Слушай, животное, сегодня ты палатку
несешь, твоя очередь! Ничего, что она
обледенела, что вдвое тяжелее; тебе,
животному, это только на пользу пойдет.
В общем и целом – «животное» да «животное»
– и так целых тридцать дней удлиненной
безенгийской смены! А в конце сезона, что
называется «под занавес», чтоб дождаться
хороших и дешевых сухумских фруктов и
молодого вина, поехал я в Домбай
инструктором отделения новичков...
Понятное дело, что при первом удобном
случае говорю им:
– Ну, вы и животные!
Как они обиделись, мать честная! Чуть ли
не к Начальнику Спасательной Службы
хотели идти с жалобой, как это инструктор,
понимаете ли, приличных людей животными
обозвать вздумал!
И как я их ни убеждал, что слово это живое,
человеческое, с неким ласкательным
оттенком и при том вполне цензурное – ни
в какую. Обиделись! А с обиженным
отделением, что за удовольствие работать?
И вот настал наш день дежурить по лагерю.
Я самых обидчивых, естественно, на кухню
послал картошку чистить. Примкнувших к
ним – на склад снаряжения старые веревки
отбраковывать, а сам раскрыл, взятую в
библиотеке альплагеря, книжку «Петербургские
повести» и читаю: «В именье помещика
Тютькина, что в Тверской губернии, заехал
по дороге домой его дружок и однополчанин,
сосед по имению помещик Финтифтиков, чему
Тютькин был рад ну просто несказанно. И
стал он обнимать своего старого приятеля,
и целовать в усы, и называть...». Глазам
своим не верю, но читаю: «...и называть
ЖИВОТНЫМ и всяко по-другому
исключительно ЛАСКОВО…!!!». И кто это, вы
думаете, написал? А великий русский
писатель Курочкин!
И тут понял я, что оправдан в суде самой
высшей литературной инстанции перед
лицом своего заносчивого, но слабо-образованного
отделения! Не поленился я, вышел из своей
инструкторской каморки, быстрым шагом
прошел на «линейку», где возле мачты с
голубым флагом висела лагерная «рында» –
пустой газовый баллон со скальным
молотком, привязанным репшнуром, чтобы не
слямзили, и как ударю по ней от всей души!
Двух минут не прошло, как мое дежурное
отделение передо мной строем выросло.
Мордашки встревоженные. Глаза круглые –
«Что случилось?!». Поставил я перед строем
старосту отделения, девушку красивую и
потому особенно обидчивую, и говорю ей:
– Прочтите, пожалуйста, громко и с особым
выражением вот этот абзац из повести
знаменитого русского писателя Курочкина...
Та стала читать, а как до «ЖИВОТНОГО»
добралась, остановилась. Я говорю, мол, вы
как-то вяло, формально читаете, а
попробуйте эти замечательные строчки с
подъемом, с сердцем, от души произнести,
особенно вот эти слова о том, как один
помещик другого ласково называл, вот,
пожалуйста... Она поначалу в мою
изощренную издевку даже не врубилась, а
ее коллеги – тут же, и за милую душу стоят,
улыбаются и даже хихикают.
– Так вот, – говорю я, – ваш инструктор
специально всю ночь не спал, искал
подтверждения тому, что слово «животное»
вполне легальное и обижаться на него не
следует. Понятно вам, животные вы этакие?!
А сейчас – марш по местам. Кто был на
кухне – те на склад. Кто на складе был –
те на кухню!
Славное все-таки, помнится, было то,
обидчивое поначалу отделение, да и годы
были неплохие, что бы там о них сейчас ни
писали газеты. Может быть, и не вспомнил
бы я сейчас ту пору и друга моего Эрнеста
Степаныча – светлая ему память – если бы
в одной умной книге «Язык телодвижений»
не обнаружил одну цитату, нужную мне для
моей собственной работы, посвященной шоу-бизнесу
и адресованной молодой студенческой
публике: «Многим людям трудно смириться с
мыслью о том, – пишет уважаемый
австралиец Аллан Пиз, автор многих
бестселлеров, связанных с механизмами
человеческого общения, – что человек –
всего лишь ЖИВОТНОЕ, ХОМО САПИЕНС, род
приматов, существо, лишившееся шерсти,
научившееся ходить на двух конечностях и
обладающее живым развитым мозгом. Как и
другие животные, мы подчиняемся общим
биологическим правилам, которые
управляют нашим поведением...».
«Замечательно сказано, – подумал я, –
браво, коллега! Вот только не обидятся ли
наши студенты, наши «животные» на такое
сравнение? На эти академически верные,
хотя, может быть, в этом контексте и не
такие уж, как у Курочкина, живые и
ласковые слова... Животные – они ведь и
есть животные, особенно когда молодые!» –
решил я и вспомнил эту историю. Свою
молодость. Безенги. Друга Эрика. И
железной рукой переписал из книги Пиза
его слова в свою собственную работу.
2. ВАС НЕ ПОЙМЕШЬ, ТОВАРИЩ ИНСТРУКТОР!
Давно известно, что зимой и летом в горы
приезжает разная публика. В первую
очередь по социальному составу. По
материальному положению. А,
соответственно, по привычкам, вкусам,
манере поведения и всему остальному.
Горнолыжный спорт – спорт дорогой, и в
первую очередь – по снаряжению. Лыжи,
ботинки, палки, комбинезон, даже очки –
все это стоит кучу денег, не говоря уже об
оплате жилья, подъемников, проблемах
вечернего времяпровождения... А альпинизм
– попроще, хотя и тут хорошо иметь
современный ледоруб, легкие «кошки»,
ботинки «Вибрам», газовую горелку,
непотеющую водоотталкивающую штормовку.
Сегодня всего этого добра в магазинах –
пруд пруди, были бы деньги... А тут еще
вдобавок к альпинизму, горнолыжному
спорту и скалолазанию новый вид спорта
появился – ледолазание, а там «свои песни»,
как говорится. И в то же время очень часто
случается, что человек, впервые
приехавший в горы летом, «попробовавший»
рюкзака на крутой тропе и «отдавшийся»
мокрому спальнику при ночевке на леднике,
приезжает потом в горы зимой, становится,
кроме альпиниста, еще и слаломистом. При
этом бывает, что попадает он к тому же
инструктору. Случайно или по
предварительной договоренности – всяко
бывает!
Был у нас такой инструктор Зинур. Молодой,
красивый, гибкий, курчавый «восточный
человек», гроза всех блондинок. И то, что
он был не традиционный ухарь-грузин, а
достойный сын великого казахского народа,
с нашей точки зрения только украшало его,
хотя вроде бы и нарушало кавказскую
монополию на представительниц
прекрасного пола.
Итак, начало марта. В Домбае – праздник,
солнце, сверкают снежные склоны, вьются
на ветру разноцветные флажки слаломных
трасс, терпеливо ползут кресельные
подъемники, звучит музыка, фонтаны снега
взлетают из-под лыж мастеров, кувыркаются
новички – веселуха! И вот летняя
воспитанница инструктора Зинура выходит
на трассу и начинает «скоблить склон» в «железном
плуге», лишь временами совершая поворот «методом
переступания»... При этом ноги она держит
не вместе, как полагается при нормальной
горнолыжной технике, а на расстоянии,
вдвое превышающем ширину плеч. Все
смеются, все довольны – это же аттракцион!
Однако надо знать, что летом, при освоении
альпинистской техники хождения на «кошках»
по льду или по крутому гладкому фирну,
команда инструктора призывает
участников как раз именно к тому, чтобы
держать ноги шире, избегая зацепов «кошкой»
за «кошку» или за штанину наших
широченных брюк. Это известно и понятно
почти для всех, кто стоит на склоне.
Инструктор Зинур, увидя такое позорище,
что было силы орет в мегафон на пол -
Русской поляны: «Лена, Лена, сколько раз
тебе говорил: уже ноги, уже ноги, Лена,
Лена, уже ноги…!!!». И тут к Зинуру
подъезжает Лена и возмущенным голосом
почти так же громко и обиженно заявляет: «Да
ну, вас не поймешь, товарищ инструктор,
все лето говорили – Лена, шире ноги, шире
ноги!».
Возможно, что ее невольная шутка
прозвучала пошловато, но в тот момент, в
той обстановке, для понимающих людей, она
оказалась уместной и понятной во всех
горнолыжных тонкостях…
3. ЧЕЛОВЕК С ДОБРОЙ ПАМЯТЬЮ
Фред, друг мой далекий, как ты там
поживаешь, в своей Америке? Вспоминаешь
ли те времена, когда «бродили мы походами»
по Кавказу, Памиру, Тянь-Шаню? Фред, у нас
сейчас все как сумасшедшие, все
вспоминают. И то, что было, и, даже то, чего
не было. Что ж нам с тобой и вспомнить
нечего? Про «Коммунизм» я уже вспоминал. А
про стену Восточного Домбая с траверсом
до Главного ты помнишь?
И чего мы туда поперлись, ты можешь
вспомнить? А просто так! Ради хорошей
кампании. И все у нас было. И были силы. И
стояла прекрасная погода. А потом,
приглашал в группу не кто-нибудь, а Гурий
Чуновкин. Как отказаться? Еще обидится. В
следующий раз на сборы не возьмет. И
вообще… Чего не сходить на гору, на
первенство Ленинграда? Тем более, что
профсоюзного харча дают из расчета 2
рубля 52 копейки в день на человека. А это
уже – с собой не унести наверх. Надо
добирать шоколадом и оставлять внизу.
Правда, если ты помнишь, Фред, мы тогда «психанули»
и выписали на складе 800 грамм настоящей
черной икры! С ней потом неувязочка вышла.
Она была сначала в газету «Правда»
завернута и вместе с ней положена в
полиэтиленовый мешок. И в рюкзак. А на
рюкзаке потом сидели. На стене его
вытаскивали. В общем, перемешалась черная
икра с газетой «Правда», так, что все ее
есть отказались. А я сказал, что мне, как
работнику печати, это очень даже кстати. И
ничего, очень было даже вкусно…
А как нам, вместо мяса живого гуся всучили?
Мы его еще собирались до Домбайского
перевала «своим ходом» ледорубами гнать,
чтобы не тащить в рюкзаке глупую птицу. Но
так, как резать гуся наверху охотников не
нашлось, внизу его зажарили и даже
раздели. Мне по жребию досталась шея.
Длиной с ледоруб. И такая же жесткая. Было
полное впечатление, что этот гусь такой
гордый был, что не разу ее не сгибал. А еще
я хорошо помню раннее утро, перед выходом
на стену. Туман. Полумрак. Снежный цирк
между Главным Домбаем и Восточным –
место мрачное. На половину в камнях,
ссыпавшихся с обеих вершин. Подходим к
скалам, а на них не перебраться! Начало
сентября. Жаркий сезон был. Лед отошел от
каменных плит метров на пять – и не
прыгнешь. Надо вниз спускаться метров на
10-15, а там все обледенело, и вода бежит
ручьями, мерзость… Плюс к тому, надо
спешить – над головой, где-то в середине
стены – висячий ледничок. Как на него
упадут первые лучи солнца, он оживает и
валит вниз глыбы льда. Не успеем уйти из-под
него – все будет у нас на голове. Помнишь,
еле вылезли из мокрого «рантклюфта» и
бегом наверх, чтобы не присыпало льдом. Ну
уж «бегом» по крутой скальной стене, это,
конечно, слишком, но что торопились, как
на поезд, это так.
Лезем, упираемся, а я еще в верблюжьем
свитере под пуховкой, – жарко стало, пот
глаза заливает, раздеться надо, но как?
Вижу впереди скальный «козырек» нависает,
думаю – успею! Рюкзак скинул, лямку за
выступ, верх растянул, чтобы свитер с
пуховкой скинуть. Только стащил с себя
свитер, сверху как «шуранет»! Посыпалось!
Я голову с каской под скальный козырек.
Поток ледовых обломков за мной летит,
притихло все. Смотрю – у меня полрюкзака
льда насыпало! Нехорошо было, но обошлось…
А какой нас сюрприз на втором взлете ждал,
ты помнишь, Фред? Ни черта ты не помнишь.
Где тебе помнить, когда ты сам говоришь –
русские буквы забывать стал… Там, по
описанию, до Главной вершины – четыре «зеркала»,
четыре взлета и у каждого наверху –
площадка. Это важно, так как сам гребень
узкий, будто нож, сидишь верхом – одна
нога в одном ущелье, другая в другом. Но
весь путь – только вверх. По описанию. Ни
шага в сторону, ни шага вниз. Ты помнишь,
как мы после второго взлета к краю
площадки подошли… Мама родная! Провал!
Отвес! Вниз – метров 40. Откуда эта дырка в
гребне здесь взялась?! Потом сообразили –
после прошлогоднего (1963 года – прим. ред.)
Домбайского землетрясенья. Отвалился
кусок примерно метров 40 на 100 и ушел в
пропасть. Нам кто-то внизу говорил о такой
возможности, но мы в толк не взяли. Что
делать? Навесили веревку, слава богу, что
ее хватило, только по линии отвеса
пришлась она не на гребень, а мимо, метрах
в трех. Надо пауком раскачиваться и
цепляться за выступы – удовольствие ниже
среднего… Но ничего – и спустились и
вылезли. Гурий тогда в полной силе был,
никого вперед не пускал, сам лез. Ну и
ладно!
Помню, как стояли мы на вершине. Даже
какие-то опустошенные внутренне. Очень
много горе отдали. А тут еще этот спуск
дурацкий. Помнишь? Все так и тянет вниз и
налево, на плато, ближе к дому, а туда
нельзя, там отвесы, надо вдоль гребня
лезть и со страховкой, и внимательно, ну
до чего противно, правда? Впрочем, тебе,
Фред, наверное было противнее всех, ведь
ты где-то там на плато пару лет назад в
ледовой трещине сидел, если мне память не
изменяет. Помню, что мы все активно
острили на этот счет, а ты всем своим
видом показывал, что шутки у нас дурацкие…
За это восхождение нам потом на
первенстве города какие-то значки дали и
бумажные грамоты. Помнишь? Ничего ты не
помнишь, Фред, но, слава богу, среди твоих
друзей есть еще люди с хорошей, цепкой и
доброй памятью!
4. КОНЕЦ СЕЗОНА
Конец сезона в горах – всегда событие
грустное... И сезона зимнего –
горнолыжного, и летнего, альпинистского,
– тем более. С каким-то особенным
надрывом и вполне искренней болью, звучат
в эти дни слова наших песен: «В суету
городов, и в потоки машин, возвращаемся мы,
– просто некуда деться…». Или: «Лыжи у
печки стоят, гаснет закат за горой, месяц
кончается март, скоро нам ехать домой…».
Это – традиция. Это – ритуал. Это –
незабываемо.
Другое дело – начало сезона. В альплагере
«Звездочка» летний альпинистский сезон
начинался обычно в середине мая, с
торжественно объявляемого «Методического
Сбора Инструкторов». Практически, мы
занимались хозяйственными работами, –
отбраковывали на складе веревки,
штормовки, «кошки» и другое снаряжение,
таскали матрасы, осматривали и «актировали»
учебные скальные маршруты, проверяя, не
отвалилась ли за зиму та, или иная зацепка,
не откололся ли используемый для
страховки выступ, а на «большом
тренировочном камне» обычными вениками
прочищали маршруты от осколков
бутылочного стекла. У впавших в пьянство
участников соседней турбазы, была мода
бить пивные бутылки именно об этот
тридцатиметровый камень, возвышавшийся
посреди уютной лесной полянки… Кроме
того, на метод сборах мы читали и
обсуждали спецлитературу – «Анализ
несчастных случаев» предыдущего сезона,
документ серьезный и поучительный.
Любому инструктору альпинизма следовало
помнить, что большинство несчастных
случаев происходит на спуске с вершины,
когда ослаблено внимание, и, вроде бы, уже
«все позади»… Что многие неприятности
происходят при переходе с одного рельефа
на другой: со скал – на лед, со льда – на
скалы, или снег… Что значительный
процент аварий дает на нашем снежном
Кавказе, именно лавинная опасность,
ледовые обвалы, коварные «закрытые»
трещины. Ну и плюс, как сейчас принято
говорить, «человеческий фактор».
Неправильный перерасчет времени.
Переоценка своих сил. Лихачество, а
иногда, наоборот – трусость…
Что бы там сейчас не писали в газетах про
большевиков, но система подготовки
классных альпинистов в СССР была
разработана уникально…! И за многие ее
положения заплачено кровью… В тот
памятный, для меня год конец сезона
подкрался, как всегда, незаметно, как у
нас еще поется, – на «лисьих лапах»
подобралась золотая осень, обагрились
золотом леса, каким-то особенно
прозрачным и чистым стал воздух, группы
участников, одна за другой, уходили через
Клухорский перевал в Сухуми. В душе
разливалась грусть…
Между альплагерями Домбайской поляны в
те годы существовали официальные
соревнования: по скалолазанию, например,
или по спасработам, и были еще
соревнования негласные – у кого лучше
повар, где поновее снаряжение и вкуснее
шашлыки. По шашлыкам чемпионом был,
конечно же, «Алибек». Перед входом в
лагерь, прямо возле дороги раскинул свое
заведение веселый армянин дядя Яша.
Заведение, то бишь шашлычная, состояла из
ларька, он же склад, он же спальня,
хорошего, просторного крепкого
деревянного стола, профессионального
мангала с углями, дырочками и шампурами и
большой (дяде Яше прямо по горло) бочки с
солеными огурцами и помидорами –
совершенно замечательного спецпосола.
Дядя Яша получал от альплагеря «за так»
электричество и потому инструкторов
всегда обслуживал вне всякой очереди,
более того, шашлыки у инструкторов были
длиннее, вкуснее и мягче, чем у рядовых
участников лагеря. А когда дядя Яша
запускал в бочку свою натруженную на
рубке мяса, волосатую лапу, и говорил: «Ну
на счастье, что попадется!» – то
инструктору попадался всегда увесистый
помидор, а участнику – средней величины
огурчик... И все были довольны, понимая,
это субординация, или каждому – свое.
Но вот наверх, в «Алибек», пришел слух, что
внизу, в «Звездочке», тамошний начуч ЗМС Е.А.
Белецкий в честь конца сезона закатил за
счет лагеря потрясающий банкет с
шашлыками, сухим вином и песнями,
практически до утра. Это был вызов, и
альплагерь «Алибек» принял его. Дядя Яша
получил деньги и строгий наказ, срочно
привезти из Кисловодска в избытке
достойного алибекских инструкторов, мяса.
И выпивки, разумеется.
К алкоголю в альпинизме, вообще говоря,
относятся сдержанно, но многие помнят,
что для окисления известной молекулы ЦЕ-два,
АШ-пять, точка – пять АШ-два-О, требуется
большое количество кислорода. Так что с
некоторой точки зрения, потребление
алкоголя сродни обычному в горах
кислородному голоданию и может
рассматриваться, как тренировочный
процесс. Особенно в конце сезона...
Шустрый дядя Яша вскочил на свой мотоцикл
с коляской, оглушительно газанул на пол-ущелья
и... исчез. Время шло, дни летели, как
золотые листья с берез, а ни дяди Яши, ни
шашлыков не было. Более того, выяснилось,
что в лагерной бухгалтерии нет нашей
зарплаты! И мы вместо денег получали
только «железные обещания» выслать
деньги никак не позже Нового года... Нет,
конечно, тогда, как сейчас, все-таки, не
воровали, в альпинизме, по крайней мере, и
мы понимали, что зарплату нам, в конечном
итоге, вышлют, но... дорога ложка к обеду! А
впереди – Сухуми! И мы решили – ждать,
стоять до последнего. Мы натаскали
матрацев в просторную Учебную часть,
запаслись бензином для примусов, и, так,
как кухня уже не работала, объединили все
продукты «случайно» задержавшиеся в
наших рюкзаках за три месяца
инструкторской работы. И поняли, харчей
столько, что до Нового Года мы здесь и так
проживем. В том смысле, что будем стоять,
то есть лежать, – до победы. Стоять и
лежать с нами до победного конца
мужественно согласились несколько
отважных наших воспитанниц. Плюс к этому
у нас была еще и гитара. И вот на третий
или четвертый день, ближе к ночи, нас, что
называется «прижало». Выяснилось, что на
исходе горючее, то есть и бензин и,
простите, водка. А за окном, как говорят,
валом валил мокрый пушистый снег и
завывал холодный ветер... Солнечный Сухум
в сознании начинал меркнуть, – могли
закрыть Клухорский перевал...
Но тут прошел слух, что тайно, «тихой
сапой» домой в свой ларек пробрался
негодяй – Дядя Яша. Гневу нашему не было
предела!
Тут же был организован карательный отряд...
Прошло около часа. Дверь в учебную часть
распахнулась. На пороге ее стоял Старший
инструктор, Командир отряда, Почетный
Мастер Спорта – не помню фамилию – в
овчиной дохе с капюшоном, припорошенным
тающим снегом. Под дохой, на голое тело у
него были одеты видавшие виды штормовые
брюки, а из нагрудного кармана и двух
боковых торчали 4(!) бутылки водки,
емкостью в ноль-пять литра, потому, что
большего разлива тогда, при большевиках,
не делали. Оказалось, что все было не так
просто. Хитрый Яша забаррикадировался в
своем ларьке, ни на какие переговоры не
выходил и делал вид, что его нет... Тогда
Старший Инструктор, Командир отряда,
Почетный Мастер Спорта, – фамилию не
помню, – пошел к бульдозеристу Лехе и
разбудил его. Тот понял ситуацию, завел
бульдозер, подъехал к Яшкиному ларьку,
стоявшему на самом берегу реки
Тибердинки, и ревя двигателем, стал
раскачивать этот «скворечник», угрожая
сбросить его в ревущий горный поток...
Шашлычник перепугался еще больше, видимо,
от этого протрезвел, и тихим голосом
спросил, а что, собственно, вам, ребята
надо?... Ему объяснили, он открыл форточку.
На самом деле бутылок водки было 5 – одна
пошла на оплату труда бульдозериста Лехи,
который в ведре притащил нам еще и
остатки помидор из Яшкиной бочки… И пир
пошел с новой силой. Мы вспороли и
вывалили на сковородку последние банки
тушёнки, рассыпали по одеялам, служившим
нам «дастарханом» печенье с конфетами,
вскипятили последние остатки чая…
Банкет удался на славу! Мы так громко и
отчаянно орали свои песни, что к утру в
бухгалтерии как-то сами собой нашлись для
нас деньги. А на оказавшемся, по
счастливой случайности, свободном
грузовике, верный друг, бульдозерист Леха,
доставил нас почти к самой высшей точке
Клухорского перевала… Нам оставалось
пройти только по берегу озерка, после
чего, путь шел вниз и только вниз, до
самого синего в мире – Черного моря. Леха
проводил нас до этой точки, и даже дал
каждому из нас дружеского пинка – пониже
спины – чтобы нам быстрее спускалось… А
тут и дождь со снегом прекратились. И
выглянуло ласковое кавказское солнце…
Это давно замечено, если ты хорошо
поработал, получил зарплату, устроил
банкет, прилично выпил вечером и ночью,
спел массу своих любимых песен, то наутро
жизнь в окружающем мире как-то
налаживается сама собой и снова над твоей
головой светит солнце, и ветер разносит
темные тучи…
|
