|
|
МЕНЯЮТСЯ ЛЮДИ…
Виктор Овсянников
– МС СССР,
Член-корр. Медико-Технической Академии наук РФ
25 лет без перерыва я занимался альпинизмом, ежегодно совершая в горах восхождения. Раньше не было МЧС, и если в горах случалось несчастье, то на помощь посылали инструкторов и разрядников. Спасработы запомнились мне не только работой на предельных физических возможностях, но и необходимостью работы, зачастую, с большим риском. Работали и под непрерывными камнепадами (Домбай, восточная стена, 5б к/тр., 2-ая Западная Шхельда – 4б к/тр.) и под мелкими снежными обвалами в лавинном желобе Гестолы – С стены, спускали ночью пострадавшего из-под пика Щуровского по Шхельдинскому леднику…
Это было летом, кажется, 1974 года. Наша группа только что вернулась в альплагерь “Шхельда” с восхождения, как после обеда меня по радио вызывают в КСП (контрольно-спасательная служба лагеря) и сообщают, что получили по рации сигнал бедствия от группы, вышедшей вчера на восхождение по маршруту 5б на пик Щуровского. В начальной части маршрута на ледовом склоне сорвался шедший первым руководитель группы Валера Маеркович и при падении ледорубом разорвал себе ягодицу: сильное кровотечение, возможны и другие повреждения, сам передвигаться не может, пытаются его спускать… Нужна срочная медицинская помощь и транспортировка.
Валеру я давно знал. Его привела в нашу альпсекцию Отраслевого Совета “Просвещения” ДСО “Спартак” сестра Неля. Просила тогда бюро секции взять его, боялась, что может спиться. Хорошо подготовленный физически, на наших глазах он быстро вырос до мастера спорта.
Получаем приказ: “Через 15 минут выйти с врачом, аптечкой и разборными носилками на спасаловку. Подойти к пострадавшему как можно быстрее, так как из-за большой кровопотери возможна “потеря” пострадавшего. Поэтому с собой не брать ничего лишнего. Продукты, веревки вам поднесет следующий за вами транспортировочный отряд…”.
Не помню, к сожалению, фамилий участников той спасаловки, но все они были настоящими спортсменами. Шли молча, так как это была не ходьба, а скорее марш бросок с грузом за плечами, останавливались лишь на 3-5 минут, чтобы поменяться самым тяжелым грузом – носилками (две части по 15 кг). Уже в сумерках вышли на ледник и в 9 часов вечера подошли к бергшрунду, с которого начинается стенной маршрут на п. Щуровского. Видим, что группа, связав веревки, спускает пострадавшего по крутому льду в спальном мешке. Через 5 минут принимаем мешок с Валерой на руки.
Чатын - Щуровского - Ушба.
Из мешка сочится кровь, пострадавший страшно бледен, с трудом говорит. Помню, он узнал меня, прошептал только одно слово: “Витя” и отключился. Врач оказывает ему какую-то помощь, но считает, что развязывать его и делать ему перевязку нельзя. Ждать вертолет до утра или второй спасотряд тоже нельзя – на снегу пострадавший может переохладиться (здесь высота выше 3000 м) и может не выжить из-за кровопотери, надо как-то его транспортировать вниз.
Но как транспортировать? – У нас нет ни одной веревки, а спускать надо по “закрытому” Шхельдинскому леднику, нет ни одного фонаря (уже наступила темнота, из-за облачности луны не видно), всего нас 5 человек. Ждать, когда спустится вся группа с ледовой стены – это потеря еще 1 – 2 часов.
Я командир спасательного отряда, мне принимать решение. Оно было принято сразу, как только я увидел состояние пострадавшего, – вниз немедленно и на максимально возможной скорости. Носилки уже собраны, укладываем на них пострадавшего, закрепляем и в 21:15 уже начинаем тащить его вниз.
Ребята робко высказывают свои опасения – идти придется без связок по закрытому леднику в практически полной темноте (видимость до 20-30 метров, ориентироваться можно только по профилям окружающих гор). В те годы у меня было отличное зрение даже в темноте. Я иду первым, выбираю дорогу. По верхнему снежнику идти было просто, но вскоре начались трещины. Определить их можно с трудом по проседанию снега и легкому изменению его цвета. Конечно, надеюсь, что мне повезет, и в трещину я не улечу. Но всем ребятам приказываю репшнурами привязаться к носилкам. (Мой репшнур ушел на крепление пострадавшего к носилкам, иду развязанным сознательно, чтобы психологически повлиять на транспортировщиков). В течение ночи двое все-таки провалились в трещины, повисли на руках и выбрались сами. Надеемся, что вскоре встретим второй спасотряд, но его все нет и нет.
Закончилась закрытая часть ледника, началось перетаскивание носилок через небольшие открытые трещины. Ребята уже вымотались до предела, начинает светать. Оставшиеся члены пострадавшей группы нас так и не догнали. Только в шестом часу утра на границе льда и каменистой морены нас встретил транспортировочный отряд.
Передаем носилки, прошу движение носилок организовать до лагеря без остановок из-за тяжелого состояния пострадавшего. Только после этого позволяем себе сделать отдых и перекусить. В лагерь наша группа добралась к 8 часам утра. Узнаем, что пострадавшего доставили в Тырныаузскую больницу, уже сделали операцию, и что теперь его жизнь вне опасности.
На разборе этих спасработ все мои действия были признаны правильными, и мне записали благодарность в инструкторскую книжку…
-------------
Через много лет, в 1996 году я участвовал в работе Международного Конгресса по лазерной медицине в Иерусалиме. К тому времени Валера уехал на ПМЖ в Израиль. Его сестра Неля жила в Гатчине, перенесла инсульт с тяжелым нарушением речи и движения. Заехал к ней перед отъездом, взял от нее записочку для брата.
Прилетаю в Израиль, в первый же день звоню Валере. Здороваемся, предлагаю встретиться (он живет в 2-х часах езды от Иерусалима). Он же ссылаясь на свою занятость (работает слесарем на какой-то фабрике), сообщает, что освободится лишь через 5 дней, и о встрече предлагает договориться в пятницу.
Заканчивается мой Конгресс, коллеги из Москвы предлагают вместе с ними ехать в г. Элат на Красное Море (они взяли на прокат машину и для меня есть место). Я вынужден отказаться, так как планирую встретиться с Валерой.
В пятницу в 16 часов он приезжает на взятой в кредит малолитражке. Разговаривает сдержанно, предлагает свозить меня на Мертвое море. Едем с ним на Мертвое море (от Иерусалима до пляжа на Мертвом море мы ехали около 50 минут), купаемся, он рассказывает о своей жизни: сколько процентов он выплатил по кредитам за квартиру, машину… Сообщает, что с женой (второй) живет раздельно, с ней не общается, даже не разговаривает, поэтому ей о моем приезде в Израиль даже не сообщил (“Если хочешь – звони ей сам”).
Поднимаю вопрос о его сестре. Спрашиваю: “Ты ей что-нибудь передавать будешь?” – “А зачем? C ней все ясно – поправиться она уже не сможет, пусть лучше присылает ко мне сына. Можешь ей передать, что помогать ей и присылать деньги я больше не буду“ (я цитирую его слова). Прошу его все-таки написать Нели хотя бы письмо. На обложке какого-то рекламного проспекта пишет короткую записку, которую потом мне было стыдно передавать больной женщине.
Он знает, что я собрался ехать на Красное море, но это не входит в его планы. Спрашиваю, а был ли он на Красном море за эти 4 года? Отвечает, что один раз поехал, но сломалась машина, отказал бензонасос, и вместо купания он чинил машину. Предлагаю ему довести меня до Элата и оплатить ему все затраты на бензин (к утру он гарантировано вернется к себе домой). Но он своего решения менять не хочет. Предлагает довести меня до ближайшей бензоколонки, где, по его словам, я смогу поймать попутную машину.
Через 10 минут доезжаем до этой бензоколонки и в 21 час прощаемся…
Около часа я ловил попутки у этой бензоколонки. В итоге на четырех попутках во втором часу ночи я добрался в г. Элат. Иногда меня высаживали прямо на пустынных перекрестках автострады в полной темноте.
Когда об этой ночной поездке узнали мои израильские друзья, они сначала не могли поверить, что меня одного ночью оставили на дороге. Несколько человек, независимо друг от друга говорили мне: “Неужели он не знает, что в Израиле сейчас за месяц арабы убивают около 30 человек – не из-за грабежа, а просто из-за мести, любых белых. Ты даже не понимаешь, что ночью один на дороге ты подвергался смертельному риску”.
Вот тогда я и вспомнил тот риск, на который шел на Шхельдинском леднике, спасая жизнь Валерия Маерковича.
Ну что ж – меняются люди.
Санкт-Петербург, апрель 2004 г
|
