|
|
ПОСЛЕСЛОВИЕ К ОДНОМУ СЕЗОНУ НА ПАМИРЕ
Владимир Кияев,
доктор наук,
профессор ЛГУ
Мой приятель, физик по специальности, работавший, как говорили раньше, «на космос», преподнес мне царский подарок – большую фотографию центральной части Памира, сделанную с борта орбитальной станции «Салют-6», с высоты 245 км. Снимок сделан летом, в ясную погоду, снега в долинах почти не было, цейсовская оптика обеспечила отличное качество изображения, поэтому горные хребты и ледники просматривались очень хорошо. Не нужно было даже сопоставления с картой, чтобы сразу же узнать те места, где несколько лет назад мы протопали многие десятки километров собственными ногами.
В июле 1987 года пятеро преподавателей-астрономов Ленинградского университета (В. Иванов, К. Холшевников, Н. Вощинников, С. Грачев и В. Кияев) выехали в Ош для дальнейшего следования в Мургаб. Официальная версия – поиски места с хорошим астроклиматом для строительства горной станции Астрономической обсерватории Университета. Версия была близка к реальной – в обсерватории ЛГУ действительно строился телескоп, его и в самом деле планировали вывезти в горы. Речь шла о Майданảке в Узбекистане или о районе Мургаба на Центральном Памире, где помещалась горная станция Пулковской обсерватории.
Экспедиция образовалась очень быстро, никого не пришлось приглашать дважды. Командировку в пограничный с Китаем район оформили по всем правилам – через первый отдел Университета и «Большой дом». На самом же деле, если немного уйти от официальной версии, хотелось просто сбежать из надоевшего города и походить в труднодоступных и малохоженных местах. Как оказалось, это было хорошей идеей – следующим летом в Оше начались столкновения между узбеками и киргизами, которые усиливались с каждым годом, чтобы в 1992 году достигнуть пика и вылиться в кровавую междоусобную резню. Памир превратился в «закрытый» район, где перманентно тлели вооруженные конфликты, и посещать его стало просто опасно.
Но тот июль в Оше был великолепен: дружелюбные гостеприимные люди, хорошая погода, ярчайшие краски и изобилие базара.
Горы Памира
Побродив несколько дней для акклиматизации среди вершин Малого Алая, мы выехали из Оша по Памирскому тракту. Маршрут был проложен заранее – от Оша около 300 км по тракту: через перевал Талдык и Алайскую долину, перевал Кызыл-Арт, Заалайский хребет. Далее, не доезжая немного до озера Кара-Куль, съезжаем с тракта в пустыню Маркан-су, по долинам рек Чиле и Кара-Джилга вдоль хребта Зулумарт на ледник Октябрьский, перевал Профсоюзов, далее вверх по леднику Большой Саук-Дара под южную стену пика Ленина.
Пустыня Маркан-су
Перевал Профсоюзов
Если будет возможность, подняться на обзорную вершину 6100 или 6200, их несколько в этом районе. Это была программа максимум. Времени отпущено месяц, люди все бывалые, не первый раз в горах, и при удачном раскладе её можно было выполнить.
И мы сделали всё, что смогли – вернее всё, что позволила нам погода. Все, кто был в это время на Центральном Памире, в один голос говорили, что давно не помнили такого сезона плохой погоды – в долинах туманы и дожди, наверху – метели. В нечастые, сравнительно ясные и теплые дни мы прошли намеченным путём до Саук-Дара, но идти выше не рискнули. Две тяжёлые ночевки «помогли» нам сделать правильный выбор: страшно не хочется, но в этот раз разумнее спуститься. Бог даст – придем ещё и пройдём дальше и выше, а сегодня – вниз! Пришлось отступить и с пасмурным настроением пройти в промозглом тумане весь обратный путь до Памирского тракта: как-будто чувствовали – нескоро вернемся сюда…
Несколько эпизодов из того памятного хождения. Проехав пустыню Маркан-су, шофер не рискнул у въезда в долину переехать вброд вздувшуюся реку, и нам впятером, проклиная всё, пришлось под насмешливый посвист сурков три дня перетаскивать 350 килограммов груза вдоль Кара-Джилги 18 километров до базового лагеря на леднике Октябрьский.
Видовой Памир
Хотя это оказалось чрезвычайно полезным в смысле дополнительной акклиматизации.
…Пограничный пост на перевале Кызыл-Арт по инструкции доложил в Мургаб, что должна прибыть астрономическая экспедиция. Когда «экспедиция» не появилась, заместитель начальника Памирского пограничного отряда лично помчался ловить нарушителей границы. И поймал-таки, взяв нас «тёпленькими», когда мы падали с ног после дневного перехода с тяжеленными рюкзаками. Он предвкушал, как доставит в Мургаб, выпотрошит и поставит на место зарвавшихся нахалов! Надо было видеть, как вытянулось его круглое лицо (по национальности товарищ подполковник оказался казахом), когда в подлинном, оформленном по всем правилам командировочном удостоверении с допуском на месяц в пограничный район он прочитал: «профессор Ленинградского университета В.В. Иванов». В следующем удостоверении было написано: «профессор К.В. Холшевников». Он в замешательстве посмотрел на оставшихся: «И вы тоже профессора?». Пришлось скромно потупиться – да, и мы тоже. Дальше документы не смотрели. На наше счастье он учился в Ленинграде и очень уважал науку. Пожурив нас для виду, что мы не поставили его в известность о работе столь ответственной экспедиции, выпив в палатке чаю с ленинградскими конфетами и пряниками (солдаты при этом часа полтора сидели в машине, и на мой вопрос, не отнести ли им чаю, был ответ – «не положено»), выслушав популярную лекцию по астрономии и взяв с нас слово, что мы на обратном пути навестим его в Мургабе, довольный подполковник отбыл восвояси.
…Несмотря на постоянно плохую погоду, было несколько тихих ночей с потрясающей прозрачностью, ради которой и строятся астрономические обсерватории в горах. Млечный Путь поражал невероятной яркостью и достоверностью звездных скоплений и рукавов. Отчетливо, невооруженным глазом были видны туманности, которые в городе и в сильный бинокль не всегда разглядишь. Из-за горизонта высовывался яркий многозвездный хвост созвездия Скорпион. На фоне пугающей тишины (шорох ветерка и журчанье ручья не в счёт) отчетливо слышался «голос» Вселенной. Становилось зябко – в такие ночи пронзительно ясно чувствуешь близость к Нему, создавшему всё это!
…Попытка подъема на обзорную вершину 6200.
Гора
Ребро простое, поднялись до 6000, но дальше становится очень опасно: видимость плохая, крутит метель, сильный ветер буквально срывает со склона. Устраиваем совет, что делать дальше. За спуск – трое, один воздерживается, пятый ругает нас последними словами: «Как же вниз, если до вершины рукой подать?». Благоразумие всё же взяло верх, но когда было решено спускаться, он сел и заявил, что идти нет сил! И действительно, пришлось ждать, пока он сможет подняться, и усиленно страховать на спуске.
…У ледника Большой Саук-Дара нашли место стоянки эстонской экспедиции, которая за несколько лет до этого почти в полном составе попала в лавину у южной стены пика Ленина. Остался в живых врач, не участвовавший в восхождении. После схода лавины он несколько суток прождал товарищей. Когда стало понятно, что погибли все, он сложил на гребне каменный крест и в одиночку прошел по ледникам и перевалам до Памирского тракта.
Саук-Дара. Крест 2
В лагере сохранились вещи восходителей, крупы в банках, чай, галеты, остатки снаряжения. День был тихий, теплый, и было обостренное чувство, что могут они скоро вернутся…
Вспоминаем ли мы о тяготах и лишениях, какими полон любой нормальный горный поход? Нет, конечно. Остаётся знакомое «горным» людям особое томительное и щемящее чувство потери, когда горы уже позади, а город ещё не взял в полон. Это сладкое чувство возникает снова и снова, оно не дает спокойно спать – и хочется опять назло всем (и себе самому!) взвалить на спину рюкзак под сорок килограммов, тупо брести по раскаленной долине, сбивать острыми камнями подошвы ботинок, резать фирном колени, стирать руки в кровь на дюльфере, замерзать ночами в качающейся от шквального ветра палатке и проклинать ту минуту, когда снова сделал шаг к Горе! И может быть в очередной раз вернуться ни с чем…
Но это «ни с чем» в очередной раз светлыми штрихами ложится в душу, в дневниковые записи, в письма, в стихи… А значит – оно навсегда с нами и с теми, кто будет удачливее нас, кто пройдёт не пройденные нами и новые, свои маршруты!
|
