|
ПОБЕДА, 1971…
Котляров Владимир,
к.т.н., КМС
Меня всегда привлекала сама Гора. Будь
это Белала-Кая, Корона или Бжедух. Так и с
пиком Победы. Мне кажется, я хорошо помню
маршрут. География района, описание
маршрута на Победу через Важа Пшавела с
ледника Дикий (по "грузинам"),
траверс вершин и другое. Все уже давно и
много раз описано (ПИК ПОБЕДЫ (7439) –
НОРМАЛЬНЫЙ СЕМИТЫСЯЧНИК…). Так что же
написать?
Все известно. Длительная подготовка к
экспедиции, перелеты самолетом,
вертолетом, организация базового лагеря
на леднике Дикий, разведывательные
выходы, в т.ч. с ледника Звездочка, на
котором мы по очереди изображали
памятники "грудь-голова",
проваливаясь в закрытые трещины,
заброски, организация промежуточных
лагерей (КАМНЕПАД НА ПОБЕДЕ). Первые
заболевшие (по разным причинам). Из-за них
врач (сельский доктор), Герман Андреев,
находящийся в прекрасной спортивной
форме и не являвшийся штатным врачом
экспедиции, был вынужден отказался от
восхождения. Штатным врачом экспедиции
был КМС, врач психиатр - С. Зысин.
На забросках больше всего я запомнил
бидон с вареньем, который тащил в
дополнение к рюкзаку в руках. Вес рюкзака
не помню, вес осатаневшего мне бидона
помню отлично, особенно на взлете при
выходе на гребень. На кой черт его тащил?
Два дня мы отсиживались из-за непогоды.
Прекрасно помню лагерь 4 на высоте 6400
метров. Была прекрасная погода, было
холодно. Попытка вырыть в склоне пещеру
была неудачной. Провозившись около часа,
мы прорубились внутрь горы и оказались на
балконе, под нами (внутри горы)
разверзлась, казалось бездонная пропасть,
из которой тянуло мертвящим холодом, и
было как-то неуютно. В итоге мы поставили
палатки на склоне. Прямо перед нами стоял
освещенный солнцем Хан со своим
серповидным на фоне неба гребнем и белыми
флагами. Вот это Гора! Ну, что далее?
Попеременное лазанье по скалам со льдом.
Когда я шел впереди, то на одной из
остановок я умудрился сесть на полке на
труп, завернутый в палатку и оставленный
предыдущей экспедицией, и я не сразу это
сообразил. Вот и выход на вершину
Западная Победа (Важа Пшавела). То гулянье
по снежным полям с заходом в Китай (государственная
граница была неотчетливой), то движение
по узким гребням с карнизами уже на
высоте 6800 метров. И ночевка под вершинным
взлетом на высоте 7100 метров. На следующий
день были на плоской вершине пика Победы
и долго бродили по вершине и искали туры с
записками. Не нашли, но свою записку
оставили и сделали панорамные фотографии,
а также фото нашего тура. Уже на спуске с
вершины я почувствовал: что-то со мной не
так, очень уж некомфортно. Добрел до
палатки и сел, вставать уже не хотелось,
хотя понимал, что надо бы помочь
подтянуть растяжки палатки, что
приготовить и т.п. Ночью не спал и начал
кашлять. Утром через силу собрал рюкзак,
выволок его из палатки и даже одел, но
очень скоро был вынужден его отдать. По-моему
его взял у меня силой Варенцов Валера, а я
продолжал еще гундосить. Никогда еще и
никому я свой рюкзак не отдавал, а брать
второй брал. Далее меня, поскольку я стал
ложиться на снег, поставили в середину и
заставили идти. Я понимал, что если не
пойду, то никто меня не понесет - рельеф
был сложный - узкий ледово-скальный
гребень. Добрел в середке до снежных
полей. На этой высоте испортилась погода:
как всегда ветер и метель и темно. Встали
на ночлег. Все, и я в том числе, заваленные
снегом, залезли в палатку. Меня затолкали
в спальник, и я, естественно, захотел пить.
Кстати, лекарств вообще никаких уже не
было, как объяснял Сережа Зысин, они были
израсходованы на подъеме на Валю Юферева,
которого Сережа периодически колол в
задницу. Для того чтобы растопить снег,
нужно было зажечь примус, который,
конечно, был пустой. Сережа очень ловко
его прямо в палатке заправил, и, отставив
канистру с бензином в сторону, зажег
спичку. Вспыхнула вся палатка, горели
спальники, включая и тот, в который я был
засунут, из горла канистры било пламя как
из сопла ракеты. Я взирал на все это
совершенно отстранено, все равно ничего
сделать не мог. А снаружи бушевала метель.
Тот же Сережа распорол палатку, и мы все
сразу же с головой оказались заваленными
снегом, но пламя погасло. Но помню, что я
все же что-то выпил, правда, меня тут же
вырвало. На следующее утро нужно было
спускаться по вертикальным скалам или
спортивным, или дюльфером. Двигаться
нужно было быстро вниз, и я понимал, что
транспортировкой пострадавшего, то есть
меня, заниматься некогда. И "отважно
парень на дюльфер сел...", конечно, с
верхней страховкой. До снежных полей мне
почти самому удалось добраться, а далее я
лег, и уже не встал. Меня закатали в
палатку, это было как во сне, и скатывали
вниз с попеременной страховкой.
Дело пошло быстрее. Со склона была связь с
базовым лагерем, и уже оттуда удалось
связаться с вертолетом геологов,
работающих в соседнем ущелье. Поэтому
когда меня вытащили на ледник Дикий,
вертолет уже ждал. В вертолет меня
положили в той же одежде, в которой я был
на вершине, сопровождал меня Зысин. Уже
подлетая к погранзаставе, я ожил, и из
вертолета вышел сам. Далее автомашиной до
Алма-Аты, самолетом до Москвы и поездом до
Ленинграда. В поезде я лежал в проходе,
кашлял, и дышал как загнанная лошадь. Живу
я недалеко от Московского вокзала. Сережа
Зысин на машине довез меня до дома, помог
дотащиться до квартиры и, усадив в кресло,
уехал. С помощью Алены (жена) и ее друзей я
через несколько часов оказался в
институте пульмонологии, где мне был
поставлен одним профессором диагноз
сначала инфаркт, а затем уже молодым
хирургом фактический диагноз -
ознобление легких, после чего я
отключился, а когда пришел в себя, понял -
что все позади. И началась новая жизнь…
|